- Смотрите на дорогу, - резко произнес Беннетт. - Где мы едем?

   - Образумить ее, если она там. - Побледнев от ярости, он вновь уставился на дорогу. - Сегодняшнее утро она посвятила покупкам - в парике. Вы можете себе такое представить? Парик! Но вот что я вам скажу: если она хочет принять участие в этом Карле Втором, ради Бога. Почему нет? Сбор будет полным. В прошлом году "Рэдиант Пикчерз" выпустила нечто подобное, и получила прекрасные отзывы в Варьете. (Это шоу с Нелл Гвинн вы видели, не так ли? Угу. Я так и думал.) Отлично. Мы с Бауманном это устроим. Мы вложим в дело миллион долларов. Миллион долларов, - произнес Эмери, смакуя каждое слово. - Да, и заполучив все права, мы наймем этих оксфордских ребят в качестве технических консультантов. Вы думаете, я не жажду успеха? Еще как. Вот как я, пожалуй, поступлю, - свирепо произнес он, и автомобиль снова вильнул. Таково было его намерение. Резко мотнув головой, он продолжал: - Если она этого хочет, она это получит. Но не здесь. Кто такой этот Бохан, я вас спрашиваю? - если он и сам не знает, чего он хочет? Рохля. Бохан - рохля. И каковы же его намерения? Чтобы увести ее у меня, чтобы я не смог раскрыть ей глаза, они увозят ее в эту страну, в эту глушь; чтобы мы потеряли ее, понятно? Но я ему этого не позволю. Сюда она приехала. Но есть способ разрушить их планы прямо здесь, в Лондоне.

   - Каким образом?

   - Каким образом? - Он наморщил лоб и понизил голос. - Слушайте. И держите язык за зубами. Вы знаете, кто дает деньги на это шоу? А?

   - Кто?

   - Канифест, - ответил Эмери. - Здесь нам надо повернуть...

   Он протиснулся сквозь поток машин к углу Гайд Парка и остановился во дворе многоквартирного жилого дома белого камня с видом на остроконечные деревья парка. Эмери предупредил швейцара, чтобы тот не объявлял об их прибытии; затем что-то проворчал и сунул ему в руку банкноту. Они прошли через сумрачный зал к лестничной площадке, к номеру с табличкой 12, дверь которого была открыта. "Как на похоронах", заметил Эмери, ощутив густой аромат цветов, и остановился, услышав голоса внутри.

   В гостиной, с синими обоями, ярко освещавшейся зимним солнцем через широкие окна, находилось трое мужчин. Один из них, куривший сигарету в кресле у окна, был Беннетту не знаком. На столе, посреди вороха мятых орхидей и развернутой упаковочной бумаги, лежала коричневая коробка, схваченная яркими лентами, с таким же ярким изображением обнаженной сирены, - коробка шоколада ценою в пять фунтов. Джон Бохан стоял по одну сторону стола, Карл Рейнджер - по другую. И, насколько Беннетт мог судить по их виду, были чем-то сильно озабочены. Стоило только войти в комнату Марсии Тейт, оказаться среди ее вещей и вещей, к которым она прикасалась, и он почувствовал, что снова прикасается к той самой проклятой атмосфере.

   - Не знаю, имеете ли вы об этом представление, - голос Джона Бохана стал резким и похожим на жужжание шершня, затем снова вернулся к нормальной интонации. - О том, что люди имеют право сами вскрывать предназначенные им посылки. Мы называем это хорошими манерами. Вы когда-нибудь слышали о чем-нибудь подобном?

   - Вряд ли, - невозмутимо отозвался Рейнджер. Держа сигару во рту, он не отрывал взгляда от коробки. Затем протянул руку и коснулся лент. - Мне стало любопытно.

   - Вы серьезно? - произнес Бохан прежним тоном. Он склонился к столу. - Уберите руки от коробки, дружище, или я разобью вам лицо. Вам ясно?

   Сидевший у окна мужчина произнес: "Послушайте!" Быстрым движением потушив сигарету, он поднялся. Рейнджер по-прежнему стоял около стола. Он был невозмутим, его взгляд оставался неподвижным.

   - Мне кажется, Джон, - пророкотал поднявшийся с юмористическими нотками в голосе, которые, возможно, были призваны снять возникшую напряженность, - что вы слишком серьезно к этому относитесь, разве не так? - Он подошел к столу, полный человек с неторопливыми движениями, и поворошил обертку. Затем задумчиво покосился через плечо на Рейнджера. - В конце концов, мистер Рейнджер, это всего лишь коробка шоколада. И еще визитка. Вне всякого сомнения, от какого-нибудь поклонника. Мисс Тейт постоянно получает подарки, почему же этот вызвал у вас недоверие? Надеюсь, вы не подумали, что это бомба?

   - Если этот глупец, - заявил Рейнджер, ткнув сигарой в сторону Бохана, - настолько вменяем, чтобы позволить мне объяснить...

   Бохан шагнул вперед, когда Эмери небрежно постучал в открытую дверь и вошел. Беннетт последовал за ним. Разговаривавшие вздрогнули и обернулись к вошедшим. На мгновение напряженность спала, но создавалось ощущение, будто комната наполнена осами и вы можете слышать их жужжание.

   - Привет, Тим, - сказал Рейнджер. В голосе его слышались неприязненные нотки, хотя он и попытался это скрыть. - Доброе утро, мистер Беннетт. Вы как раз вовремя, чтобы услышать кое-что интересное.

   - Кстати, Рейнджер, - холодно заметил Бохан, - почему бы вам не убраться отсюда?

   Черные брови Рейнджера приподнялись. Он произнес:

   - А почему, собственно? Я здесь такой же гость, как и вы. Но, видите ли, я заинтересован в Марсии и мне небезразлично ее здоровье. Именно поэтому я хочу сказать вам и мистеру, - он постарался сымитировать манеру третьего мужчины, - Уилларду, что эти конфеты показались мне подозрительными.

   Джон Бохан остановился и посмотрел в сторону стола. Подобно человеку, которого назвали Уиллардом, прищурил глаза. Квадратное, умное, с насмешливым выражением лицо, глубокие морщины вокруг рта, выступающий лоб и тяжелые сероватые волосы.

   - Подозрительными? - медленно повторил он.

   - Никакой, - Рейнджер прошелся, взгляд его оставался неподвижным, затем закончил неожиданно резко, - никакой неведомый лондонский поклонник не мог этого послать. Взгляните на адрес. Мисс Марсии Тейт, 12 Сьют, Хертфорд, Хамилтон Плейс, 1. Только шесть человек знали, что она собиралась сюда. Даже сейчас никто еще не прознал об этом, а коробка была отправлена вчера вечером, до ее переезда. Это мог сделать только один из ее - назовем их так, - друзей. Один из нас. Зачем?

   После некоторого молчания Бохан с яростью произнес:

   - По мне, так это выглядит как шутка дурного пошиба. Любому, кто знает Марсию, известно, что она не падка на сладости. А эта дешевка с голой красоткой... - Он замолчал.

   - Хорошо. Значит, вы думаете, - сказал Уиллард и постучал пальцами по коробке, - что это нечто вроде предупреждения?

   - То есть, вы хотите сказать, - отрезал Бохан, - что конфеты могут быть отравлены?

   Рейнджер смотрел на него ничего не выражающим взглядом.

   - Ну, хорошо, хорошо, - сказал он, и его губы растянулись в неприятной улыбке. - Никто этого не утверждает. Никто не произнес ни слова о яде, кроме вас. Вы либо слишком глупы, либо чересчур проницательны. Хорошо. Если вы полагаете, что они совершенно безвредны, то почему бы вам не попробовать одну?

   - Пожалуй, - произнес Бохан после небольшой паузы. - Клянусь Богом, я так и сделаю!

   С этими словами он открыл коробку.

   - Потише, Джон, - сказал Уиллард. Он рассмеялся, и этот громкий смех, обычный здоровый смех, на какое-то мгновение вновь вернул нормальную обстановку. - Послушайте, старина. Не стоит заводиться из-за пустяков. Мы ведем себя как глупцы. Наверное, эта коробка не содержит ничего опасного. Но если есть сомнения, давайте отправим ее на анализ. Если нет, вы можете съесть все ее содержимое.

   Бохан кивнул. Он вынул конфету из коробки и обвел всех присутствующих взглядом, в котором сквозило любопытство.

   - Прекрасно, - сказал он. - В самом деле, почему бы нам не съесть по одной?

   На верхнем этаже Военного министерства, в темном кабинете, Беннетт сделал паузу в своем рассказе, в то время как гулкий колокол Биг Бена прозвонил четверть часа. От неожиданности он вздрогнул. Воспоминания, яркие, как сама реальность, схлынули, и он вновь оказался в комнате с гипнотизирующими бликами света на столе, и вновь увидел лунообразное кислое лицо Г.М., смутно различимое в полумраке.

   - Хорошо, лопни мои глаза! - пророкотал Г.М. почти так же гулко, как часы. Затем проворчал: - Из всех дурацких предложений Джона Бохана, о которых я слышал последнее время, это самое дурацкое. "Почему бы нам не съесть по одной", вот как? Совершенная глупость. Идея состояла в том, как я полагаю, что если кто-то отравил верхний слой, и если этот кто-то находился в комнате, - что, кстати, совершенно не доказано, совершенно - то он откажется взять конфету? Грррм. Если все конфеты верхнего слоя содержали яд, - что маловероятно, - вы отравились бы все. Если же отравлена была только часть из них, - что более вероятно, - можете быть уверены, что тот человек, который это сделал, принял бы все меры к тому, чтобы не принять яд самому. Дурацкая идея. И вы хотите уверить меня, что Бохан заставил вас это сделать?

   - Ну, сэр, мы все были несколько возбуждены. И каждый смотрел на каждого...

   - Как, - сказал Г.М., широко открыв глаза. - И вы тоже?

   - Я должен был так поступить. Мне не оставалось ничего другого. Рейнджер начал было возражать. Он сказал, что он человек разумный...

   - Так оно и было. До некоторой степени.

   - Видели бы вы, как он был испуган своим собственным предположением. Он привел несколько веских причин, по которым этого делать не стоило, и едва не потерял самообладание, поскольку Бохан на все его доводы отвечал улыбкой. Эмери, который был пьян сильнее, чем казалось, разозлился и пригрозил, что запихнет ему в горло всю коробку, если тот откажется. Тогда он взял одну. То же самое сделал Эмери. То же самое сделал Уиллард, которого все происходящее весьма забавляло. То же самое сделал и я. В первый раз я увидел Рейнджера, в состоянии, отличном об его обычного спокойствия, граничащего с цинизмом. Признаю, - произнес Беннетт, охваченный невольной дрожью при этом воспоминании, - что мы поступили необдуманно. Это вовсе не казалось мне забавным. В ту минуту, когда я ощутил вкус шоколада, он показался мне настолько странным, что я мог бы поклясться...