Не без этого. Он понял, что красным атаманом ему не стать. В последней телеграмме реввоенсовету товарищ Ленин рекомендовал в Области Войска Донского устраивать Советы, а не традиционный казачий Круг. Впрочем, о Круге, товарищ Ленин возможно и не подозревал.

Нет, Попова он не искал. Он и так знал, где тот находиться. Ещё из Новочеркасска он послал с казаком письмо как бы к своему брату Алексею, который был с Поповым, приглашая наказного атамана в город. На письмо Пётр Харитонович не ответил, но казака отпустили невредимым. Это давало Голубову надежду привлечь войско Попова на свою сторону и завладеть-таки атаманской булавой. И вот три сотни глубовских казаков в Сальских степях. И там Николаю Матвеивичу пришла великолепная мысль: «А не привлечь ли для начала на свою сторону Митрофана Богаевского?»

Митрофан Петрович Богаевский любимец всего Тихого Дона, прекрасный оратор, Донской Златоуст, как его величали. Если уж он не уговорит Попова на союз с Голубовом – тогда кто? Да и находился он где-то рядом со станицей Великокняжеской. Оставив свои три сотни в станице Платовской, Голубов с десятком казаков начал поиски. Искал примитивно – просто спрашивал всех о Богаевским, впрочем, Митрофан Петрович особенно и не скрывался. И опрос привёл его в станицу Денисовскую, где проживал Митрофан Богаевский с женой Елизаветой. Узнав, что его ищет Голубов, Богаевские наскоро собрались и вышли в степь, надеясь добраться до Попова. Но были остановлены казачьим разъездом.

- Куда это вы, на ночь глядя? – спросил вахмистр. – Возвращайтесь.

Пришлось вернуться. Спрятаться у знакомых в станице не удалось. Куда бы они ни стучались, им не открывали, Голубова боялись – мало ли что у него на уме?

И Митрофан Петрович решил сдаться непосредственно Голубову. В конце концов, он его должник. Когда царицынские рабочие назначили Голубова атаманом, это очень разозлило казаков и старики, даже, решили лишить его казачьего звания. Но Митрофан Петрович поручился за Голубова.

Голубов встретил Богаевского радостно. Усадил за стол, Елизавету Дмитриевну на лавку напротив, подкрутил керосиновую лампу под потолком, что бы ярче светила.

- Я уж и не чаял отыскать тебя, Митрофан Петрович.

- Что ты хочешь? – напрямую спросил Богаевский, имея в виду, главным образом, себя.

- Атаманскую булаву, - честно ответил Голубов, - а ты у меня будешь комиссаром.

- Комиссаром? – удивился Богаевский.

- А что такого, Митрофан Петрович? Сейчас без идеологии никуда! Большевики свою линию гнут, а мы будем свою, казачью. Знаешь, сколько большевики прислали агитаторов на Дон? Сто человек! И все сплошь казаки! Где только и набрали?

- Чему удивляться? Дон большой. Не обижайся, Николай Матвеевич, но отношение к тебе у казаков своеобразное. Болтаешься туда-сюда: то ты за царя, то ты за большевиков, то, вдруг за эсэров.

- Так и не я один. Все болтаются. В семнадцатом году большевиков на Дону как Христа ждали. Не я один.

- Да, но не все у большевиков атаманство получают.Из казаков тебя хотели выгнать. Я тогда за тебя поручился…

- И правильно сделал. Не зря поручился. А атаманство от красных – что? Они давали, я взял. Отказываться что ли? И как бы на это, на отказ, посмотрели бы? Что мне это красное атаманство? А с твоей помощью настоящее будет!

- Казаки на тебя косо смотрят, говорят, что ты Каледина убил.

- Да мало ли что гутарят! Как? В бою мог бы, конечно, а так нет. Сам он.

- Не по-казачьи это. Казаки до конца бьются – или до своего или до врагов.

- Сейчас уже не старые времена, Митрофан Петрович, да и до конца он бился. Сам он. Своей смертью Тихий Дон хотел поднять. Ты же сам его видел. Он часы на стул положил, письмо прощальное написал, а потом лёг на кровать, наган дулом к сердцу и поминай, как звали!

- Могли и подстроить.

- Как? А письмо? Заставили написать? Заставить Алексей Максимовича сделать что-то против его воли – невозможно!

- Может быть, может быть, - задумчиво сказал Богаевский, - и куда ты меня определишь в Новочеркасске?

- На гауптвахту. Под надёжную казачью охрану.

- Надёжную?

- Надёжную.

- А Назаров где?

- Расстреляли Назарова, - горестно сообщил Голубов.

- А говоришь – надёжная.

- Лучше всё равно нет. Уж такой оплошности больше не совершим. Да и не совершили. Через день после гибели Назарова, хотели красные расправиться с офицерами, что были на гауптвахте, да казаки не позволили. Поэтому я и здесь. Меня вытолкали из Новочеркасска после этого. Да и большевики сейчас в Ростове. А сагитируешь казаков – у нас своя власть будет в Новочеркасске. Тогда уж мы Подтёлкова из Ростова вытолкаем. Кровь, гад, казачью льёт, что воду. Вот посмотрите, Елизавета Дмитриевна, что сестрица моя, Оля, написала.

С этими словами он достал газетный листок и подал жене Богаевского.

Она его развернула и прочитала:

- Великому народу! Название многообещающее, – прокомментировала Елизавета Дмитриевна и продолжила:

- Подымайся, великий народ,

Остальные пойдут за тобою.

Дружной ратью пойдём мы вперёд

Только трусы не явятся к бою.

Если ярким наш будет удел,

Лихо станем над чёрною бездной.

Кто может, беспощаден и смел.

Она взовьётся к высотам надзвёздным.

В грозном рокоте слышан удар

По позорным столбам капитала.

От мерцанья зажёгся пожар,

Долгожданная радость настала.

Люди – братья, в великие дни

Есть надежда на гибель Ваала.

Цепи пали … Зажглися огни…

- Забавно. И что это?

- Вы не поняли, Елизавета Дмитриевна? Если прочитать первые буквы строчек, то получиться: ПОДТЁЛКОВ ПОДЛЕЦ.

И Голубов довольный рассмеялся.

- И это пропустили в революционной газете? – удивилась жена Богаевского.

- Да. Там не все дюже грамотные.

- И как же я тебе помогу, Николай Матвеевич? – спросил Богаевский.

- То, что ты со мной, это уже помощь.

- С тобой я как пленник или как союзник?

- А мы не будем уточнять. Пусть думают, как хотят. Нам и то и то сгодиться.

На следующий день они уже были в станице Платовской, а ещё через день Голубов ушёл к хуторам в Сальской степи в надежде на встречу с Поповым. В Платовской оставил охранять чету Богаевских десяток казаков и своего ординарца.

По станице разнеслась весть, что захвачен брат Африкана Петровича Богаевского, что сейчас командует полком у Корнилова. Несколькими днями ранее здесь на соединение с Петром Харитоновичем Поповым прошёл его однофамилец Иван Данилович с сотнями набранных им калмыков, «влача кровавый след», как сказал поэт Максимилиан Волошин. Карательные меры, учиненные калмыками, популярности белому движению, разумеется, не принесло. Иногородние были очень злые. Собрался сход. Потребовали от Богаевского оправданий за брата и за всё белое движение. Охрана, оставленная Голубовым, справиться с толпой была не в силах. Митрофану пришлось согласиться на выступление. Вытащили стол, на него взобрался Богаевский, его жена и охрана стояли рядом. Говорил Митрофан Петрович два часа. Ничего такого он не сказал. Говорил, что беднейшее казачество и иногородние должны протянуть друг другу руки и вместе трудиться над процветанием Тихого Дона. Но кровь, кровь была между красными и белыми! И эта кровавая река широко разлилась: рукой до другого берега не достать.

Раздались злобные выкрики.

- Да, протянешь им руку. Шашкой полосонут, и тут же ноги протянешь!

- Верь им, сволочам этим! Порубают всех в мелкую капусту!

- Скольких порубили да постреляли эти лампасники узкоглазые!

- Звери эти степняки!

- С Пеши Ефремова живьём кожу содрали да на снег бросили!

- Они такие!

- Но красногвардейцы тоже не отличаются миролюбием, - возразил Митрофан Петрович, - в Новочеркасске и в Ростове расстреливают без суда.

- Так это контру бьют, офицеров всяких во имя светлой жизни!

- То есть красным можно убивать, - уточнил Митрофан Петрович, - а контрреволюционерам, как вы их называете – нельзя?

- Так мы ж за правое дело! Встань на сторону бедняков, и ты нам товарищ и брат!

- А вы косо смотреть будите?

- Может, первое время и будем, потому как к вам доверия нет! А ты заслужи!

- Как заслужить? На задних лапках перед вами прыгать? А честь? А достоинство? Какой же он после этого офицер?

- Какая честь? Какое достоинство? Контра Митрофан, как и его братец!

- Расстрелять его! И вся недолга!

На добром лице Богаевского появилась растерянность. В пенсне и с широкими усами он был похож на умного, но грустного кота.

- Не-е! Судить, а потом расстрелять!

Тут вмешался ординарец Голубова:

- Правильно, товарищи, судить надо! Мы же не банда какая-то! Мы государство строим рабочих и крестьян. По закону всё должно быть! По нашей рабоче-крестьянской совести. Только не мы судить его должны. А может, он чего такого знает про брата и беляков? А вы его кокнете! С мёртвого какой спрос? В Новочеркасск его надо! Там пусть судят, кому это положено.

- Это правильно!- согласились красногвардейцы и им сочувствовавшие и посоветовали:

- Так вези его, казак, куда положено, что он тут глаза мозолит?

Голобовцы в этот же день увезли чету Богаевских в станицу Великокняжескую. Митрофана Петровича посадили в тюрьму, а Елизавету Дмитриевну приютили добрые люди.

Через день в Платовскую вернулся недовольный Голубов. Переговоры с Поповым сорвались, вернее, они даже и не начались. Разговаривать с красным атаманом никто не захотел, а на словах Попов передал через голубовских парламентёров, что, мол, пусть сначала Голубов определиться: на чьей он стороне и, если уж он привёл красных в Новочеркасск, так пусть и выведет их оттуда, а тогда и гутарить можно.

Голубов ускакал в Великокняжескую и там явился к Богаевскому.

- Не захотел Попов со мной гутарить. Упёрся. Не понимает он общего положения! Гражданская война! На ней надо быть гибким и хитрым! И себе на уме! Объединяться надо со мной под видом красных. У красных сейчас сила! У казаков мозги агитацией большевицкой затуманены. Врут им, а они верят, потому как тёмные! Разагитировать их надо. Воевать-то они умеют! А кто у Попова? У Корнилова? Кто под началом у твоего брата Африкана Петровича? Мальчишки от четырнадцати до восемнадцати лет! Куда им против матёрых казаков! Побьют их! Полягут все в степи. Как щенков перестреляют! Напиши им, Митрофан Петрович. Пусть «степняки» Попова перейдут на сторону красных, для вида. Будем вместе, захватим власть на Тихом Дону. В Новочеркасске и так вся власть в моих руках. А вместе с Поповым мы сила будем. В Новочеркасске казаков и агитировать дюже-то и не надо. Насмотрелись, что большевики вытворяют. Как у генерала Пименова трёх зятьёв-офицеров убили? Знали его? Вызвали, значить, их в комиссариат, а через час приходит к Пименовым комиссар и гутарит: «Извините, барышни, ошибочка вышла. Расстреляли ваших мужей по недоразумению». Три дочери генерала враз стали вдовами!Напиши Попову, Митрофан Петрович.