ГЛАВА 6 КСАВЬЕР ФОКС

Пот стекает по моему лицу, течет за ушами и в глаза. Я бегу, легкие расширяются, когда порыв теплого морского ветерка дует в лицо.

Замедляюсь, приближаясь к травянистой тропе к пляжному домику. Опираясь руками на бедра, перевожу дух и мысленно глажу себя по голове за то, что не пил прошлой ночью. Пробежка с похмелья — это не весело.

Я поднимаюсь по лестнице в дом, в котором слишком тихо, когда оказываюсь внутри. Магнолия еще спит, что уже хорошо. Ей нужно поспать, после всего того веселья, которое у нее было прошлой ночью.

После быстрого приема душа и переодевания, направляюсь в сторону кухни и соображаю завтрак, подходящий для короля.

Магнолия спит, несмотря на весь шум и позвякивание.

Мне очень хочется проверить ее, но сопротивляюсь, делая выбор в пользу тарелки с едой для нее, которую накрываю прозрачной пленкой. Заверенный знак примирения.

Завтракаю в одиночестве во главе длинного стола, заставленного такими стульями, которые вы держите только для семьи и друзей. У Эддисон и Уайлдера должно быть много их. Я встретил Уайлдера несколько лет назад, когда только начинал продавать недвижимость, а он только начинал свою собственную инвестиционную фирму. Я подсказал ему о некоторых квартирах «SoHo», и мы сблизились. Он никогда в итоге не нанимал меня в качестве агента — у него уже был человек, — но мы поддерживали связь и стали друзьями.

Забавно, что первое место, куда отправилась Магнолия, когда решила не иметь со мной ничего общего, было агентство «Ван Клиф». Она чертовски хорошо знала, что мы с Уайлдером были друзьями, а Эддисон давно хочет сблизить нас.

Свист воды по трубам, которому предшествует легкая походка наверху, говорит мне, что Магнолия проснулась. Я заканчиваю завтракать, споласкиваю посуду и убираю ее.

— Что это? — спрашивает она через минуту, появляясь на другом конце кухонного островка. Она указывает на накрытую тарелку.

— Твой завтрак. — Я направляюсь к холодильнику и хватаю пакет апельсинового сока. — У тебя выдалась вчера веселая ночка. Тебе нужно поесть.

Уверен, Мэгс проклинает меня внутри за то, что указываю ей, что делать, но есть что-то странно приятное в том, чтобы заботится о женщине, которая отказывается от того, чтобы с ней нянчились. Обычно это приносит незначительные плоды, как дразнящая улыбка, с которой она борется, сверкает в ее глазах, когда не хочет, чтобы я знал, что в тайне ей это нравится.

Только в этот раз она смотрит мимо меня с сжатыми губами. Она выглядит усталой, потирая виски, и прищуривается, пока ее глаза привыкают к заполненной светом кухне. Я прислоняюсь к стойке, скрестив руки, когда она присаживается и подвигается.

— Спасибо тебе за это. — Мэгс разворачивает пластик и поднимает вилку, ковыряясь в яичнице, и переворачивает кусочек бекона.

По-прежнему придирчива, как и прежде.

— Соль и перец в яйце, — говорю я. — Бекон из индейки. Тост с зернами и натуральным маслом. Ничего особенного.

Она кусает тост, а я приношу ей небольшую чашечку яблочного сока. Разговор прекращается. Никакого звука, кроме стука столового серебра о фарфор.

— Как самочувствие? — спрашиваю я через несколько минут, поскольку не могу вынести минуту этой неловкой напряженности между нами.

— Отлично.

Я на это не куплюсь.

Мэгс делает женственный глоток сока, смотря в окно на беспокойные волны, разбивающиеся о пляж. Забавно, какими спокойными они были этим утром. Сейчас они кажутся взволнованными.

— Ты многое помнишь о прошлой ночи? — спрашиваю я.

— Ничего. — Она ставит стакан на стол с неизменным глухим стуком, возвращая внимание к тарелке.

Я с удовольствием расскажу ей.

— Мы поцеловались.

— Этого не произошло. — Ее слова монотонны, и она даже бровью не повела.

— Откуда ты знаешь, если ничего не помнишь?

Я присаживаюсь рядом с ней, мысленно желая, чтобы она расслабилась, черт возьми.

— Я бы не стала этого делать.

— Я поцеловал тебя прошлой ночью. — Перехожу к делу. — И ты ответила на поцелуй. Не уверен, что ты знаешь пьяную Магнолию, так хорошо, как думаешь.

— Ты поцеловал меня? — морщится она, роняя вилку с поспешным звоном в тарелку. Ее глаза избегают моих, и она качает головой. — Зачем ты это сделал, Ксавьер?

— У меня не было выбора.

— Ты мудак. — Мэгс отодвигает наполовину законченный завтрак от себя и поднимается.

— Куда ты? — Она не отвечает. — Я не жалею о том, что поцеловал тебя, — кричу ей вдогонку. — Прошу заметить.

Она топает вверх по лестнице, бормоча что-то, что не могу разобрать. Я направляюсь к лестнице, ухмыляясь, поскольку Мэгс продолжает подниматься.

— Хочешь об этом поговорить? — Я пинаю осиное гнездо хорошо и до основания.

— Не о чем говорить. — Магнолия останавливается, когда достигает вершины, оборачиваясь, чтобы взглянуть на меня. Ее руки взлетают в воздух, пока пряди диких взлохмаченных волос прилегают к лицу. — Если я не помню этого, тогда этого не было. И тебе должно быть стыдно пользоваться мной.

Все еще не жаль.

Стоп. Мне жаль.

Мне жаль, что она отказывается вытащить свою голову из задницы и нормально поговорить со мной.

— Что я сделал, чтобы вызвать такую ненависть, Магнолия? — Теперь кричал я, поскольку все мои внутренности уже разогрелись. Мне нужен чертов ответ. Один прямой ответ. Я заслуживаю чего-то. Вы не трахаете лучшего друга всю ночь напролет, а затем разрываете все связи на следующее утро, не сказав ни слова.

Ее челюсть падает, темный брови поднимаются, словно моя дерзость шокирует и приводит Магнолию в ужас.

Поднимаюсь на две ступеньки. Если она не собирается дать мне ответ, я поднимусь туда и достану его из нее. Я чертовски уверен, что не ожидал увидеть ее на этих выходных, но не собираюсь провести остаток жизни, обвиняя себя, что не воспользовался возможностью, когда у меня был шанс.

— Что ты делаешь? — Она складывает руки.

— Поговори со мной. — Каждый мой шаг к ней отдаляет ее все дальше, пока Мэгс не прижимается спиной к стене.

— Здесь не о чем говорить. — Ее подбородок поднимается, останавливая дрожащий взгляд на моем с настойчивым упорством. — Твой поступок. Наши дороги разошлись. Конец истории.

— Нет. — Я качаю головой, а ладонь сжимается в воздухе, поскольку мне хочется что-то придушить. Эта женщина держит мое сердце между зубами, разрушая во мне сильную любовь, но я отказываюсь верить в эту чушь с ее версией. — Что-то случилось, Магнолия. Я провел с тобой ночь. Рассказал тебе о своих чувствах. Мы занимались любовью три раза за ночь. На следующее утро, тебя уже не было. Физически и эмоционально.

— Я не хочу говорить об этом. Я знаю, что видела. Я знаю, что слышала.

— Магнолия, о чем ты говоришь?

Поцелуй.

Поцелуй решит все прямо сейчас.

Если бы она могла почувствовать мои чувства к ней, которые должна знать.

Возможно, она бы передумала.

— Мы созданы друг для друга. — Я шагаю к ней, только вот Мэгс отшатывается, когда тянусь к ее подбородку. — Не знаю, чем причинил тебе боль, но ты должна сказать мне, как это исправить.

— Ты не сможешь.

Я вздыхаю, опуская руку от ее лица, и мгновенно скучаю по поцелую, который почти украл.

— Что ты от меня хочешь? Ну, Магнолия?

— Просто... уйди. Пожалуйста. — Она ускользает от меня, направляясь в комнату.

Я не отступаю легко, если вообще когда-либо отступал. И уж точно не собираюсь уходить из этого обмена любезностями неудовлетворенным, как когда собирался вступить в него. По крайней мере, положу чувство собственного достоинства к ее ногам, но чертовски уверен, что оставлю последнее слово.

— Хочешь, чтобы я ушел? Отлично. Я уйду. Но ты должна знать кое-что.

— Что? — Магнолия не смотрит на меня, но ее повернутого ко мне уха достаточно, чтобы знать, что она хочет услышать.

— Я никого не любил, кроме тебя. Возможно, что это пугает тебя. Возможно, что ты не купишься на это. Не знаю. Но, это может быть последний раз, когда у меня есть шанс сказать тебе это, и ты должна знать. До тебя не было никого, как и с тех пор.

Магнолия отворачивается от меня, прижимаясь подбородком к груди и вытирая глаза тыльной стороной ладони.

Какое-то крошечное мгновение уверен, что она возвращается ко мне.

Я совершил прорыв.

Расколол эту алмазную крепость внешней ее стороны.

Дыхание приостанавливается.

Стоя спиной ко мне, она поворачивает ручку двери и исчезает за ней.