Вэл и сама себе удивлялась.

— Что ты имеешь ввиду?

— Разве твоя подруга не предупреждала держаться от меня подальше?

Что ж, это оказалось неожиданно. Она была сбита с толку.

— Почему тебя это волнует? Ты не очень-то хорошо с ней обошелся.

— Люблю знать, что люди говорят обо мне за моей спиной.

Тогда это делало его единственным в своем роде. Она пожала плечами.

— Она пыталась.

— Не сработало?

— Предпочитаю разбираться во всем сама.

Он повернул голову в ее сторону; хорошо это или плохо, но ей удалось привлечь его внимание. Ленивая улыбка ползла по его губам, как паук, и казалась одновременно пугающей и соблазнительной.

— Любопытство может быть очень опасной вещью, моя дорогая.

«Моя дорогая?»

— Почему? Хочешь сказать, что она права? И теперь ты собираешься пугать меня?

— Предупреждая? — Его губы снова изогнулись в обычном подобии улыбки, и она подумала, не было ли то, что она видела — или думала, что видела, — не более чем иллюзией, вызванной тенями, отбрасываемыми на его лицо завесой листьев. — Думаю, лучше позволю, о, как ты там сказала — заняться мной возле дерева.

Вэл не решалась заговорить. Не желая класть блокнот на слегка влажную траву, она жонглировала своими принадлежностями для рисования, пытаясь найти наиболее удобное положение. В конце концов она села, сложив ноги крест-накрест, чтобы держать альбом на коленях.

Гэвин прислонился к стволу дерева лицом к ней, вытянув длинные ноги. Он согнул одну из них, чтобы положить руку, и подразнивая сказал:

— Как ты хочешь меня?

Эти слова снова заставили ее лицо вспыхнуть — господи, он же ведет себя как придурок, пытаясь вот так нарочно вывести ее из себя — и она раздраженно ответила:

— Расслабленным. Естественным.

— Это необязательно взаимоисключающие вещи.

— Тогда так, как тебе удобно.

Вэл приготовилась к еще большему флирту и поддразниванию. К ее облегчению, он сказал только:

— Могу я это сделать. Не против? — Не дожидаясь ответа, он снял очки и осторожно положил их на землю рядом с собой, прежде чем снова занять свое место. Его глаза закрылись, дыхание замедлилось, а поза изменилась. Она не могла сказать, как — едва заметная перемена, — но тем не менее существенная, потому что он больше не выглядел прежним…

Легкий ветерок прошелестел по траве, взъерошив его волосы и оставив рябь на белой рубашке. Под расстегнутым воротником она разглядела какую-то подвеску из тяжелых серебряных звеньев. Гэвин смотрел на нее из-под полуприкрытых век, и, хотя можно было подумать, что он совершенно доволен этой равнодушной расслабленностью, все его тело, казалось, вот-вот придет в движение.

Он был впечатляющим.

Слишком необычная внешность, чтобы считаться красивой в классическом смысле, но все равно привлекательная. У него было такое лицо, которое заставило бы ее мать кивнуть и со знанием дела сказать: «С возрастом он станет еще интересней».

Вэл сглотнула и опустила глаза в свой альбом, больше не в силах поддерживать визуальный контакт. Не сейчас, когда он так на нее смотрит.

Вскоре у нее появились довольно четкие очертания его тела. Широкие плечи, тонкая мускулистая шея. Она смотрела на него по частям, слишком боясь увидеть целое. Высокие скулы. Римский нос. Гэвин рассеяно блуждал взглядом по дереву, наблюдая за маленькими воробьями, прыгающими в ветвях наверху, но в остальном выглядел жутко спокойным. «Но настороже, — подумала она, — почти как хищник в состоянии покоя».

Глупая мысль. Но затем его взгляд снова вернулся, и она почувствовала, как сердце тревожно затрепетало, когда какой-то врожденный страх отозвался на ее тревожное восприятие Гэвина.

(Разве твоя подруга не предупреждала тебя?)

Почему он говорил ей такие вещи? Неужели он не знал о слухах? Конечно, знал. Он и сам это признавал. Так зачем же тогда он заговорил об этом? Чтобы вывести на чистую воду?

Или поймать на лжи?

— У тебя загадочное выражение лица, Вэл.

— Вовсе нет. Не разговаривай.

— Что-то не так?

— Все отлично. Я просто думала о том, что должна сделать.

— Возле дерева?

— Нет, — ответила сердито Вэл и покраснела. Это было слишком близко к истине. — Хватит болтать.

— Ты очень легко краснеешь, — заметил он, потягиваясь и заставляя ткань рубашки туго натягиваться на груди движением, которое казалось слишком грациозным и рассчитанным, чтобы быть случайным. — Знаешь, сопротивляться довольно трудно.

И не только ему. Казалось, вся слюна у нее во рту испарилась. «Он мне действительно нравится. О боже. Это плохо».

— Думаю, нам лучше вернуться в класс, — заметил он, все еще наблюдая за ней с удивлением.

— Но звонок еще не прозвенел, — возразила Вэл.

— Он будет через секунду.

Оглушительный рев прорезал внутренний двор, заглушив его последнее слово. Она посмотрела на него.

— Как ты это сделал?

— Магия.

— Действительно.

— Волшебник никогда не раскрывает своих секретов. Могу я взглянуть на рисунок?

Она проклинала каждого ирландского предка, подарившего ей эту способность легко краснеть по любому поводу.

— Когда все будет готово. Волшебник никогда не раскрывает своих секретов. — Она повысила голос, передразнивая его.

Гэвин улыбнулся.

— Вполне справедливо.

Она смотрела, как он берет очки и поправляет их на лице.

— Так что же ты рисуешь? Раз не можешь взять этот класс снова. Ты можешь рисовать все, что хочешь?

— В пределах разумного, — ответил он, — хотя я стараюсь следовать плану урока вместе со всеми.

Вэл с трудом в это верила. Он не производил на нее впечатления человека, соблюдающего правила. Или следующего за чем-либо, если уж на то пошло.

— Что ты рисуешь? — повторила она вопрос, — для собственного развлечения?

— В основном животных.

— А что еще?

Он искоса улыбнулся ей.

— Шахматная доска, которую мисс Уилкокс использовала в своей лекции по светотени.

— Ты рисовал? — запинаясь, спросила она. — Я думала, это сделал профессионал, правда.

— Я играл. — Он признался в этом так же небрежно, как другие мальчики признавались в увлечении спортом. — Это было легко.

Вэл поймала себя на том, что качает головой в знак согласия, и сдержалась. Она не должна знать, что он мастер.

— Шахматы или рисование?

Его улыбка стала еще шире.

— И то и другое.

— Ты рисуешь людей?

— Обычно нет.

— Значит, иногда.

— Когда нахожу объект, который вызывает у меня интерес, тогда да. Но я предпочитаю животных. Они не страдают неуместной склонностью к позированию, и с ними гораздо легче работать. Однако следующий урок станет исключением из моего правила.

— По какому случаю?

— Я буду рисовать тебя.

— Меня? — прозвучало как визг.

— Мы поменяемся местами, помнишь? — Он вложил ей в руку карандаши, которые она забыла в длинных травинках, и легонько сжал их пальцами. — Теперь моя очередь прижать тебя к дереву или к другой подходящей поверхности.

Вэл в этот момент вдруг поняла, на что похожа жизнь радиатора.

— Осторожно, — проговорил Гэвин. — Если ты и дальше будешь так краснеть, я захочу сделать больше, чем просто нарисовать тебя.

И с этим замечанием он повернулся, оставив ее стоять там, во дворе, который медленно начал заполняться студентами, пока она смотрела в его удаляющуюся спину. Его слова прозвучали как предложение. И еще как угроза. Вот тогда-то Вэл поняла, что она в беде: ведь ее действительно не пугал любой из вариантов.