Но недовольство Сергея было вызвано вовсе не этим. Просто подобные жилые "муравейники" не только уродовали лицо города, тяжким грузом ложась на старенькие советские коммуникации и инфраструктуру, но и обещали превратить их тихий и спокойный район в непригодный для жизни "муравейник".
В своё время жители протестовали против вырубки сквера и будущей стройки. Писали петиции, устраивали демонстрации, даже перекрывали улицы. Но все без толку, у компании-застройщика – "Логарифм-Буд" был железобетонный аргумент в виде личной подписи мэра под разрешением на строительство.
Парень "незлым тихим словом" помянул личность киевского градоначальника, которого всю сознательную жизнь били по голове, и теперь эти побои отражались не только на его интеллекте, но и на улицах города.
Бывший боксер-легенда, а ныне столичный мэр и всеобщее посмешище, пребывал в твёрдой уверенности, что у города нет других проблем кроме плохих дорог. Впрочем, дураки и дороги всегда были главной бедой на Руси. И пока первая беда боролась со второй, недобросовестные застройщики творили полный беспредел, возводя на крохотных участках, по размеру не превышающих загородную резиденцию этого самого мэра, целые города с красивыми и поэтическими названиями, но полным отсутствием условий для нормальной человеческой жизни.
Сергей задумался, а что бы он мог сделать на месте городского главы, или стань он президентом? Сделать можно было много чего. И когда в своих мечтах он уже миновал петровские реформы и вплотную приближался к сталинским, поскольку брить боярам бороду было бесполезно – требовалось рубить головы, его размышления были прерваны телефонным звонком.
Своим вариантом песни «Белые розы» Жанна Агузарова сообщала, что звонит нынешняя Серегина пассия – Ася. Он сдвинул ползунок вызова и поднёс трубку к уху.
– Серёжка, привет! – услышал он знакомый голос, – ты чего утром звонки сбрасывал, не мог своей лапочке ответить?
– Наверное, потому, что я спал и видел сон. А снилось мне, что звонят с того света и отвечать нельзя, а надо сбрасывать. Но, тем не менее, я тебе все равно ответил.
– Ответил он! Называй вещи своими именами. Нахамил ты мне, а не ответил!
– Ася, во-первых, было семь утра. Во-вторых, я не хамил, а вежливо поинтересовался, что тебе нужно в такой ранний час. И, в-третьих, могла бы и сама догадаться, если человек в семь утра не хочет отвечать, может быть он чем то занят. Спит, например.
– Ой, так я тебя разбудила! Ну прости меня, зайчик, я же как лучше хотела, тут такое событие…
– Что? Ты извинилась первая? Кто ты, незнакомая девушка, и куда ты дела мою Асю? – грозным тоном прорычал Сергей в трубку.
– Ну, Серё-ё-ёж, ну прости-и-и, – притворно захныкала Ася, – я же извинилась уже.
– Ладно, проехали. Что там у тебя стряслось?
– Слушай, тут такая удача, вот подфартило, так подфартило! Добыла флаеры в Арсенал на биеннале, выставка наивного искусства, там будет круто! Маринка со своим поругалась, отдала мне, а Танька с подругой ходили, говорят полный отпад! Событие года, мы должны обязательно…
Сергей, немного ошалев от такого напора, слегка отстранил трубку от уха. С Аськой он встречался уже почти год, но все никак не мог привыкнуть к её бешеному темпераменту.
Ася была блондинка, но не смесь брюнетки с пергидролем, а каноническая, от мозга до ногтей. Высокая, стройная, можно даже сказать худощавая, актриса одного из любительских театров, была девушкой отнюдь не Тургеневской и находилась в постоянном броуновском движении. Идеи, мысли, речь, все это выливалось из неё беспрерывным, нескончаемым потоком. Она чувствовала, жила и говорила настолько быстро, что иногда казалось, будто она опережает само время.
Познакомились они в галерее Высоцкого, где их труппа давала спектакль к Его юбилею. Роль, которую она играла, была абсолютной её жизненной противоположностью. Спокойная, трагично немногословная. И сыграла она её так, что заслужила искренние аплодисменты немногочисленной публики и цветы от Сергея, за которыми он сбегал к ближайшему подземному переходу и вручил ей после спектакля, дождавшись на выходе.
Именно тогда он и понял, в чем заключается волшебная сила магии актёрского перевоплощения. Маленькая, худенькая девушка, которая совсем недавно заставляла зрителей рыдать, превратилась в один сплошной сгусток энергии, искрящийся радостью и весельем.
Сергей, человек по жизни спокойный и даже немного флегматичный, сперва немного растерялся, а затем вдруг появилось ощущение чего-то родного и близкого, того, что хочется прижать к себе и больше никогда не отпускать. С тех пор они и сошлись, как шутили их знакомые: «Стихи и проза, лёд и пламень».
Надо признаться, что с Аськой бывало всяко, иногда шумно, иногда беспокойно, но скучно никогда. Поэтому, он может и без радости, но и без особого напряжения сопровождал её на различные тусовки и мероприятия, где она чувствовала себя как рыба в воде и без которых не представляла свою жизнь.
Он снова поднёс трубку к уху.
– … и одень, пожалуйста, свои рабочие джинсы, те, что с дыркой, которые ты выбросить собирался, это будет как раз в струю, помнишь, как ты странно выглядел в своих брюках среди байкеров, когда мы к Лексу на днюху ходили, а так будет очень даже соответственно. В общем, я в двенадцать у тебя, ты готов и ждёшь меня. О, смотри как в рифму получилось, какой невольник чести, какой поэт во мне гибнет!
– Ась, постой, а что там хоть будет?
– Я же сказала, выставка наивного искусства, событие года, быть обязательно!
– А что это ещё за наивное искусство такое?
– А это, Серёженька, когда ты заходишь туда весь такой наивный, а там тебе кружку показывают алюминиевую и говорят: «Это слепил Пикассо в шесть лет, когда ему было девять, из глины», – и, услышав его недоуменное сопение в трубку, Ася весело расхохоталась, – да расслабься ты, шучу я так. В общем, будем на месте, сам все увидишь.
– Слушай, а может не надо никуда ходить? У меня «вышка» на первой паре. Я же тебе рассказывал про нашу Эльвиру. За любой пропуск её предмета требуется платить, и платить не деньгами, которых у меня все равно нет, а потом и кровью. Тем более, что сессия на носу.
– Сергей, ну нельзя же так? Ты же понимаешь, что не вечно будешь молодым. Когда-нибудь ты тоже состаришься и умрёшь.
– Не понял? Это ты сейчас к чему? – опешил Серёга.
– А к тому, что когда ты попадёшь на тот свет и подойдёшь к вратам рая, выискивая глазами самое пушистое облачко, Святой Пётр спросит тебя:
– Ты кто такой?
– Серёжа, – ответишь ты.
– Это какой такой Серёжа? Тот самый, который не захотел идти со своей заюшкой на выставку в мае 2019 года?! Вон, вон отсюда! Вот как все будет, если мы не пойдём!
– Ясно, значит пойдём, – сказал он обречённо.
– Вот и ладненько! Все, чмоки-чмоки, я в четыре у тебя, будь готов! – радостно прочирикала Ася, готовясь завершить разговор.
– Ась, подожди, у меня есть к тебе критический вопрос…
– Эти дни? – сразу догадалась о чем идёт речь девушка. – Нет, ещё не закончились.
– Ася, правильно говорить не эти дни не закончились, а не закончилась неделя минета. – Произнёс Сергей с хитринкой в голосе.
– Таких филологов, как ты, черти в аду, в чан со смолой не кладут, а ложат. Ладно, если будешь послушным мальчиком, можешь рассчитывать. Все, давай, скоро буду.
– В двенадцать, это не скоро, – проговорил он капризно, – а ты пораньше приехать не можешь?
– Нет.
– Почему?
– Нельзя же просто так взять и приехать пораньше. К тому же я только в десять освобождаюсь.
– Ну вот!
– Что, ну вот? Если я в десять освобождаюсь, это вовсе не значит, что буду свободна.
– Эх, Ася, Ася! Ты у меня такая, такая… Я бы сказал, но, боюсь, ты сама все поймёшь.
– Бойся, понимаю. Я такая, какая я есть!
– Да, и глаза у тебя цвета твоих глаз, – печально вздохнул Сергей.
– Все, давай, мне уже бежать надо. Я тебя люблю! Подробности под одеялом. – Протараторила Ася и нажала отбой.
Сергей какое-то время послушал гудки и, вздохнув, произнёс:
– И я тебя тоже люблю.
По дороге в институт он думал о предстоящей выставке. Идти в Арсенал хотелось не очень. Эту площадку, бывший киевский завод «Арсенал», а ныне культурно-художественный комплекс «Арсенал искусств», всерьёз и надолго облюбовали представители различных направлений современного искусства.
К их «творчеству» Сергей относился не очень одобрительно. Один из первых их совместных с Асей походов был именно в «Арсенал», на «Выставку современного английского искусства». Впечатления от современных тенденций в английском искусстве у него остались двоякие, да что там кривить душой, негативные они остались.
Одним из экспонатов была куча силикона на подставке, которая тягучими резиновыми соплями постепенно сползала на пол. По окончании процесса, приходил работник выставки, водружал её обратно, и все начиналось сначала.
Другой экспозиция представляла собой огороженную площадку, на которой размещалась куча пустых пластиковых бутылок и какого-то непонятного мусора.
Венцом же и главной «заманухой» выставки был стеклянный гроб, в котором находилась отнюдь не прекрасная принцесса, а плавал труп пожилого мужчины. Возле него сидел молодой человек в очках и читал какую-то книгу. Табличка на русском и английском языках поясняла, что «произведением искусства» является заспиртованный труп его отца.
Созерцание столь вопиющего образчика современного творчества положило конец его терпению, он схватил Асю за руку и насильно выволок её из этого «храма искусств», за что был награждён званием ханжи и ретрограда.
Идти опять в эту клоаку желания не было, да и пропускать математику тоже не хотелось. Читала её – Эльвира Константиновна или, как её окрестили студенты – «сталинистка». Выглядела она, как постаревшая комсомолка 30–х годов, и была так же неподкупна.