Будь со мной
Восемнадцать лет назад...
— НУ, ЧТО ДУМАЕШЬ?
Я медленно повернулась, осматривая кондоминиум.
Друг Тони, очевидно, хорошо зарабатывал на строительстве, потому что квартира была хорошей.
Но друг Тони был не особенно аккуратным, хотя и не был грязнулей, но не убирался каждую неделю (или каждый месяц), и явно не позаботился об этом перед отъездом.
Хотя я бы дважды подумала перед тем, чтобы отчищать дом (и ванную комнату) какого-то незнакомого парня, в мои обязанности входила уборка туалетов в «Сип энд Сейф», что по сравнению со здешним туалетом казалось прогулкой в парке.
И жить я могла бесплатно. В гораздо лучшем месте, чем в том, что было у меня раньше, и больше, многоуровневое, с двумя спальнями, двумя ванными комнатами и подсобкой со стиральной машинкой и сушилкой.
Стиральная машинка и сушилка.
Практически роскошь!
Значит, никаких прачечных.
Я не приезжала домой, чтобы постирать белье, с тех пор как в последний раз мама наблюдала, как я складываю нижнее белье в огромной подсобке, подавляя меня своим разочарованием, что я разрушила все ее мечты.
В маминой и папиной подсобке было очень тяжело, но в прачечных также сильно хреново (почти).
Теперь, казалось, вся жизнь изменилась. Немного уборки, отслеживание почты, уйма времени, чтобы подыскать хорошее жилье, накопить денег и вернуть залог.
Я не знала, что делать со всем этим счастьем.
— Его работа продлится довольно долго, — сказал Тони, когда я не ответила. — По меньшей мере две недели, и босс хочет, чтобы потом приятель остался и занялся кое-какими отделочными работами. Так что ты можешь переехать, когда захочешь, и у тебя есть почти три месяца, чтобы найти новую хату.
Еще одна удача.
Я посмотрела в его карие глаза.
Однозначно, большая удача.
— Так тебе подходит? — спросил он.
— Полностью.
Он усмехнулся.
— Здорово. Когда хочешь переехать?
— Домовладелец сказал, что всем, кто съедет до конца следующей недели дадут вознаграждение в семьдесят пять баксов.
— Тогда мы переселим тебя в первый же выходной.
Мы переселим?
— Ох... ты не обязан помогать, — сказала я.
Хоть и не знала, кто поможет. Мне не хотелось просить Лонни. Мария могла часами усердствовать над созданием потрясающей прически, но ей бы не особо захотелось переносить мебель, но помочь мне она бы не отказалась, ей бы просто это не понравилось. Но вместе с ней увяжется Лонни, а я этого не хотела.
У меня были кушетка, служившая диваном и кроватью, комод, прикроватная тумбочка, кое-какие кухонные и банные принадлежности и одежда, так что на то, чтобы перетаскать весь хлам не ушел бы целый день.
Но я не смогла бы справиться одна.
Когда я сказала то, что сказала, Тони насторожился.
— Тебе поможет Лонни?
Я отрицательно покачала головой.
— Нет... Я еще даже не сказала им, что вынуждена переехать.
— Так кто же тебе поможет? — напирал Тони.
Я прикусила губу и смотрела куда угодно, только не на него.
— Кэди, — позвал он.
Я заставила себя посмотреть на него.
Его глаза сверкали.
— Не похоже, что тебе нужно перевозить целый особняк барахла, я прав? Ты говорила, что живешь в студии?
— Все мои вещи, вероятно, поместятся в кузов твоего грузовика, — призналась я.
— Тогда в следующий выходной мы загрузим все в кузов грузовика. Гостевая спальня Кейси пуста, и если тебе понадобится больше места, мы воспользуемся подсобкой. И все будет в порядке.
— Ты уже и так много сделал, — заметила я.
— И я бы не предложил, если бы у меня возникли проблемы с тем, чтобы сделать больше, — ответил он.
— Тони…
— Кэди.
Он прервал меня, произнеся мое имя, но больше ничего не сказал.
Ему действительно не нужно было больше ничего говорить.
Не то чтобы Лонни и Мария были моими единственными друзьями (просто самыми близкими, и, честно говоря, все остальные отдалились от меня — в основном из-за Лонни и Марии), но следующие два уик-энда я должна буду работать, на этой неделе мои выходные приходились на понедельник и четверг, сегодня был вторник. Другие мои друзья работали в течение недели. Так что, если я не хотела потерять шанс на семьдесят пять баксов или просить дополнительный выходной, у меня не было выбора, кроме как снова положиться на Тони.
— Пироги, — сказала я. — Много пирогов.
Он протянул руку и дотронулся до моей щеки, не погладил, просто коснулся кончиком пальца, не задержавшись даже на секунду. Он убрал руку также быстро, как я поднял.
И все равно, это чувство было удивительным.
— Итак, когда у тебя следующий выходной? — спросил он.
— В четверг.
Он прошел на кухню, открыл и закрыл несколько ящиков и вышел оттуда с блокнотом и ручкой.
Он подтолкнул их по столу в мою сторону и сказал:
— Адрес, Кэди.
Я подошла к столу и написала свой адрес.
— Ты не будешь за это платить, — заявила я, как можно тверже.
Это я сказала до того, как Тони вручил двадцать пять баксов разносчику пиццы и сказал ему:
— Оставь себе.
— Спасибо, — пробормотал парень, даже не взглянув на меня, и ушел.
Тони с пиццей в руках закрывал дверь.
— Я тебе верну, — сказала я, гадая, куда делась моя сумочка.
Вещей у меня было не так уж много, но, видимо, в суматохе переезда сумочка куда-то задевалась.
Не похоже, что Тони лишь помогал с переездом (большую часть работы делал именно он, потому что был больше, сильнее и очень властным, и часть этой власти он ясно выразил в том, что не думал позволять женщинам заниматься физическим трудом, если только она не стоит, указывая и говоря: «хочу, чтобы это находилось там»).
— Не беспокойся, — ответил Тони, неся коробку с пиццей на кухню.
— Это благодарность тебе за то, что помог переехать, — сказала я ему в спину, следуя за ним. — Значит, платить ты не должен.
— Уже заплатил, — сказал он кухне, не оглядываясь на меня.
— Так позволь мне отдать тебе деньги.
— Ты отплатила мне, сделав заказ. Я голоден и ненавижу заказывать по телефону. Тебя заставляют ждать, будто требуется год, чтобы заказать пиццу. Мы в расчете, — сказал он, бросая пиццу на кухонный стол друга.
— Тони, заказать пиццу — не значит отплатить кому-то.
Его карие глаза впились в меня.
— Значит, если человек, которому ты хочешь отплатить, говорит тебе об этом.
Взглянув в эти глаза, я поняла, что этот спор ни к чему не приведет.
Поэтому просто прошептала:
— Тони.
— Кэди, — ответил он, одарив меня кривой ухмылкой, которая ясно говорила о том, что ему нравится побеждать, и это делало большого, плохого, возможно, с преступными намерениями, Тони Уилсона похожим на симпатичного мальчишку и, это делало меня, патологическую неудачницу Кэди Уэбстер, еще большей идиоткой, потому что я могла бы жить одной лишь надеждой еще раз увидеть эту ухмылку.
— У меня даже пива нет, — обиженно фыркнула я, решив смотреть на него, а не думать о том, как сильно мне хочется на него наброситься (с этим я боролась весь день, не легко наблюдать за тем, как Тони таскал коробки и мебель).
— У тебя есть Кола среди того барахла, что я сегодня таскал? — спросил он.
Нет.
Проклятье!
Он понял мой ответ без слов, схватил пиццу, забросил ее в духовку, и, схватив меня за руку (схватив за руку), пробормотал:
— Пойдем выпьем пива.
— Я покупаю пиво, — объявила я, и тут он перестал тащить меня к двери и обернулся.
— Что из сказанного ранее ты не поняла? — спросил он.
— Эм... что? — переспросила я, явно не понимая, о чем речь.
— Кэди, я помогаю тебе. С тобой приключается какое-то дерьмо, ты заканчиваешь тем, что напиваешься и остаешься одна на поле Дикого Билла, отбиваясь от двух засранцев, потом, рыдая, сидишь на задней дверце моего грузовика, а потом вываливаешь на меня кучу дерьма, которое жизнь сочла нужным свалить на тебя. Во-первых, парням не нравится, когда женщинам приходится отбиваться от засранцев. Во-вторых, парням не нравится, когда жизнь обрушивает кучу дерьма на милых девушек, которые просто пытаются что-то сделать. И последнее, и это может быть почти так же важно, как драка с засранцами, парни не любят, когда женщины плачут. Я собираюсь рассказать кое-что о нашем брате, что может обернуться против меня, так как я нарушаю кодекс и выбалтываю один из наших секретов, но парни ни хрена не понимают, что делать, когда женщины роняют хотя бы слезинку. И полностью теряются, когда женщина выходит из себя и рыдает, как сумасшедшая. Так что, если мне придется купить пиццу и упаковку пива, чтобы ты могла оставаться на правильном пути и никакое другое дерьмо с тобой не приключится, и я не должен буду думать о том, чтобы носить с собой носовой платок, пожалуйста, ради Бога, позволь мне это сделать.
Мне хотелось его поцеловать.
Забавно, что он скрывал, какой на самом деле милый, и мне настолько нравилось и то, и другое, что я хотела горячо и страстно его поцеловать.
Но я не могла.
Поэтому снова впилась в него взглядом.
— Я не плакса.
Его брови над удивленными глазами взлетели вверх.
— Ты что, всерьез собираешься кормить меня этой чушью?
— Ситуация была экстремальная, — объяснила я.
— Да, знаю, я рассек кожу на костяшках, ударив кулаком по лицу тому парню. Так что это от меня не ускользнуло, — парировал он.
Опять же, я испытала забавное, смешанное с виной, чувство — ради меня он рассек кожу на костяшках.
Я ничего не сказала по этому поводу.
— И я не рыдала, как сумасшедшая, — заявила я.
— Это было близко.
Я выгнула бровь и положила свободную руку на бедро.
— Мы будем пить пиво или как?
На это я получила кривую усмешку (да, эта усмешка заставляла мир перевернуться), рывок за руку, и когда он тащил меня к входной двери, ответил:
— Мы определенно идем пить пиво.
Мне не следовало идти пить пиво с Тони Уилсоном.
Мне следовало налить ему воды из-под крана вместе с пиццей, которую он купил, и как только он закончит есть, вытолкать за дверь и сделать все возможное, чтобы никогда больше его не видеть.
Но я пошла пить пиво с Тони Уилсоном.
Потому что с каждым мгновением, проведенным с ним, мне становилось все яснее, что, если я больше ни разу не увижу Тони Уилсона, моя жизнь никогда не будет прежней.