- Вовсе нет, сэр. Я всего лишь отвечаю на ваши вопросы. После визита Канифеста мой отец послал меня сюда, чтобы доставить послание, вроде разрешите-поблагодарить-вас-за-удовольствие-доставленное-визитом-вашего-благородного-соотечественника в ваше Министерство внутренних дел: это все. Ничего более. Я надеялся вернуться домой к Рождеству.

   - К Рождеству? Чепуха! - взревел Г.М., выпрямляясь. Его глаза метали молнии. - Племянник, вы проведете его у нас. Это решено!

   - Видите ли, я уже получил приглашение. Это одно местечко в Суррее. И я полагаю, что по некоторым причинам мне следует им воспользоваться.

   - Вот как? - скривившись, произнес Г.М. - Молодая леди?

   - Нет. Любопытство, быть может... Нет, не знаю. - Он снова пошевелился. - Произошло нечто необычное... Покушение на убийство. Странные люди, собравшиеся вместе, включая Канифеста и Марсию Тейт. Конечно, светская вечеринка, дружелюбные лица, но, черт возьми, сэр, меня это беспокоит.

   - Погодите, - прервал его Г.М. Издавая хрипы и рыки, он извлек свое большое тело из кресла и включил настольную лампу, формой напоминавшую гусиную шею. Вспыхнувший под зеленым абажуром свет позволил разглядеть многочисленные официальные бумаги с печатями, вперемешку с сигарным пеплом, приведенные в полный беспорядок в том месте, где Г.М. клал свои ноги на стол. Над каминной доской белого мрамора Беннетт увидел портрет Фуше с тонкими, мефистофелевскими чертами. Подойдя к высокому железному сейфу, Г.М. извлек из него бутылку, сифон и два стакана. Там, где он двигался, казалось, одно его приближение опрокидывало вещи. Слабостью зрения готовый поспорить с летучей мышью, вперевалку перемещаясь между столом и сейфом, он умудрился сбросить на пол шахматные фигуры, которые расставлял, решая с их помощью, по-видимому, какую-то проблему, а также набор свинцовых солдатиков, еще одно решение, но в данном случае тактической военной задачи. И ничего не поднял. Это был беспорядок. Порожденный его сверхъестественным, непредсказуемым, деятельным мозгом. Смешав спиртное, он издал звук, напоминающий автомобильный гудок, с необыкновенной торжественностью осушил свой стакан одним большим глотком, и с невозмутимым видом вновь погрузился в кресло.

   - Вот теперь, - сказал Г.М., сложив руки на животе, - я готов вас выслушать. Кажется, мне предстоит хорошенько поработать. Люди там, - он кивнул головой в сторону здания, располагавшегося невдалеке на Набережной и носившего название Нового Скотленд-Ярда, - все еще возятся с тем парнем из Хэмпстеда, который установил на холме гелиограф. Это их дело. Не берите в голову. Вы - мой племянник, а кроме того, сынок, вы упомянули о женщине, к которой я испытываю определенный интерес. Итак?

   - Вы имеете в виду Марсию Тейт?

   - Марсию Тейт, - подтвердил Г.М. и заговорщицки подмигнул. - А-ах. Кино. Необыкновенно сексуальна. Я видел все фильмы с ее участием. - Он мечтательно улыбнулся. - Зато моя жена ее ненавидит. Почему у худых женщин всегда вызывает раздражение, стоит вам сказать пару слов об очаровании пышных форм? Я считаю, что могу назвать ее пухленькой; почему нет? Что плохого в том, чтобы так сказать о Марсии Тейт? Я знал ее отца, генерала в отставке, и знал довольно хорошо. У него до войны был охотничий домик неподалеку от меня. Пару недель назад я видел фильм с ее участием, о Лукреции Борджиа, тот самый, что месяц демонстрировался на Лейстер-Сквер. Хорошо, и кого же я встречаю на обратном пути, как не старого Сендивейла и его жену? Его жена была в своих сногсшибательных соболях. И несколько рассержена на Тейт. Я напросился, чтобы они подвезли меня домой в своем автомобиле. И, кстати, отметил, что леди С. не стоит показываться в одном обществе с дочерью старого Тейта. В соответствии с этикетом, дочь старого Тейта должна была бы войти в банкетный зал перед леди С. Хм. Она была бы категорически против этого... - Г.М. нахмурился и задержал руку на бутылке виски. - Послушайте-ка, сынок, - произнес он, бросив подозрительный взгляд, - у вас случайно ничего нет с Марсией Тейт?

   - Нет, - ответил Беннетт. - Ничего такого, что вы имеете в виду, сэр. Просто знакомы. Она в Лондоне.

   - Для вас было бы лучше, если бы что-нибудь было, - прорычал Г.М. Его рука снова пришла в движение, сифон с содовой зашипел. - Послушайте, что я хочу сказать. У нынешней молодежи нет того духа, который... Уф. Ладно, идем дальше. Что она здесь делает?

   Острый, пронзительный взгляд Г.М. приводил в замешательство.

   - Если вы осведомлены о роде ее занятий, - отвечал Беннетт, - то вам должно быть известно, чем закончился ее дебют в Лондоне.

   - Провалом, - спокойно отозвался Г.М. Его глаза сузились.

   - Да. С моей точки зрения, критики высказались о ее талантах весьма нелицеприятно и даже грубо. Так что ей ничего не оставалось, как отправиться в Голливуд. Некий оригинал по имени Рейнджер взял ее под свое покровительство; он взялся за ее обучение и скрывал от всех в течение шести месяцев; после этого он представил ее публике, и она стала звездой. В течение шести месяцев он сделал из нее то, чем она является теперь. Это случилось благодаря Рейнджеру и еще одному парню из прессы, его звали Эмери. Насколько я могу судить, у нее одна цель - заставить Лондон пожалеть о тех словах, которые были некогда произнесены в ее адрес. И вот она здесь, и играет главную роль в новой пьесе.

   - Продолжайте, - сказал Г.М. - Еще одна королева, так? Она согласна играть только первые роли. Месть. Гм. Кто ставит пьесу?

   - Это целая история. Кто-то из не очень известных. Она с большим удовольствием и сарказмом отказала паре продюсеров, которые предложили ей свои услуги. Причиной этого поступка было то, что они отказались дать ей второй шанс после ее неудачи. Разговор был довольно бурный. Это не пойдет ей на пользу, как сообщил мне Эмери. Вдобавок, она покинула студию, когда шло обсуждение контракта. Эмери и Рейнджер пришли в бешенство, но что они могли поделать?

   Он видел пятно света на столе и вспоминал о другом, таинственном, свете. Это было в последнюю ночь, проведенную им в Нью-Йорке, в Кавалла Клубе. Он танцевал с Луизой. Он смотрел поверх ее плеча, сквозь сумрак, с причудливыми тенями танцовщиц, возникавших и двигавшихся в слабом свете, в направлении стола, за которым сидела Марсия Тейт. Позади нее свисали алые занавеси, украшенные золотыми кисточками. Она была одета в белое и одним плечом прислонялась к колонне. Она была пьяна, но полностью владела собой. Она улыбалась. С одной стороны от нее сидел Эмери, разгоряченный от выпитого, жестикулирующий; с другой стороны - Рейнджер, полный мужчина, по своему обычаю не бритый, ничего не пивший и двигавший плечами, изучая сигару. В помещении, заполненном дымом, было жарко, где-то в глубине мерно отбивал такт тяжелый барабан. Он мог слышать, как ему вторят ценители подобной музыки. Сквозь отбрасываемые танцовщицами тени он увидел, как она подняла высокий стакан; неловкое движение Эмери - и он опрокинулся ей на грудь, но она только рассмеялась. И Джон Бохан, внезапно возникший из мрака с платком в руках...

   - И последнее, - продолжал Беннетт, поднимая глаза от словно гипнотизировавшего его пятна света, - деятели из кинематографа дали ей месяц на возобновление контракта. Она отказалась - по крайней мере, сказала, что отказывается. Мой ответ, сказала она, будет таков.

   И он принялся водить сигарой в воздухе, словно бы рисовал плакат.

<p>

"ДЖОН БОХАН представляет</p>

<p>

МАРСИЯ ТЕЙТ и ДЖЕРВИС УИЛЛАРД</p>

<p>

в</p>

<p>

"ЧАСТНОЙ ЖИЗНИ КАРЛА ВТОРОГО"</p>

<p>

пьеса МОРИСА БОХАНА"</p>

   Г.М. хмурился. Несколько раз подвинул вверх-вниз по своему широкому носу очки.

   - Прекрасно! - как-то отвлеченно произнес он. - Прекрасно! Это соответствует ее понятию о красоте, сынок! Думаю, тебе об этом известно. Глаза, с большими тяжелыми веками, смуглая кожа, короткая шея, полные губы: в точности совпадает с любовницами времен Реставрации, которых можно видеть в Стюартовском зале Национальной Портретной галереи. Ха! Удивительно, почему эта мысль не пришла никому прежде. Я бы вам советовал, сынок, посетить когда-нибудь эту галерею. Вас ожидает много сюрпризов. Женщина, которую именуют Кровавой Марией, блондинка с лицом ребенка, в то время как Мария Шотландская была на удивление уродливой распутной девкой. Гм! - Он снова подвигал очки. - Но вот что интересно в Тейт - она поступает дерзко. Она не просто провоцирует ненависть к себе, она бросает вызов. Вам известно, кто такой Джервис Уиллард? Он лучший актер на характерных ролях в Англии. Плюс независимый продюсер, уговоривший Уилларда играть с ней в одной пьесе. Должно быть, она думает, что может...

   - Она своего добьется, сэр, - сказал Беннетт.

   - Гм. А как насчет семейной комбинации Бохан-Бохан? И почему это должно затрагивать Канифеста?

   - Это, - ответил Беннетт, - как раз и есть начало истории, а также взаимных претензий. Боханы - братья; причем удивительно разнящиеся между собой. С Морисом я не встречался - он старший - и все, что мне известно о нем, всего лишь досужие сплетни. Но все, с кем он знаком, за исключением Джона, считают каким-то нелепым анекдотом, что именно он является автором пьесы. Было бы весьма странно, по мнению Марсии, если бы он написал какую-нибудь пьесу, за исключением, может быть, чего-то тяжеловесного, в пяти актах, героического и белым стихом. Но легкий, чуточку непристойный, с искрометными шутками фарс...

   - Доктор Педант, - внезапно произнес Г.М. Он поднял голову. - Бохан! Вот как! Но ведь это не может быть он, сынок. Тот Бохан, о котором я подумал... Нет. Сеньор Проктор. Оксфорд. "Лекции по политической и экономической истории семнадцатого столетия". Уж не хочешь ли ты сказать...