— Я ненавижу эту работу, — признался Эд, — но она мне нужна. Хотя бы из-за страховки.

— Чем бы ты хотел заниматься, — спросил Лори, — если бы имел возможность выбирать?

— Я бы играл в футбол, — горько засмеявшись, ответил Эд. — Всю жизнь.

— Ты когда-нибудь думал о тренерской работе? Ты ведь хорошо ладишь с детьми.

— Это не работа.

— Но может ею стать, верно? — спросил Лори, опустившись на диван и поджав под себя ноги. — Например, в школе?

— Для этого нужно быть учителем.

— Хм. — Лори сделал паузу. — Ты будешь хорошим учителем.

— Ты бы понравился моей маме. — Эд вздохнул. — Я изучал подобные варианты некоторое время назад. В нашем Центре была открыта вакансия помощника директора. Но оплата... низкая. Я не смогу жить в этой квартире и работать там. Плюс страховка.

Лори задумчиво прикусил губу и сдался.

— Да, это тяжело.

— Это жизнь. — Эд прочистил горло. — Что насчет тебя? Тебе нравится преподавать? Или ты хочешь вернуться на сцену?

Вопрос был настолько неожиданным, что Лори замер.

— Сцена? Нет. Нет-нет, спасибо.

Эд засмеялся.

— Но у тебя выступление на следующих выходных!

Только от одной этой мысли Лори затошнило.

— Это особое исключение. И больше не повторится. Преподавание не мое.

— Конечно, — согласился Эд. — Наверное, скучно. Преподавание — это своего рода выход на пенсию? Почиваешь на своих лаврах?

— Наверное, — ответил Лори, но картинка, созданная Эдом, казалась пустой. Так о нем думал Эд?

После они говорили, но избегали сложных тем. Лори хотел спросить, беспокоит ли Эда шея, но понимал, что эта тема только расстроит, поэтому промолчал.

Он думал об Эде всю неделю, и к собственному удивлению, особенно много, когда приехал навестить отца и мать.

По пути он представил, каково было бы пригласить Эда на ужин к родителям. Интересно, сможет ли Эд очаровать его мать, или они будут пикироваться? Его отец, вероятно, зароется лицом в газету.

Кэролайн, конечно, сразу взялась за него и свою любимую кампанию «возвращение сына на сцену». Лори получил короткую передышку, когда они отправились в конюшни. Он давно не садился на лошадь, и навыки, которые и ранее не были выдающимися, значительно ухудшились. И как результат — когда вернулся в конюшню, чувствовал себя ужасно.

— Ты должен ездить верхом чаще, — упрекнула его мать. — Когда-то ты подавал надежды.

Лори поморщился, потирая спину.

— Лошади — это твои амбиции, не мои.

— Лори, и какие у тебя амбиции сейчас?

Передышка закончилась. Он вздохнул.

— Мама, оставь это.

Кэролайн закрепила поводья лошади к стойлу и повернулась к Лори, уперев руки в бока.

— Ты ничем не занимаешься, только скачешь вокруг своей студии, позволяя этой Мэгги управлять собой, как суррогатной женой. Если ты не в студии, то сидишь дома. — Мать сморщила нос. — Или в этом Центре. Честно говоря, Лори, что ты пытаешься доказать?

— Я не пытаюсь ничего доказать. Я работаю волонтером в Центре, потому что помогаю Вики. Моя мама воспитала во мне веру, что благотворительность — важное дело.

— Не дерзи. — Кэролайн скрестила руки на груди и подняла бровь. — Скажи мне, когда ты собираешься вернуться к жизни? Выступление для Оливера — хорошее начало, но, дорогой, это просто все не то. Ты должен вернуться туда. Тебе нужно вернуть свое место.

Лори фыркнул.

— Я потерял свое место давным-давно.

— Тогда создай новое. Начни с малого. Этой весной намечается благотворительный вечер. Исполни ведущий номер. Покажи всем, насколько ты хорош. Напомни им, Лори, покажи им.

— Мама, я не хочу выступать, — отрезал Лори.

Она на мгновение поджала губы, и когда ее самообладание уступило место раздражению, покачала головой.

— Ты такой талантливый. Перспективный. Ты можешь делать все, что захочешь. Но ничего не делаешь. Ты можешь быть лучше. Лори, ты заслуживаешь лучшего.

Обычно к этому моменту Лори выходил из себя, но не сегодня. Сегодня он просто устал.

— Может продолжим спор за тыквенный пирогом? Я умираю с голоду.

К его облегчению, Кэролайн больше не лезла к нему. Он ел пирог в относительной тишине. Единственный звук — шум футбольного матча, который отец смотрел по телевизору. Но позже, лежа в кровати, Лори обдумывал разговор с матерью. Что она имела в виду, когда сказала, что Мэгги управляет им как суррогатной женой? Жена? Это было смешно, и он должен был так ответить. Он и Мэгги были деловыми партнерами, и на этом все. Они не были женаты ни в прямом, ни в переносном смысле, и никогда не будут.

Но то, что звучало еще хуже, чем его предполагаемся роль в жизни Мэгги — настойчивое утверждение матери, что он заслуживает лучшего. Лори знал, что именно, по ее мнению, он «заслуживает», и не было никакого способа убедить ее в этом, кроме как… заслужить.

Интересно, что он заслуживает?

Он вспомнил замечание Оливера о своем отце, которое никак не мог забыть. Которое до сих пор эхом отдавалось в голове даже спустя несколько недель, стимулируя боль — мысль, что у него нет ничего, абсолютно ничего, о чем можно было бы поговорить с отцом, кроме разве что вопросов типа «осталась ли подливка для пирога». Он не пытался привлечь внимание отца. И перестал пытаться уже давно. Были времена, когда он серьезно задавался вопросом: А был ли этот человек его отцом? Возможно, однажды ночью его мать и Оливер напились, а затем решили не рассказывать мужу о случившемся. Это гораздо больше подходило на правду, чем то, что он и Альберт Паркер имеют один общий ген. И все же это не так. Лори унаследовал телосложение и темперамент матери, но у него было лицо отца, нос и даже челюсть. Кроме того, навряд ли Оливер может напиться до такой степени, чтобы заняться сексом с Кэролайн Паркер. Вероятно, сначала он бы умер от алкогольного отравления.

Его отношения с отцом могли быть лучше? Что с ним не так?

Вспомнился пьяный Эда, который настаивал, что Лори ни в чем не виноват и уверял, что с ним все в порядке. Лори отчаянно желал, чтобы Эд оказался прав. Он устал от чувства вины. Устал зализывать раны и прятаться в своей студии. Дело было не в отце или матери, или в Поле, или в чем-то еще. Просто он больше не хотел танцевать. Не так. Не на больших блестящих сценах Нью-Йорка или Торонто или в другом месте, где деньги правят миром. Возможно ли, что именно это, а не вина, сдерживало его. Лори ведь не наказывал себя, и он ничего не хотел. Но так ли это? Действительно ли он ничего не хотел? А что он хотел? Что он хотел делать? В долгосрочной перспективе?

Воспоминание о губах Эда, скользящих по его груди в темноте, вспышкой появилось в его сознании.

Эд, обнимающий его во время танца.

Улыбающийся Эд.

Эд наклонился к нему, закрыв глаза, для поцелуя.

Эд, уязвимый и грустный, нуждающийся в объятиях и заверении, что все будет хорошо.

Лори повернулся на бок и теснее прижался к подушке. Он хотел Эда. Хотел танцевать с ним. Быть с ним. Лечь с ним в постель.

Но это не может стать жизненной целью. Это не карьера. Это не то, что имела в виду мать, не то, что он должен хотеть.

За исключением того, что он на самом деле хотел Эда. Это было все, что он хотел.

«И что ты будешь делать, когда наскучишь ему? Что произойдет, когда сексуальный футболист устанет от танцора? Что произойдет, когда Эду повстречается нужный мужчина? Что заставит его остаться с тобой? Лучше подумать о работе. Лучше хотеть чего-то другого, что-то, что ты сможешь контролировать. То, что ты знаешь, то, что ты можешь достичь в будущем».

Но как бы Лори ни старался, единственное, о чем он мог думать — это Эд.

Лори, крепче вцепившись подушку, закрыл глаза в тщетных попытках уснуть.

***

День Благодарения Эд провел неплохо, хотя и излишне спокойно. Он бы хотел, чтобы его сестра присоединилась к семье, потому что вечер не был похож на праздник, когда их было только трое: он и родители. Он чувствовал себя одиноким и пожалел, что не пригласил с собой Лори.

Позже, на неделе, Эд позвонил ему. Он нервничал, что, возможно, звонит слишком часто, но Лори, похоже, не возражал.

— Как прошел твой день с семьей?

— Хорошо, — ответил Лори.

Эду этот ответ показался чересчур вежливым. Он снова мысленно пнул себя за то, что не пригласил Лори.

— С нетерпением жду субботы, — сказал он совершенно искренне. — Я получил билет.

— Ох. Да. — Лори прочистил горло.

Упс… Эд вцепился в телефон.

— Мне приходить?

— Да, — быстро ответил Лори. — Все хорошо. Это… это просто… — Он вздохнул. — Я нервничаю.

Эд засмеялся.

— Что? — Но Лори не было смешно. Он молчал.

— Ты правда нервничаешь? Но почему? Ты же выступал на лучших сценах! Бродвей и так далее.

— Это было давно. — Лори замолчал. Эд услышал нервозность в его голосе. — Честно, если бы у меня была возможно отказаться, я бы не выступал. Но так получилось — меня втянули в это дело. Я не совсем готов снова выйти на сцену, даже на эту.

— Ты выступишь великолепно, — уверенно сказал Эд. — Я не сомневаюсь.

— Что ж, — ответил Лори мягко, почти нежно. — Мне будет приятно знать, что ты… — Он снова замолчал и вновь прочистил горло. — Надеюсь, ты прав. И надеюсь, ты не посчитаешь, что зря потратил время.

Эд был готов поставить миллион долларов, что Лори собирался сказать: «будет приятно знать, что ты в зале». От этой мысли он почувствовал растекающееся внутри тепло.

— Не могу представить даже такую мысль. — Он улыбнулся. — В любом случае, ты будешь в лосинах. Ты можешь просто стоять на сцене и ничего не делать, и я буду счастлив смотреть на тебя в них.

— Это детский спектакль, — упрекнул Лори, но без запала. — Ничего непристойного.

— Я оставлю это на потом, — пообещал Эд.

— Хм, — произнес Лори, его голос звучал мягко.

Боже, Эд хотел быть рядом с ним. Или чтобы Лори был здесь, рядом с Эдом.

Он оглядел квартиру и нахмурился. Ну, нет. Не здесь. Не сейчас.

— Говоря о после, — продолжил Лори, — приходи за кулисы после представления. В мою гримерную. Пройдет какое-то время прежде, чем я смогу покинуть театр, и я не хочу, чтобы ты ждал меня в вестибюле. Я имею в виду… Я полагаю… думал, что у тебя есть идеи, чем заняться после представления.