Райдер
Следующим утром Олли очень долго не просыпался.
Мы с Иден ждали, когда он услышит мой голос и придет на кухню, чертовски удивившись при виде меня. Она сказала, что он почти никогда не спал так долго, и, как специально, сделает так именно в то утро, когда я хочу удивить его своим присутствием. Мы также хотели сделать блинчики. Иден подготовила тесто с шоколадной крошкой.
Рассказав Иден о том, что случилось с Мэллори, я почувствовал, будто с плеч сняли огромный груз. У меня не было уверенности, как она на это отреагирует. Она делает все возможное, чтобы вырастить ребенка, которого не ожидала. А я признался, что не чувствовал себя способным сделать то же самое.
Но ее слова успокоили меня, я был благодарен ей за это.
Я массировал плечи Иден, пока она попивала кофе.
— Может разбудим его?
— Можно. Иначе можем прождать весь день.
Иден шла сразу за мной, когда я подошел к комнате Олли и открыл дверь. Его ноги и руки были раскинуты на матрасе. Он был в полнейшей отключке.
Я приложил к губам палец, показывая Иден, чтобы она молчала. Сложил губы и начал издавать свои фирменные звуки сверчка.
Олли заерзал, затем вскочил. Иден очень старалась не рассмеяться, пока мы наблюдали, как он в замешательстве крутит головой, а потом зовет:
— Райдер?
Я перестал издавать звук.
— Да, приятель. Это я.
— Ты вернулся!
Обняв его, я заявил:
— Я же сказал, что вернусь.
— Ты не ответил мне вчера на письмо. Я подумал, может… — его слова стихли.
— Нет. Что бы ты ни думал, все не так. Я просто был в самолете на пути к тебе.
Солнце светило сквозь окно комнаты Олли. Он был рад меня видеть. Это был хороший день.
— Почему бы вам не пообщаться, пока я делаю на всех блинчики? — предложила Иден. — Я позову, когда все будет готово.
Когда она ушла на кухню, Олли повернулся ко мне.
— Так странно, что ты здесь. Ты мне снился ночью.
— Правда? И что я делал в твоем сне?
— Ничего особенного. Просто был там и все.
— Ну, наверное, твой сон был предчувствием.
— Чем?
— Предчувствие — мысль, которая сбывается. Потому что я здесь сейчас.
— Ох, ладно. Это как-то стремно.
— Знаю. Эй, а как ты видишь сны?
— Я ничего не вижу. Слышу и чувствую так же, как и наяву.
— Ого. Это интересно.
Наверное, глупо было думать, что он видит во сне вещи, которых ни разу не видел в жизни. Никогда раньше не думал о снах слепых людей.
Так много вопросов я хотел задать Олли, но всегда боялся как-то его обидеть.
Будто умея читать мои мысли, он спросил:
— Ты хотел что-то спросить?
Черт.
— Как ты понял? — улыбнулся я.
— То, как ты сказал «ого», а затем замолчал, будто думал о моих словах.
Он был таким проницательным.
Я рассмеялся.
— Ты меня подловил. Мне столько всего интересно о твоей слепоте. Я просто не хочу доставать тебя вопросами.
— Никто никогда не хотел со мной об этом говорить. Мальчики в школе такие же, как я, им не нужно задавать вопросы, потому что они знают ответы. Но взрослые, типа людей с улицы? Они, наверное, боятся. — Он пожал плечами. — Ты можешь спрашивать.
— Я думаю, люди иногда боятся показаться грубыми. И вообще, это не их дело, даже если им любопытно. Но так как ты дал мне разрешение подоставать тебя, может, я спрошу тебя о том, что мне интересно.
— Хорошо.
— Мне интересно, например, пытаешься ли ты представить, как выглядит все вокруг тебя?
Олли немного подумал и ответил:
— Иногда, но это сводит с ума. Я не знаю, хочу ли узнать. Иногда мне кажется, что видеть вещи — странно. Я не могу представить, как это выглядит.
Он родился слепым, поэтому его слова имеют смысл. Невозможность видеть — все, что он знал. Понятие «зрения» было, возможно, ошеломляющим — все эти огни и придурковатые люди.
Но мне нужно было знать.
— Если бы у тебя появился шанс, ты бы захотел видеть?
Он моргнул несколько раз.
— Возможно. Наверное, если бы мне не понравилось, я мог бы просто закрыть глаза. Все равно глаза закрыты почти все время, потому что они мне не нужны.
— Хорошая мысль, приятель. Никогда в таком ключе не думал. — Еще один вопрос постоянно всплывал у меня в голове. — А почему у тебя нет собаки поводыря?
— Мне могли дать такую, но я практически никуда далеко не хожу. Иден со мной, а если ее нет, у меня есть указка, чтобы ощупывать вещи.
Мой мозг уловил лишь слова «указка» и «Иден», и я вспомнил прошлую ночь — как она чувствовалась на моей «указке». Прошлая ночь была невероятной.
Я покачал головой и вернулся в настоящее.
— Итак, значит, тебе не нужна собака.
Я уже был готов купить ему ее.
— Иден говорит, однажды мне может потребоваться собака, когда стану старше и мне понадобится передвигаться без нее.
— Круто. Мне просто было интересно, почему у тебя ее нет.
Олли проказливо улыбнулся.
— Хочешь увидеть, каким я тебя представляю?
— Эм… конечно.
— Я нарисовал тебя.
— Нарисовал?
— Да. Давай принесу.
Он подошел к столу и принес лист картона. Рисунок было невозможно понять. Вообще-то, я был похож на большой член с волосами и глазами.
— Так ты меня представляешь? — усмехнулся я.
— Ага. Не знаю почему. Я не знаю, как ты выглядишь, но у меня такие мысли. Это странно. Не думаю, что могу это объяснить.
Я могу: для тебя я — огромный гребаный член.
— На что похож мой рисунок? — спросил он.
— Эм… думаю, если прищуриться, я вижу себя. Это похоже на… цилиндр с глазами и волосами. Отлично получилось. — Я вернул ему обратно листок. — Так увлекательно видеть, что рисует твое воображение.
— Я понимаю формы, но не знаю цвета. Не знаю разницы между белым и черным, синим и красным или еще чем-то. Для меня это просто слова.
До меня дошло, что в мире Олли нет такого, как осуждение по цвету кожи. Если бы только все могли так жить, не теряя при этом зрения.
— Ты делаешь фильмы, да? — спросил он.
Его вопрос меня удивил.
— Стараюсь. Да.
— Боевики хороши для людей, которые могут видеть, но что с такими, как я? Мне нужно слышать звуки, слушать разговоры людей. Если в фильме в основном действие для глаз, а не для ушей, мне он не может понравиться. Вам нужно делать больше фильмов, которые я могу слушать.
Обдумывая эти слова, у меня в голове возникло несколько идей.
— Не думаю, что мы над этим много думали. Ты прав.
Иден прокричала из другого конца дома:
— Блинчики готовы!
Мы пришли к ней позавтракать на кухню, но я не мог перестать думать о словах Олли.
После еды я вышел на улицу. Мне нужно было позвонить отцу. Необходимо сказать ему о своем озарении.
Он взял трубку.
— Сын, где ты? Лорена сказала, что ты уехал из города на выходные. Ты же не вернулся в Юту?
— Да, вернулся. — Я почесал голову. — Слушай, мне надо кое о чем с тобой поговорить.
— Хорошо…
— Ты когда-нибудь думал, на что может быть похоже восприятие одного из наших фильмов тем, кто не может видеть?
После паузы отец ответил:
— Ну, фильмы — это картинка, поэтому, полагаю, об этом я не задумывался.
Меряя шагами подъездную дорожку, я сказал:
— Это неправильная концепция. Фильмы — это не только картинка. Они состоят из звуков и хороших диалогов, и мы совершаем ошибку, пренебрегая важностью остальных составляющих. Подумай об этом. Если ты закроешь глаза посреди сцены, где нет ничего, кроме визуальных эффектов, что останется? Ничего! Фильм нужно воспринимать даже с закрытыми глазами. Как мы могли не думать об этом? Каждый серьезный эпизод в фильме должен сопровождаться равно серьезным диалогом и звуками.
— Откуда это все?
В течение следующих нескольких минут я рассказал папе про Олли, с которым мы так сблизились, и благодаря которому у меня появилась возможность иначе взглянуть на мир.
Отец слушал каждое слово. Он всегда был очень целенаправленным, но, удивительно, казалось вникал в мое предложение.
— Интересно. Ну, знаешь, когда твоя мама потеряла зрение из-за рака, мне это даже в голову не приходило. А должно было.
— Да. Просто мы не должны забывать об этом.
— Никогда не слышал, чтобы ты с такой страстью о чем-либо говорил. Вижу, ты сблизился с этим пареньком. И его сестрой.
— Не знаю, что будет дальше, пап. Просто проживаю один день за другим. Но да, мне очень нравится быть с ними здесь.
Он протяжно выдохнул в трубку:
— Ты хороший человек, Райдер. Я не часто тебе это говорил. Знаю, что могу иногда быть суровым с тобой, и вижу, как трудно мне бывает угодить. Я горжусь тобой, сын.
Ого. Ну, определенно, я не ожидал, что звонок так обернется. Но это было приятно.
— Спасибо, пап.
— Теперь придумай способ перевезти эту девушку в ЛА.
Я усмехнулся.
— Это не так просто.
— Хорошо, ну, сообщи мне потом, когда соберешься домой. И я приму твои сегодняшние предложения к сведению. Может, даже поручу тебе создать команду, чтобы придумать способы создать баланс визуальных и невизуальных эффектов в наших фильмах.
— Я бы с радостью этим занялся.
— Вот и отлично. Отдохни на выходных.
— Ты тоже, пап. Попробуй отдохнуть.
— Люблю тебя, сын.
— И я тебя.
Когда я зашел обратно в дом, Иден сидела одна на кухне. Наверное, Олли вернулся в свою комнату.
Мое настроение было очевидно для нее.
— Почему ты улыбаешься? — поинтересовалась она.
— У меня только что состоялся приятный разговор с отцом. А это, вообще-то, редкость. — Улыбаясь от уха до уха, я сказал: — Во многом, это благодаря Олли.
— О, серьезно?
— Да, он помог мне кое-что понять о фильмах. Я объясню тебе позже. Прямо сейчас я хочу просто поцеловать тебя.
Насладившись губами Иден несколько минут, я схватил и покрутил ее вокруг. Мне было так хорошо, так радостно быть здесь в Юте с ней.
— Вы пытаетесь потанцевать со мной, мистер МакНамара?
— Почему бы и нет? Мне кажется, нам давно пора было потанцевать, мисс Шортслив.
Я обнял ее, положив руку на поясницу, а Иден вложила свою руку в мою, и мы закачались под несуществующую музыку. Нам она и не была нужна.
Позже тем вечером мы решили посмотреть фильм, который я выбрал из онлайн списка фильмов с богатыми диалогами — подходящих для слепых. Олли видел практически все из этого списка, кроме фильма «Форрест Гамп», поэтому его мы и смотрели.