В наступившей тишине слышалось только потрескивание дров в камине; Беннетт мог видеть хлопья снега, проплывающие за окном.

   - Я верю вам, мисс, - спокойно сказал Мастерс. - Хотя это было бы очень просто - скрыть пару калош. И, думаю, найти их не составит никакого труда. Спасибо, мисс, что обратили на это мое внимание. Поттер!

   - Сэр?

   - У вас найдется пара человек? Прекрасно! Вы все слышали; вы знаете, что искать. Какую-либо влажную обувь, ботинки или калоши, в любом месте. Вы не будете против, мисс, если вашу комнату также осмотрят?

   - Конечно, нет. Но не стоит...

   - Действуйте, Поттер, - сказал Мастерс. Когда тяжелые шаги инспектора стихли, он жестом указал девушке на стул. - Не желаете присесть, мисс? Должен признаться, я допустил много глупых упущений, но, кажется, это - самое глупое. Мисс Кэрью вообще не выходила вчера вечером, не так ли? Вы тоже этого не делали. Обнаружение влажных мужских ботинок ничего не будет значить. Но если мы найдем кое-что еще...

   Позади него раздалось рычание.

   - Занимаетесь самобичеванием, вот как? - заявил Г.М. - Не мешайте свидетелю, черт подери! Каждый раз, стоит человеку сказать что-нибудь разумное, вы начинаете сомневаться. Грррммм. Послушайте, дайте-ка мне взглянуть! Вы выглядите как прекрасная нимфа, разрази меня гром!

   Он пошевелился, когда Мастерс подвинулся в сторону, и на его лице появилось выражение искреннего восхищения. Теперь Беннетт мог видеть, что на нем было надето пальто с меховым воротником, а из карманов торчали рождественские пакеты, безвкусно перевязанные ленточкой.

   - Ага, и вы тоже здесь? - добавил он, увидев Беннетта. Выражение его лица изменилось. - Похоже, вы подняли зайца, сынок. И теперь хотите, чтобы я поймал его для вас? Нет причин расстраиваться, мисс Бохан. Подождите немного, пока старик приступит к работе. Поведение Мастерса нельзя назвать тактичным. Сядьте, все, и успокойтесь.

   - Мне пришло в голову, - сказал Мастерс, - что... какого черта, Поттер?

   Главный инспектор выглядел раздраженным. И у него были для этого причины. Поттер не хотел стучать дверью, когда вернулся в комнату. Это получилось случайно, и громкое эхо отозвалось в библиотеке.

   - Прошу прощения, сэр, - виновато сказал Поттер, - но не могли бы вы ненадолго пройти со мной?

   - Что случилось? - спросил Мастерс. Ему, казалось, совершенно не хотелось вставать. - Ненадолго?

   - Не знаю, сэр! Репортеры. Десяток, и среди них некто, кого я поначалу тоже принял за репортера; но он сумасшедший, сэр, или что-нибудь в этом роде. Говорит, что это он убил мисс Тейт.

   - Вот как?

   - Да, сэр. Говорит, что это он отправил ей коробку с отравленными конфетами. Его имя Эмери, сэр; Тим Эмери.

<p>

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ</p>

<p>

Муж Цирцеи</p>

   От угла камина донеслось долгое удовлетворенное ворчание.

   - Ага! - сказал Г.М., с торжеством пыхтя пустой трубкой. - Это случилось. Я ожидал этого, Мастерс. Я предполагал, что это он. Позвольте ему войти, Поттер... И еще, сынок: вам лучше чем-нибудь занять репортеров, пока я сам не осмотрю павильон.

   - Вы имеете в виду, сэр, - сказал Мастерс, - что этот человек, как его зовут? Я помню, что уже слышал его имя - убил мисс Тейт, и...

   Г.М. фыркнул.

   - Как раз этого я не имею в виду. Наоборот, я этого опасаюсь. Он один из двух-трех, о которых я думаю, что они никогда не хотели убить ее. Да, он послал ей отравленные конфеты. Но она не должна была их есть. Он знал, что она не ест шоколад. Знаете, сынок, думаю, это довольно забавно - посылать отравленные конфеты тому, кто их не ест. Он никого не собирался убивать. Были отравлены всего две, причем даже вместе они не составляли смертельной дозы. А теперь этого идиота замучила совесть. К тому же, когда ему предложили коробку, он взял одну из них и проглотил сам. Ха! Сейчас вы все поймете, Мастерс... Ведите его сюда.

   Мгновением позже они увидели Эмери. Если, - когда Беннет видел его в последний раз два дня назад, - тот казался беспокойным и недовольным, - узкое лицо с заостренными чертами, с подергивающимися губами, с покрасневшими глазами, - то теперь он выглядел просто больным, приняв половину грана стрихнина. Его лицо выглядело вылепленным из воска, а скулы - горными кряжами; мертвое лицо и разделенные пробором светлые волосы, напоминавшие парик. Он был одет в пальто из верблюжьей шерсти, на котором таявший снег превращался в воду, а в руках он крутил шапку. Они слышали его свистящее, похожее на астматическое, дыхание.

   - Кто... кто здесь главный? - хрипло спросил он.

   Мастерс подвинул ему стул, а Г.М. наклонился вперед.

   - Полегче, - хмыкнул он. - Так вот, сынок, что это за идея, ворваться сюда и кричать, что виной всему коробка с конфетами? Хотите сесть в тюрьму?

   - Это был единственный способ проникнуть сюда, - хрипло ответил Эмери. - Они думали, что я репортер. И запросто могли выставить. Какая разница? Не возражаете, если я выпью? - Он пошарил у себя во внутреннем кармане.

   Г.М. смотрел на него.

   - Ваш маленький трюк с этой коробкой выглядит не очень, не правда ли?

   - Стоп! - сказал Эмери. Его рука дернулась. - Я не сказал...

   - Теперь можете. Не будьте глупцом. Она запрещала вам сообщать газетам, где находится, любую мелочь о своей жизни. Это вас ужасно раздражало, поскольку вам была нужна реклама. И вы придумали, как можно сделать так, чтобы она вам не помешала, при этом не подвергая опасности ее жизнь. Ни чью-либо еще, если угодно. Вы собирались обнаружить, что конфеты отравлены, если только вас не опередит Рейнджер, и тогда в газетах появилась бы сенсация: "Покушение на жизнь Марсии Тейт". Хорошая реклама, правда? Конфеты отправятся в лабораторию, будет установлено, что они отравлены. Но когда Джон Бохан настоял на том, чтобы каждый взял по одной, у вас случился острый приступ совести... Ха. - Г.М. пристально взглянул на него сквозь свои большие очки. Надул щеки и громко выдохнул; затем посмотрел на Беннетта. - Вы начинаете понимать, почему я вчера сказал вам в своем офисе, что бояться нечего, и что мисс Тейт вне опасности? Так и было бы - если бы мы имели дело только с этим парнем, Эмери. Но это не так. Мы имеем дело с тем, кто и в самом деле хотел убить ее.

   - Ха, ха, - невесело произнес Г.М. - Прекрасная работа. Все, что получил за свою изобретательность наш замечательный рекламный агент, это хорошую порцию стрихнина, и ничего кроме. Потому что наш мудрый друг Рейнджер указал на то, что он упустил: что будет полицейское расследование, а потому мисс Тейт не сможет вернуться в Америку вовремя, как это указано в ее контракте. Очень разумный парень, этот Рейнджер.

   Мастерс заглянул в свою записную книжку и мрачно кивнул.

   - Для полицейского расследования, - сказал он, - имеется все необходимое. Нам здесь не очень-то по нраву такая журналистика. В конце концов, если вы посылаете кому-то яд, это представляет собою покушение на убийство. Осмелюсь спросить, вы об этом знали, мистер Эмери?

   Эмери, с покрасневшими глазами, выглядел озадаченным. Он сделал неопределенный жест, как если бы отгонял надоедливую муху.

   - Да, но... какого черта! - воскликнул он. - Это была хорошая история. Это... Какая разница, так пошло все или не так. Есть кое-что еще. Говорю вам, есть кое-что еще!

   - И вы что-то об этом знаете? - небрежно спросил Г.М.

   - Мне звонил Карл. Он был совершенно пьян. Я... я могу увидеть ее? - задавая этот вопрос, он дрожал и медленно перевел взгляд на Г.М. - Он был совершенно пьян. Он сказал что-то о том, что случилось в павильоне, что-то невнятное, и о мраморном гробе. Эта тряпка рыдала. Карл Рейнджер. Я не знаю, как, но мы решили положить ее в самый лучший гроб здесь, в Лондоне, пока не сможем перевезти через океан. Он сказал, что Бохан арестован. Что его здесь повесят, понимаете?

   Он говорил, не переставая, но голос его был еле слышен. Его пальцы метались по подлокотнику кресла. Казалось, его мучили угрызения совести, и он не мог остановиться, пока не выговорится до конца.

   - Я должен рассказать вам все. Тем более, вы все равно это узнаете, рано или поздно. Если Бохан убил ее, как сказал Рейнджер, это моя вина. Потому что я сказал Канифесту... Сказал вчера днем; удрал из больницы, чтобы сделать это. Карл узнал об этом всего пару дней назад, и сказал, что это будет самым лучшим способом предотвратить это. Да. Я имею в виду, он выяснил, что ангел Канифеста... - Он сунул руку в карман.

   - Полегче, сынок. Можете выпить, - сказал Г.М., вяло махнув рукой, - и продолжим. Итак, что вы сказали Канифесту?

   - Что она уже замужем.

   - Должен предупредить вас, мистер Эмери, что вы должны давать себе отчет в ваших словах. Вы сами, только что, по собственной воле, признали себя в преступном замысле, а именно преднамеренном и жестоком убийстве, - мрачно произнес Мастерс.

   - Убийстве? - почти взвизгнул Эмери. Он подскочил в кресле. - О Господи, да я не посмел бы и пальцем ее тронуть! У вас много странных идей, но почему вы постоянно твердите именно об этом? Послушайте, вы, несчастный глупец, она была моей женой!

   В наступившей тишине кто-то присвистнул. Эмери медленно окинул взглядом всех присутствовавших, и заговорил, с каким-то циничным отчаянием.

   - Да. Я знаю, что вы думаете. Фигляр. Пустышка. Которую никто никогда не пригласит в приличный дом. Хорошо! Я скажу вам кое-что. Я сделал Марсию Тейт звездой. - Он говорил спокойно, со своего рода жестоким триумфом. - Спросите любого, кто ее знает, кем она была. Спросите их, и увидите, что они вам ответят. Я создал ее, когда она была никем. Имеется большое число хороших директоров, пытающихся сделать звезды из хороших актрис; но если вы думаете, что в этом деле главную роль играют деньги, вы заблуждаетесь. Не деньги делают звезд. Для того чтобы они ими стали, нужен такой, как я.

   Я делал все, что она хотела. Всегда. Одним из ее условий было то, что никто не должен знать о нашем браке, в том случае, если это будет угрожать ее карьере. Хорошо, допустим, она была права. Было прекрасно сознавать, что она - моя. Все, что я мог сделать, - вы наверняка подумаете, что я величайший идиот в мире; я ничего не могу поделать с тем, что вы это подумаете, но я чувствовал, - все, что я могу сделать, это придумать себе жену, о которой мог бы говорить и упоминать в разговорах, имея в виду Марсию. Это было своего рода утешением. Я называл ее Маргарет, потому что мне всегда нравилось это имя...