Глава 3

Мойра села. Только что она дремала. В сарае они были уже больше часа, и без света лучшим для них вариантом было спать.

Она могла бы создать свет, но они не хотели беспокоить хозяев дома. Фонарь тоже можно было бы зажечь, но смысла особого не было. Лучшим способом провести ночь было просто поспать, и встать пораньше.

К тому же сушёное мясо и сухари, которые они взяли с собой, плохо утолили её голод. Она надеялась, что скоро они доберутся до города, потому что походная жизнь её на самом деле не радовала.

— Кто-то идёт, — объявила она своим спутникам. — Это те две женщины из дома.

Двое приближавшихся людей несли фонарь и корзинку. Чад откашлялся, прежде чем ответить на их стук в дверь сарая:

— Входите. В конце-то концов, это ваш сарай.

Взрослая женщина была темнокожей, а более молодая женщина, следовавшая за ней, была среднего оттенка между её матерью и бледным мужчиной, с которым они встретились ранее.

— Я — Сара, — сказала старшая, прежде чем указать на вторую: — Это — моя дочь, Лора. Мы подумали предложить вам немного хлеба и бобов, оставшихся с ужина.

— Это дело доброе, — ответил Чад. — Но вам было не обязательно.

Мать кивнула:

— Гостей здесь почти не бывает, и когда Лора услышала о девушке её возраста, ей захотелось с нею встретиться.

Взгляд Лоры опустился в пол при звуке её имени. Девушка казалась крайне робкой. Мойра представилась было, но Чад быстро сказал:

— Моя дочь мало говорит. У её матери были трудные роды, и что-то с ней случилось не то. Иногда может вымолвить слово или два, но заикается так зело, что бесед обычно сторонится.

Мойра одарила охотника взглядом, обещавшим возмездие в будущем, прежде чем подавить своё раздражение, и протянуть молодой женщине руку:

— Мой…ё им…м…я Г…Гёрти, — сказала она, едва не назвав своё настоящее имя. Заикание позволило ей легко скрыть свою ошибку.

Лора с радостью пожала ей руку, блеснув при этом нервной улыбкой и тёплыми карими глазами. Она подняла второй рукой деревянную шкатулку. Её лицо передавало невысказанный вопрос.

Сара выглядела слегка смущённой:

— Она не может говорить. Был несчастный случай, когда она была моложе, до того, как мы сюда переехали. Она хочет знать, хочешь ли ты сыграть.

Мойра кивнула, и стала смотреть, как Лора положила шкатулку на землю, и открыла её. Остальные разделили лежавший в корзинке чёрствый каравай. Бобы были в котелке, мисок не было, а ложка была только одна, поэтому они были вынуждены есть по очереди. Между тем немая девушка распаковала свои игровые принадлежности.

Это была простая шахматная доска, с вырезанными вручную фигурами. Одного из коней не хватало, его заменял тёмный камень. Мойра села напротив девушки, и принялась расставлять фигуры на своей стороне. Шахматы были обычным времяпрепровождением у неё дома, и она догадалась, что в этой глуши это скорее всего было у людей единственным развлечением.

«Наверное, скучно всё время играть с одними и теми же двумя людьми», — подумала она про себя.

Девушка, Лора, с ожиданием посмотрела на неё, когда доска была готова, в её взгляде было нетерпение. Она дала Мойре белые, так что её ход был первым.

Мойра широко улыбнулась ей. «Бедняжка и не знает, на что нарвалась». Игру она любила. Её отец был, наверное, лучшим игроком в Замке Камерон, и она выросла на шахматах с юных лет. Помимо собственной семьи, она встречала мало людей, способных хорошо сыграть против неё, за исключением матери Грэма, Роуз.

Следующая четверть часа оказалась познавательной. После медленного начала она обнаружила, что её окружают, а её защиту систематически разбирают по кусочкам. Она сильно недооценила свою противницу. Неизбежным последствием этого стало её поражение.

Лора бросила на неё робкий взгляд, делая шах и мат. Выражение её лица ясно показывало, что она волновалась о том, что могла оскорбить Мойру.

Мойра улыбнулась:

— Х…хорошо и…и…играешь! — Необходимость притворяться заикой раздражала её больше, чем поражение в игре.

Лора улыбнулась в ответ, и протянула фигуру Чаду, безмолвно спрашивая, хочет ли он сыграть.

— Не, девонька, я вижу уже, что ты мне не по зубам, — отказался он.

Мойра снова приняла вызов, и на этот раз она с самого начала играла осторожно. Игра продлилась дольше, и она не сдавалась легко, но конечный результат был тем же. «Чёрт! Она очень хорошо играет», — подумала она про себя.

Было ясно, что девушка, с которой она играла, была гораздо умнее, чем она изначально предполагала, и Мойра начала разделять своё внимание, используя магический взор, чтобы изучить девушку, которая заставляла её полностью пересмотреть её собственные шахматные навыки.

Дома она обычно не могла изучать людские разумы. Зачарованные амулеты её отца полностью закрывали разумы всех, в чьём обществе она выросла, поэтому ей относительно редко удавалось понаблюдать за внутренней работой других людей.

Эйсар Лоры был нормальным в большинстве отношений, но работа её разума была необычно мудрёной. Мойра легко видела повреждённые области в её мозге, но завораживали её именно неповреждённые части. Она не могла читать мысли девушки без более прямого контакта, но по одним лишь наблюдениям она определила, что разум Лоры был чрезвычайно способным. Мысли крестьянки стремительно мелькали, пока та рассматривала шахматную доску, с брутальной рациональностью изучая и отбрасывая возможные варианты.

«Она — гений», — заметила Мойра. «Интересно, а не так ли выглядит разум Леди Роуз, когда она не носит один из тех амулетов». Она подавила внезапный порыв протянуть руку, и коснуться девушки более прямым образом, разум к разуму.

Этого ей делать не разрешалось, и мать предостерегала её от этого в прошлом.

Не её настоящая мать, конечно же, а Мойра Сэнтир — тень, оставленная её изначальной матерью, погибшей более тысячи лет тому назад. Она остерегала её от таких контактов годы тому назад, ещё до того, как получила новое тело, став человеком.

— «Ты никогда не должна позволять себе касаться разумов нормальных людей», — предостерегла её однажды Каменная Леди.

— Почему нет? — спросила она. Ей тогда было лишь десять лет.

— «Ты — маг Сэнтиров. Мы воспринимаем разум иначе».

— Но я всё время говорю так с Папой и братом, — возразила Мойра.

— «Они — волшебники. Их разумы не такие хрупкие».

— И Мама и Папа иногда говорят разум к разуму…

— «Твой отец — не Сэнтир. Нам же следует быть осторожнее».

— «Почему?» — безмолвно спросила Мойра.

— «Мы можем кое-что менять. У нас есть особое сродство с эйсаром разума, но без достаточного навыка даже лёгкое касание может изменить или повредить человеческий разум».

— Так поэтому все носят те амулеты, которые делает Отец? — спросила она тогда.

— «Нет. Твой отец сделал их по иной причине, но будет лучше, если они будут продолжать их носить. В моё время детей Сэнтиров держали отдельно от не-магов, пока они не становились достаточно взрослыми, чтобы контролировать свои импульсы».

— Я никогда никому не навредила бы, — настаивала она.

— «Ты когда-нибудь строила карточный домик?» — спросила её тогда Каменная Леди. — «Что случается, когда его находит твой младший брат? А теперь представь, что разум каждого человека — это сложный, сложенный из карт домик, и одно касание может заставить его обрушиться. Вот, почему молодых магов Сэнтиров держали отдельно. Даже после того, как ты вырастешь, ты должна избегать контактов с нормальными разумами. Малейшая ошибка может уничтожить чью-то жизнь, и если они заподозрят, что ты на это способна, то будут тебя бояться».

— Мне пора возвращаться, — сказала Сара, нарушив ход мыслей Мойры.

Её дочь отрицательно покачала головой. Она хотела поиграть ещё, и ей было очевидно, что её новая подруга готова была играть ещё какое-то время.

Сара задержала дыхание ненадолго, прежде чем ответить:

— Ладно. Оставайся, если хочешь, но возвращайся сразу же, как только они устанут. Я не хочу, чтобы ты им навязывалась.

Мойра улыбнулась в ответ на это, а Лора согласно кивнула. Они играли ещё пару часов, в то время как Грэм и Чад сдались, и заснули. За всё это время Мойра не выиграла ни одной партии, хотя был один момент, пока Лору начало клонить ко сну, и Мойре это почти удалось.

Лора закрыла глаза, пока Мойра снова расставляла фигуры. Закончив, она осознала, что Лора крепко заснула. Мойра отодвинула доску в сторону, и стала пристально изучать девушку. Теперь, в тишине, она могла полностью посвятить себя изучению повреждений в голове Лоры.

Часть мозга Лоры, отвечавшая у нормальных людей за речь, была тёмной. На физическом уровне Мойра видела, что часть тканей умерла, оставив разрыв, который не позволял девушке говорить, несмотря на то, что та всё ещё понимала чужую речь.

Она понятия не имела, как восстановить потерянные ткани мозга, но, будучи Сэнтиром, она знала, что это не было строго необходимым. Разумные сознания, которые она регулярно создавала, вообще не имели физического мозга, их разум был полностью построен из сети чистого эйсара. Будет легко создать что-то похожее, и подсоединить к разуму Лоры. Её естественный эйсар будет поддерживать конструкцию, и та будет выполнять необходимую функцию, соединяя разрыв между намерениями Лоры и моторными центрами, управлявшими её языком и гортанью.

«Если буду очень осторожна, то не потревожу ничего другого», — подумала Мойра.

Мысленно потянувшись, она пересекла границу разума Лоры. Она чувствовала себя слегка виноватой, нарушая предостережение матери, но она знала, что действовала с благой целью. Мойра ловко соорудила необходимый для речи узор, и используя мягчайшие касания присоединила его к мозгу Лоры, позволяя ему обходить более не работавшие участки. Её работа была столь тонкой, что девушка даже не проснулась, хотя и начала бормотать во сне, но лишь на минутку.