Он не сочинял, не демонстрировал, не выступал. Он просто позволил музыке перемещать его по комнате, позволяя ей забраться под кожу, в кровь, овладеть телом. Не было ни одного движения, чтобы угодить судье или ослепить аудиторию. Он не думал. Он не планировал. Просто двигался. И в этих движениях нашел легкость, которая была необходима, но не знал об этом; спокойствие, о котором он забыл, что даже не пытался найти. Бездушный темп утра, грусть прошлого, страх будущего исчезли, оставив только танец. Оставив его цельным, сильным и уверенным.

И потом он почувствовал, как словно медленный прилив пришла тоска. Тоска слилась с воспоминаниями ощущения рук Эда на его теле, когда учил его танцевать. Запах Эда, который он ощущал в своей кровати и вкус поцелуя. Это было душераздирающее желание. Которое должно было притормозить Лори. Но Лори был артистом. Поэтому он использовал свой страх как топливо, впихнув в танец, раскрывая себя в движении, как никогда не позволял себе ранее. Позволил тоске по Эду наполнить его, вкладывая ее в каждый поворот и резкую боль в каждой арабеске. Думая о возможной встрече вечером, Лори опустил все и позволил себе представить, как это будет. Позволить себе желать.

Когда порыв прошел, он остановился. Капал пот, дыхание было тяжелым. В груди горело, руки и ноги болели. Но он чувствовал себя обновленным и не чувствовал усталость. Улыбнувшись, Лори выключил музыку и, прислонившись к стене, вытер лицо краем футболки.

Он уже потянулся к бутылке воды, которую поставил рядом с плеером, когда внимание привлекло движение в другой части комнаты. Дверь была чуть приоткрыта, но тут же быстро захлопнулась. Лори показалось, что он заметил вспышку ярко-зеленого цвета.

Попыталось нахлынуть смущение, но не достигло цели. Танец сделал свое дело. Лори чувствовал себя хорошо. Чувствовал себя освобожденным и энергичным. Он подумал о предстоящем выступлении и не дрогнул.

Он подумал о ночи с Эдом, и его кровь загудела.

Осушив бутылку с водой, Лори вытер губы и оттолкнулся от стены.

Пришло время танцевать.

***

В последний раз Эд был в Государственном театре года два назад. И вообще он не часто ходил в театры в центре Миннеаполиса. Театр был хорошим, кресла — удобными. Элегантный и богато декорированный зал, стены позолочены, и светильники переливаются в хрустале. В последнее посещение он чувствовал себя голым. Но не вспоминал об этом до сегодняшнего вечера.

На этот раз Эд оделся по случаю. У него не было нарядной одежды. Чёрт подери, он работал в офисе. Но благодаря уборке вспомнил, сколько у него одежды и облачился в костюм, который его мама в последний момент достала с глубины шкафа и даже успела привести в порядок. Но Эд, естественно, был не из тех, кто носит костюмы каждый день, а театр предназначался тем, кто знал в них толк. Что напомнило ему — Лори был таким мужчиной.

Но единственное, что не понимал Эд и что терзало его, пока он усаживался на свое место и ждал начала представления — почему он вдруг забеспокоился об этом. Именно навязчивая мысль, что Лори увидит его квартиру, побудила его убраться, когда до этого никто и ничто не могли заставить. Потому что Лори был важен для него. То, что Лори волновался о нем, было важным, и это немного выбивало Эда из колеи. Еще полтора месяца назад он регулярно травил тренера по аэробике и с трудом мог вспомнить его имя. Теперь же он словно одурманенный страстью любовник. Впрочем, им он, собственно, и был. Или хотел быть. Или что-то в этом роде.

Эд откинулся на спинку кресла и потер лоб. Закрыв глаза, он почувствовал смущение. И как, чёрт возьми, он сюда попал? У них ведь даже секса не было, за исключением того пьяного эпизода, который он никак не мог вспомнить. Только поцелуй. Ладно, два поцелуя.

Но они танцевали. Маринуясь в тоске и замешательстве. Эд признал, что именно танец стал началом.

Эд выругался про себя и поерзал в кресле. Чёрт, это было самым большим «динамо» в его жизни, и хуже всего было то, что он не мог понять, кто из них дразнил кого.

Размышления о соблазне привели к вопросу, сможет ли он сегодня попробовать член Лори.

На крайняк, он надеялся увидеть его в лосинах.

— Опусти ноги, Маурер, и дай мне сесть на мое гребанное место.

Эд резко выпрямился, моргнул, увидев знакомое лицо, с игривым выражением наблюдающее за ним.

— Дуон? — Он снова проморгался. Затем заметил Вики и несколько детей из центра позади Дуона. — Что за чёрт? Что вы здесь делаете?

— Мы здесь, чтобы подстричь газон. Как ты думаешь, какого хрена, чем мы тут занимаемся? — Дуон снова толкнул Эда. — Двигайся, нам пришлось тащиться целую милю, потому что припарковались хрен знает где. Дай мне, наконец, усадить задницу.

Эд встал, пропуская детей. Их было десять плюс Вики. Она села между детьми. Дуон занял место рядом с Эдом.

— Лори дал нам билеты, — объяснила Вики, видя замешательство Эда, — сегодня днем.

Эд кивнул, все еще слегка сбитый с толку.

— Не думал, что ты ходишь на балет, — сказал Эд.

— И тебе того же, — парировал Дуон и огляделся. Он выглядел так, будто старался подавить впечатление, которое на него производил театр. И проиграл. — Приятель. Я будто на приеме у королевы во дворце или типа того.

— Да, — согласился Эд, и это было все красноречие, на которое он был способен. На самом деле, ему стало легче из-за сидящего рядом Дуона, — теперь как рыба на суше выглядели оба.

Свет замерцал и затем потускнел.

Было здорово. Эд смутно помнил сюжет, но представление было достаточно загадочным, и он втянулся. Да, выступающие дети определенно были любителями, но, несомненно, милыми. Ему было приятно видеть многочисленные семейства: тети, дяди, бабушки и дедушки — потому что, честно говоря, даже он понял, что они все присутствовали ради своих отпрысков. И он вспомнил о своей юности, как мама ходила на все его игры, а отец на заднем дворе учил бросать мяч. И он тут же затосковал — пусть и совсем немного, чего он никогда не ожидал — по своей собственной семье. Он никогда по-настоящему не задумывался, хочет ли детей, потому что без партнера полноценная семья не имела смысла. Поэтому решил, что должен начать с партнера, а потом уже все остальное.

Он подумал, каково было бы иметь детей с Лори.

Рядом с ним Дуон поменял положение тела, и Эд, насколько было возможно в его положении, посмотрел на него тайком. Выражение лица Дуона было мягче, чем обычно. И это выражение оставалось на протяжении первой части представления, даже после того, как занавес опустился на антракт. Они вышли вместе с другими детьми в коридор. После посещения туалета все вернулись к Вики, помогая детям, взявшим деньги, купить перекус.

— Значит, все эти дети берут уроки танцев, — заметил Дуон, — поскольку они еще маленькие. — Он фыркнул. — Некоторые из них совсем еще малыши.

— Моя сестра занималась танцами на протяжении нескольких лет, — сказал Эд, — но ей пришлось бросить, потому что это было дорого. Еженедельные занятия — это одно. Но обувь, костюмы и сборы на выступления… В общем, да.

Они вместе стояли и наблюдали за толпой.

— Интересно, на что это похоже? — спросил Дуон через некоторое время.

— Уроки танцев?

— Иметь семью, которая будет тратить на тебя деньги — на то, что хочешь ты. Или могут потратить. Даже если всего пару лет.

Прозвучало как откровение, что для Дуона было несвойственно и потому казалось тревожным. Эд чувствовал, что должен что-то ответить, но он не знал, что. И прежде, чем он придумал, свет замерцал, и им пришлось вернуться к своим местам. Эд задумался, стараясь подобрать правильные или мудрые слова, чтобы хоть что-нибудь предложить подростку, но Дуон уткнулся в свою программку, сигнализируя, что разговор закончен. Сдавшись, Эд взял в руки свою, но действовал скорее на автомате в ожидании начала представления.

Когда оно началось, он увидел Лори.

Сначала Эд даже не узнал его. Тот вышел об руку с балериной, одетой в очень яркую пачку. Волосы Лори были зачесаны назад, и что-то было с глазами — подводка или блестки. Он был весь в серебре, его костюм выглядел проще, чем у партнерши, но блестел в свете прожекторов сцены. И да, Лори был в лосинах. Его мускулистые ноги смотрелись словно гладкий белый шёлк, а выпуклость между ног как магнит притягивала взгляд Эда. Боже.

Боже.

А потом Лори исчез. Эд смотрел, как выходят и уходят друг за другом группы детей, танцующие под разную музыку в разнообразных костюмах. И каждый раз, когда выходила новая группа, он чувствовал разочарование. Но как только он уже почти принял, что Лори больше не выйдет на сцену, тот опять появился с партнершей. К еще большему разочарованию Лори в основном поддерживал ее, пока та исполняла сложные па. Это было мило, но Эд хотел увидеть Лори в движении. Он предположил, что это будет максимум и пытался насладиться тем, что есть, но все равно не мог избавиться от чувства недовольства.

Но затем девушка ушла, а Лори остался. И он танцевал.

Он был прекрасен.

Эд не мог описать, что делал Лори, он едва это понимал. Прыжки. Прыжки в шпагате. Лори двигал руками, двигал одной ногой вверх по другой, будто пинал, снова прыгал и прыгал. Эд не понимал. Он просто знал, что это было… прекрасно. Он будто наблюдал за светом. Это было как… Боже, он все еще не мог найти слов и еще пристальнее смотрел, пытаясь понять. Эд почувствовал себя так, будто Лори нашел внутри него что-то и вытащил на поверхность. Дело было не в самом Лори и не в том, что Эд находил его привлекательным. Дело было в другом. И это было намного больше, чем их взаимная симпатия. Эд был бы взволнован танцем, даже если бы не знал Лори. Когда Лори совершил прыжок и поворот в одном движении, и публика удивленно ахнула — что-то раскрылось внутри, словно лотос. И он знал, что именно.

Лори был прекрасен. Да, он был мужчиной, и он был красив. Танцуя, он символизировал мужскую красоту. Наблюдая за танцем, Эд был потрясен, потому что никогда не видел ничего подобного и не осознавал, что именно этого он жаждал, пока не увидел. Лори был не просто хорош. Лори был настоящим артистом. И для Эда он стал легендой.