— Я живу на другом конце города. Наверное, тебе совсем не по пути.

— Да, но ты можешь подождать у меня дома, если хочешь. Наверняка есть кто-то еще, кому ты можешь позвонить, чтобы тебя забрали. — Когда она заколебалась, его улыбка превратилась в усмешку. — Я не кусаюсь, Вэл. Правда. Только, если меня об этом попросят.

Даже дождь не мог охладить ее лицо.

— Ладно, — пробормотала она.

— Залезай. — Он протянул руку и открыл для нее замок — ручной. Боже, эта машина такая древняя. Она открыла дверцу и скользнула на сиденье, чувствуя, что с нее капает вода на обивку и пол. — Я все промокла…

— Ничего страшного. — Он включил обогреватель.

Внутри машины было чисто и тепло, пахло кожей, кофе и лосьоном после бритья. Вэл немного расслабилась от успокаивающей смеси ароматов и стянула с себя куртку, держа ее перед горячим потоком воздуха, бьющим из приборной панели. Ее кожа была холодной и мокрой там, где соприкасалась с влажной тканью. Она снова вздрогнула и поймала его взгляд на своей спортивной майке.

Вэл прижала рюкзак к груди.

— Еще раз спасибо.

— Не за что, — сказал он.

От тишины ей стало не по себе. Гэвин не слушал музыку, и, если не считать стука дождя и рева обогревателя, было тихо.

— Надеюсь, это не странно, — выпалила она.

— Странно? — Его взгляд метнулся к ней и вернулся к дороге.

— Ты все еще ничего обо мне не знаешь. К твоему сведению, я могу быть психопаткой.

Он улыбнулся, но продолжал смотреть прямо перед собой.

— Я рискну.

— Я могла бы быть даже серийной убийцей, — продолжала она, осмелев, желая рассмешить его.

Он рассмеялся.

Гэвин жил недалеко от холмов, практически в предгорьях, в одном из больших домов. Он нажал кнопку на своих ключах, и дверь гаража распахнулась. Когда он въехал внутрь, Вэл не могла не заметить, как там чисто. Ее отец убил бы за такую спартанскую аккуратность.

— Здесь такой порядок, — сказала она, слегка крутясь. — Твой отец прибрался?

«Ох, подожди. У него нет отца», — вспомнила она. Или, по крайней мере, он нем нигде не упоминалось. Она чуть было не извинилась, но потом вспомнила, что ей не положено этого знать.

— Я сам навожу порядок, — сказал он, — спасибо. Это удобно, парковаться внутри. Не нужно промокать.

Она кивнула и перекинула куртку через руку. «Идиотка, — упрекнула она себя. — Он возненавидит тебя».

Гэвин открыл дверь, ведущую в дом. Комнаты были большие, но пустые. Она уставилась на то, что, как она предполагала, было гостиной, лишенной всего, кроме двух кресел, книжной полки, дивана и шахматного столика.

— Твоя семья не слишком помешана на телевидении, да? — спросила она.

— Я живу один.

— Ох. — Она моргнула, когда до нее дошел смысл этих слов. — О боже, мне так жаль!

— Они не умерли. Я просто не живу с ними. Уже давно. С тех пор, как мне исполнилось шестнадцать.

Вэл не сразу заговорила.

— Я думала, должно исполниться восемнадцать…

— Чтобы жить одному? — закончил Гэвин. — Технически, да. Но всегда есть исключения. Скоро ты это поймешь. Проходи, присаживайся. Я пойду заварю чай. Здесь холодно.

Вэл присела в ближайшее к шахматам кресло и снова попыталась дозвониться. Линия все еще была занята. Она положила телефон на край стола и покачала головой. Жить одному с шестнадцати лет? Она и представить себе не могла. Это звучало так одиноко. Неудивительно, что он такой странный! Ее родители не были идеальными, но она даже не представляла, с чего начать без них.

(его семья сумасшедшая)

Был ли он одним из этих… как это называется? — эмансипированные несовершеннолетние?

Гэвин вернулся в комнату и протянул ей дымящуюся чашку чая, поставив свою на стол, прежде чем сесть напротив Вэл. Он перевел взгляд с доски на ее лицо.

— Ты играешь? — спросил он, делая глоток чая.

От чашки пахло пьянящим и сладким ароматом. «Мята», — подумала она.

— Нет.

Он поставил чашку на стол.

— Я могу научить тебя. Хочешь?

Вэл уставилась на маленькую армию фигурок. Их было так много.

— Если только ты сам хочешь меня научить.

— С удовольствием, Вэл. На самом деле, игра довольно простая, как только ты поймешь, как они двигаются. Маленькие, круглые — это пешки, — он поднял одну из низкорослых фигур, составляющих первый ряд, — они могут двигаться только на одну клетку вперед за раз и всегда бьют по диагонали. За исключением первого хода, где у них есть выбор перемещения на две клетки — и при взятии на проходе8, где пешка может захватить другую пешку, которая также продвинулась вперед на две клетки.

— Пешка на проходе, — проговорила Вэл.

— Точно. Шахматные фигуры по большей части привязаны к полю, но сейчас мы не будем об этом беспокоиться, — добавил он, заметив ее замешательство. — Те, что выглядят как голова лошади, называются кони, и они двигаются в форме буквы Г, перемещаться могут в любом направлении, которое ты пожелаешь. Остроконечные — это слоны. Они двигаются и бьют по диагонали. Похожие на замки называются ладьями и могут перемещаться как по горизонтали, так и по вертикали. Они также могут быть использованы при обороне, так называемой рокировке в тандеме с королем. Мы доберемся до него через минуту после того, как обсудим его прекрасную супругу.

— Супругу? — тупо повторила Вэл.

Он поднял черную королеву.

— Да. Супруга. Королева, пожалуй, самая сильная фигура в игре. Она может двигаться, как ладья и слон вместе взятые, контролируя большие участки доски и помещая их под свою власть.

Вэл смотрела, как он кладет фигурку.

— А что может делать король?

Губы Гэвина скривились.

— Боюсь, не очень много. Как и королева, он может двигаться в любом направлении, но его сфера действия ограничена только одной клеткой. Он скорее похож на прославленную пешку.

— О, — выдохнула Вэл.

— Ну что ж, — он постучал по доске, — попробуем?

Вэл играла белыми. Она не хотела, но Гэвин настоял, и она тут же принялась за игру. Несколько раз она двигала фигуры не в ту сторону, а когда пыталась провести рокировку, то спутала ладью с ферзем. Каждый раз, однако, он бесстрастно исправлял ее ошибки, и когда она поняла, что он не собирается смеяться над ней, Вэл начала получать удовольствие.

Во многом шахматы походили на видеоигры, в которые она играла дома на различных консолях. Есть правила, и их нельзя нарушать. Иногда, правда, можно использовать их в сочетании друг с другом и играть на поле в свою пользу — но в шахматах не было чит-кодов9 для дополнительных шахматных фигур или бонусов.

Впрочем, с таким же успехом Гэвин мог и жульничать. Он был хорош. Очень хорош. Невероятно хорош. Даже будучи новичком, она могла это сказать. Он плел сложные ловушки, на так много ходов вперед, что, оглядываясь назад, безобидный ход пешки вдруг казался предвестником гибели.

Не прошло и десяти ходов, как она уже потеряла столько же фигур.

— Убегаешь от меня? — поддразнил он, когда Вэл была вынуждена отступить. — Так скоро?

— Ты все равно победишь, — запротестовала она.

— О, мне кажется, я уже победил, моя дорогая. — Он проник в ряды ее фигур и захватил одну из ее ладей, одновременно убедившись, что она не сможет спасти другую. — Я просто играю с тобой сейчас, — Он некоторое время изучал ладью в своей руке, прежде чем отложить ее в сторону.

— Зачем ты так? Это не очень приятно.

— Тогда не позволяй мне с такой легкость пользоваться твоим положением. — Он лишил ее еще одной фигуры.

Она сердито посмотрела на него.

Он спокойно ответил на ее взгляд, его губы изогнулись в усмешке.

— Что бы ты сказала, если бы узнала, что я мог поставить тебе мат и закончить игру еще десять ходов назад?

— Я бы сказал, что ты меня разыгрываешь.

— Возможно. А может, и нет. Насколько ты уверена? Достаточно, чтобы поспорить?

Напряженный взгляд его глаз заставил ее дрогнуть.

— На что поспорить?

— Насколько уверенно ты себя чувствуешь?

— Д-довольно уверенно.

— Неужели?

— Да?

— Ну, в таком случае… ты ошибаешься.

— Что? — Ее взгляд скользнул по доске. — Я не вижу, как…

Он передвинул коня, который все это время стоял в углу, забытый и безобидный. По крайней мере, она так думала.

— Шах и мат. — Он взял свой чай и отхлебнул, пока она смотрела на доску. — Хорошо, что мы не играли на деньги, да?

Она, должно быть, выглядела слишком удивленной, потому что он поставил свою чашку и сказал:

— Хорошая игра. — Когда Гэвин взял ее руку в свою, она была теплой, почти горячей, от кружки чая, которую он держал. — Ты хорошо сражалась, — и его хватка на мгновение усилилась, прежде чем он отстранился, — поверь мне; я играл с лучшими — я знаю.

— Каково это?

— Волнующе. — Она наблюдала, как он смотрит в окно. Небо стало менее угрожающим, и Вэл смогла разглядеть блеклые сумерки, выглядывающие сквозь просветы в темных, как джинсовая ткань, облаках. — Наверно, тебе стоит позвонить домой, — добавил он, словно вспомнив.

Вэл взглянула на свой телефон и сильно удивилась. О боже, уже 19:13. Ее мать будет ужасно волноваться. Скорее всего, она уже в панике. Как время пролетело так быстро, а она этого не заметила? Она рискнула взглянуть на Гэвина, убиравшего доску, и нашла ответ на свой вопрос.

Ее ноги немного дрожали, когда она встала с кресла, после того как так долго сидела неподвижно. Она набрала свой домашний номер. Вызов прошел с первого же гудка.

— Алло? — Голос матери звучал встревоженно.

— Эм, мам? Это я, Вэл… я закончила тренировку.

— Вэл? Что случилось? С тобой все в порядке? Я так волновалась. Пыталась дозвониться до тебя почти полдюжины раз, но ты не отвечала.

Вэл взглянула на историю звонков.

— У меня нет пропущенных, а мой телефон все время был включен.

— Должно быть, это из-за грозы, — сказала мать Вэл, — молния повредила один из телефонных столбов и вызвала скачок напряжения в нескольких кварталах отсюда. Где ты сейчас? Все еще в школе?

— Н-нет! Не беспокойся. — Гэвин все еще расставлял фигуры, не глядя на нее, но это не означало, что он не слушал. — В гостях, — закончила она, поворачиваясь и усаживаясь на подлокотник кожаного кресла, не заметив довольной ухмылки, которая появилась на его лице при этих словах.