ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— ТЫ хорошо выглядишь, — сказал Джон Дрейтон с противоположного конца каюты. — Солидно. Совсем взрослым стал. Я помню, когда ты был болен. Ты продолжал поднимать животных, потому что не мог примириться с чей-то смертью. Я так понимаю, ты теперь смирился с этим.

Джордж внимательно посмотрел на человека, стоявшего перед ним. Задача состояла в том, чтобы сдержать свой гнев и оценить его, как бы он оценил любого другого противника. Годы были нещадны к Джону, но он был в добром здравии. Он явно хорошо питался, потому что имел пару лишних килограммов. В воздухе каюты витали пряные нотки его одеколона. Его одежда была хорошего покроя из хорошей ткани. Его волосы были профессионально подстрижены, что льстило его лицу. Джон Дрейтон был тщеславным человеком и любил тратить на себя деньги.

В воспоминаниях Джорджа он оставался большой, высокой тенью. Он помнил, что тот был забавным. Он любил пошутить.

Эта мысль заставила порочную часть его души пуститься в галоп. Шутки. Правильно.

Первые полтора часа Джон держал рот на замке, вероятно, ожидая, когда Джордж заговорит. Ожидая типа: «Отец, как ты мог бросить нас?» и «Отец, я так ждал, когда ты вернешься!» Ожидая какого-нибудь импульса, какой-нибудь подсказки или рычага, с которых можно начать разговор. Продолжай ждать, подонок.

Большинство людей плохо переносят молчание, и Джон сделал ставку на него и проиграл. У Джорджа не было проблем с молчанием. Это был эффективный инструмент, и он видел, как манипуляторы «Зеркала» использовали его с большим эффектом. Наконец поняв, что никаких упреков он не дождется, Джон решил начать разговор и прощупать слабые места. Джордж достаточно понаблюдал за допросами «Зеркала», чтобы догадаться, каким будет наиболее вероятный ход этого разговора: Джон попытается преодолеть пропасть между шестилетним болезненным ребенком, которого он оставил позади, и шестнадцатилетним парнем, которого он видит сейчас.

— Помнишь, что я сказал тебе, когда уходил?

Ну, как открытая книга.

— Я сказал…

Позаботься о семье, Джорджи, присматривай за сестрой и братом.

— …чтобы ты присматривал за сестрой и братом вместо меня. Ты хорошо поработал. Джек до сих пор жив, это уже кое-что. Не так-то просто было дать свершиться этому чуду.

Что ты об этом знаешь? Что ты знаешь о Джеке, о его ярости, о том, что он не понимает, как думают люди; о том, как Роза тратит часы, чтобы уговорить его вернуться к человечности? Что ты знаешь, слизняк? Ты ничего не знаешь о нашей семье. Ты предпочел ничего не знать.

— Как Роза?

Где ты был, когда она пахала, как проклятая? О, ну да, проще разбогатеть от страданий, насилия и боли.

— Ты боишься говорить со мной, Джордж? — Джон хлопнул ладонью по столу. — Черт возьми, парень. Расскажи мне, как поживает моя дочь!

Джордж придвинул Линду на шаг ближе.

— Сделаешь так еще раз, и я дам ей волю грызть твою шею, медленно, по одному кусочку за раз. Роза будет в восторге, когда я принесу ей твою голову.

Джон отшатнулся. В его глазах промелькнул страх. Он быстро спрятал его, но Джордж его заметил. Да, он знал такой типаж. Джон сделает что угодно, скажет что угодно, лишь бы избежать физической боли и наказания. Больше всего на свете он боится ответственности.

— Ты не сделаешь этого, — сказал Джон. — Не Джорджи, которого я помню. Джорджи, которого я помню, был добрым.

— У Джорджи, которого ты помнишь, был отец. — Он понимал, что не должен был реагировать на выпады. Теперь уже было слишком поздно.

Лицо Джона просветлело.

— У тебя он все еще есть. Послушай, я знаю, что поступил с вами, ребятки, нехорошо. И я не собирался зарабатывать на жизнь тем, чтобы переплавлять рабов. Я просто, как бы, оказался в этом деле.

— Расскажи. Как можно оказаться в работорговле?

— Точно так же, как падаешь во что-нибудь. — Джон развел руками. Он все больше оживлялся, радуясь, что нашел общий язык. — Тебе не хватает денег, и однажды в порту мужчина спрашивает, не хочешь ли ты заработать немного легких денег.

Легких-прелёгких. Не нужно беспокоиться о таких ничтожных вещах, как о чести, честности и хорошем сне по ночам.

— Это единственный вид заработка, который тебя когда-либо интересовал, не так ли? Легкие деньги.

— Эй, я работаю не покладая рук, как и все остальные. Просто в какое-то время мне не везло. — Джон наклонился вперед. — Джорджи, послушай меня. Что бы ни случилось, я все равно твой отец. Я неплохо устроился здесь, и я хотел приехать и найти вас, ребята. Я все думал: «Еще разок метнусь, получу еще немного денег, а потом смотаюсь». Но сейчас я нахожусь на плаву, и меня тошнит от этих задниц-работорговцев. Знаешь, мы можем подняться. Ты и я. Я могу показать тебе, что к чему, и ввести в семейный бизнес. Я хороший моряк, Джорджи. Позволь мне сказать тебе, что когда выходишь в океан и оставляешь берег позади, это что-то. Только сапфирово-голубая вода повсюду на многие мили. Вода, ветер и небо. Так можно ощутить вкус свободы, ожидая приключений с раскрытием тайн.

Он был хорош.

— А как же Джек?

Джон пожал плечами.

— А что с ним? Джек хороший парень. Не сошел с ума, как люди из его породы.

— Его породы?

Джон наклонился ближе.

— Да ладно тебе, Джорджи. Мы все это знаем. Роза моя, ты мой, но Джек никогда не был моим. Чтобы быть тем, кто он есть, один из его родителей должен был быть перевертышем, а перевертышей нет ни в моей семье, ни в семье твоей матери. Я проверил. Мой отец не был одним из них, моя мать не одна…

Джордж с трудом сдержался, чтобы не заскрежетать зубами.

— Родители не были перевертышами, и со стороны твоей матери тоже никто не был перевертышем три поколения назад. Твоя мать, она не была плохой женщиной, но у нее были проблемы. Думаешь, было легко, зная, что она раздвигает ноги перед каждым ублюдком, проходящим через город? Мне было больно. Мне было очень больно, но я смирился. И ты тоже должен. Ты всегда заботился о Джеке. Роза и твоя бабушка взвалили на тебя это бремя, и я никогда не думал, что это справедливо. Каждый заслуживает передышки, Джорджи. Каждый. Присоединяйся ко мне. Джек может сам о себе позаботиться. А потом, когда ты подрастешь и я буду готов уйти на пенсию, ты сможешь взять все на себя. Этот корабль назван не только в мою честь. Он назван в твою честь тоже.

Нет, это не так. Он посмотрел Джону в глаза и увидел в них холодный расчет. В этот момент Джордж понял, что умрет, как только они вступят на землю. То, что от него останется, найдут позже, покачивающегося на волнах с перерезанным горлом и растерзанным рыбой телом. Мой собственный отец.

— Спасибо, но у меня уже есть карьера.

— Что за карьера? — Джон многозначительно оглядел его лохмотья. — Если она у тебя и есть, то, судя по всему, платят не слишком хорошо. Не обижайся мальчик, но ты можешь зарабатывать больше. Или ты говоришь о тех бандитах? Это никуда не годится. Мы подобрали тебя возле Келены, это значит, что это либо Рук, либо семьи, либо Джейсон Пэррис, и это должен быть Пэррис, потому что семьи знают лучше, а Рук любит вести свое шоу лично, а я его не видел. Я прав? Я прав. Пэррис — хищная акула, вот кто он. Головорез. Ты можешь лишить человека жизни, Джорджи? Подумай об этом, потому что ты должен стать холодным, расчетливым убийцей, чтобы быть в его компании.

— Я не с Джейсоном Пэррисом. — Джордж откинулся назад.

— Тогда с кем же ты?

Джордж сунул руку в рукав, вынул монету, которую держал на предплечье, и бросил ему.

— Я из тех, кто ловит хищных акул.

Джон поймал монету. Магический заряд кусал его пальцы крошечными искрами. Он вздрогнул. Поверхность монеты потекла, превращаясь в миниатюрное зеркало. Каждый агент «Зеркала» носил такое с собой. Некоторые носили его как кольцо, у некоторых было в форме серёг, а некоторые вставляли его в рукоять ножа. Он выбрал монету. Это казалось вполне уместным.

Джон уставился на свое отражение. Кровь отхлынула от его лица. Джон уронил монету, словно она была горячей.

— Я несовершеннолетний с третью степенью, отец. Я начал, когда мне было четырнадцать. Мой счет миссий — двенадцать, десять удач и два провала. Мой счет убийств — семь, я очень хорошо владею рапирой. Через два года, когда я закончу обучение, я стану самым молодым полноправным агентом в новейшей истории «Зеркала». Так совпало, что еще через два года я к тому же закончу Бразильскую Академию, так как сдал вступительные экзамены и сдал их на отлично. Для меня есть место в Дипломатическом корпусе.

Джон Дрейтон уставился на него, и его лицо обмякло от потрясения.

— Видишь ли, отец, если мне когда-нибудь захочется поиграть в моряка, мне либо предоставят судно, либо я его куплю сам. Учитывая, что теперь меня зовут Джордж Камарин и герцог Южных провинций считает меня своим внуком, я могу позволить себе целый флот. Небольшой, но вполне достаточный. — Джордж улыбнулся, сдержанно оскалив зубы. — Я уже сделал в своей жизни больше, чем ты можешь надеяться. Твои обещания грандиозной контрабандистской жизни меня не привлекают, так что помолчи, отец. Я борюсь с сильным желанием убить тебя, и мне бы очень не хотелось оступиться и прикончить тебя до возвращения Джека.

В дверь постучали костяшками пальцев.

— Войдите, — сказал Джордж.

Дверь распахнулась. Ричард протиснулся внутрь, стараясь держаться левой стороны. Его левая рука покоилась на перевязи. Он смыл свою маскировку и стал похож на самого себя. Джек следовал за ним, поддерживая Шарлотту. Она же выглядела как тень прежней себя: бледная, измученная и болезненная.

— Вы попали в неприятности? — спросил Джордж.

— В некоторые, — ответил Ричард. — Какие-нибудь проблемы?

— Нет. Просто разговариваю с покойником.

Джон облизнул губы.

— Что я тебе такого сделал, что ты меня так ненавидишь?

— Команда, с которой ты должен был встретиться у Келены, преследовала меня, — сказал Ричард. — Я Охотник.