Глава 3

Стюарт

Не могу сказать, когда разговор между нами превратился во флирт. Фостер чертовски сексуален – солнце оттенило его кожу, отбелило кончики волос. Он был загорелым, с песочного цвета волосами и голубыми, как небо над нами, глазами. С глубоким голосом, теплым смехом и сильными руками. Он ходил босиком, в коричневых шортах-карго и синей рубашке с логотипом «Tropic Heat». Фостер выглядел таким же холёным и безупречным, как его роскошная яхта, и таким же свободным и диким, как побережье, на котором он работал.

Это была интересная комбинация. Как я уже заметил, чертовски сексуальная комбинация.

Мне стало интересно, как пройдут двенадцать дней наедине с капитаном, и я беспокоился, что это может быть неловко. Хотя, насколько я мог судить, учитывая, что прошло всего несколько часов, мы могли бы прекрасно поладить.

Я даже не осознавал, что когда-нибудь захочу узнать что-либо о парусном спорте, пока Фостер не упомянул об этом. И это было похоже на вызов, а если и существовало что-то, что точно могло заинтересовать меня – так это познание новых и сложных вещей. Фостер показал мне гик (Прим. пер.: горизонтальное рангоутное дерево, одним концом (пяткой) подвижно скреплённое с нижней частью мачты парусного судна), грот (Прим. пер.: нижний прямой парус на грот-мачте парусного судна), фаловый угол грота, или кливер (Прим. пер.: косой треугольный парус, прикреплённый к снасти, идущей от мачты к бушприту), чехол для паруса, лини (Прим. пер.: тонкий (до 0,5 дюйма) корабельный трос из растительного материала) и такелаж.

— Лини? Разве это не просто веревки?

Фостер засмеялся.

— Нет. У моряков другие термины. Хотите техническое обоснование, почему их не называют веревками, или вам все равно?

— Хочу техническое обоснование.

Он слегка покачал головой. Я думаю, ему понравился мой честный ответ.

— Лини – из натуральных волокон, а трос – из синтетических или стальных, и он не предназначен для специфической работы. Это и есть просто веревка в общем понимании. Но у линей как раз определенное применение. Якорный или швартовый линь. А линь, предназначенный для подъема грот-мачты, или грота, как мы его зовем, называется фал.

— Морские термины сбивают с толку. Как левый борт и корма. Я имею в виду, кто придумал всю эту хрень?

Фостер засмеялся.

— Я полагаю, что это произошло в средние века, когда морякам по всему миру понадобился общий язык.

— Наверное. Похоже, я просто не задумывался об этом в таком ключе, — пробурчал я.

Фостер прошел по периметру яхты так, словно находился на суше, хорошо знакомый с каждым ее дюймом. И там, где я чувствовал себя неуверенно и неустойчиво, он двигался тягуче и осторожно, словно являлся продолжением яхты и океана.

Он показал мне GPS, как работает двойной штурвал, как завести двигатель, как бросить якорь.

— На этой яхте все оснащение – сплошная электроника, — объяснил он. — За такую цену так и должно быть, — он улыбнулся, сказав это.

— Не хочу даже думать, сколько стоит эта яхта, — вслух размышлял я.

— Ну, это мой дом и офис, — добавил Фостер, проводя рукой по белому краю корпуса кабины. То есть каюты. Тьфу, Боже. Я никогда не запомню эту терминологию.

— Ваш дом?

— Конечно. Я живу на борту.

Я уставился на него.

— Это все, что у вас есть? Ни дома, ни другого имущества?

Мои тупые вопросы не задевали его. Он только улыбнулся шире.

— Это все, что мне нужно. Поверьте, у меня были квартиры, машины, дорогие костюмы, все доступные современные устройства. Я счастлив, что это все осталось в прошлом.

Я прокрутил его слова в голове. Я счастлив, что это все осталось в прошлом. Господи, если бы только.

— Ничего себе!

Мужчина долго смотрел на меня, а потом сочувственно улыбнулся.

— Как насчет того, чтобы поплавать?

Я медленно выдохнул.

— Звучит неплохо.

— Полагаю, вы сможете поднять главный парус?

— В одиночку? Вы с ума сошли?

Он посмеялся над моим выражением лица.

— Ладно, я сделаю это сам. Запоминайте на будущее.

Он легко справился с парусом, прилагая не больше усилий, чем нужно, чтобы дышать, и разговаривая в процессе.

— Когда я был ребенком, мне приходилось справляться с линями и парусами вручную. Теперь я просто нажимаю кнопки для большинства действий. Я могу управлять парусами из кабины. Что весьма удобно, учитывая, что я делаю все в одиночку.

Я наблюдал за всеми манипуляциями.

— Вы всегда плавали под парусами? Даже в детстве?

— Мой папа отплывал из Рашкаттерс (Прим. пер.: портовый восточный пригород Сиднея, в штате Новый Южный Уэльс, Австралия).

— Сидней?

Он кивнул.

— Я там родился и вырос.

— Как долго вы этим занимаетесь?

— Шесть лет. — Фостер сверкнул мне победной улыбкой, когда затянул веревку... линь... фал. Без разницы. И вскоре парус развевался на ветру, и яхта начала двигаться. — Вы готовы к этому? — спросил он, перемещаясь быстро и умело обратно на сиденье, которое занимало всю ширину лодки, и взял одно из рулевых колес.

Я попытался присоединиться к нему, двигаясь со всей доступной мне грацией, что больше напоминало движения слона в противовес газели.

— Вот, садитесь за руль, — сказал он.

— Черт.

Я сделал, как он просил. Само колесо было огромным и гладким, обтянуто тонкой кожей, чтобы не скользить.

— Расслабьтесь. Это как вождение автомобиля. Вроде того. — Затем он бросил на меня взгляд. — Вы ведь умеете водить машину, верно?

На что я рассмеялся:

— Да, конечно.

И Фостер оказался прав. Как только я немного расслабился, то действительно начал наслаждаться. Ветер, крейсерская скорость. Фостер помогал мне управлять немного, – потому что это совсем не похоже на вождение автомобиля, – и довольно скоро мы обогнули мыс и нашли небольшой уединенный пляж, о котором Фостер упоминал ранее.

— Ох, ничего себе, — пробормотал я.

Это было потрясающе. Абсолютно потрясающе. Белоснежный песок, сине-зеленое море, пальмы и тропический лес.

Фостер прошел мимо меня, поднялся на палубу что-то проверить, затем вернулся в капитанскую рубку и свернул главный парус внутрь в мгновение ока. Все выглядело так просто. Затем он вернулся и похлопал меня по колену.

— Подвиньтесь.

Я скользнул в угол, и он сел рядом со мной, управляя лодкой, пока мы плавно входили в залив. Когда он нашел место, которое считал идеальным, то позволил мне бросить якорь. Что означало просто нажать кнопку, но все же. Я сделал это сам.

Я улыбался, как ребенок в магазине конфет, и Фостер усмехнулся, когда посмотрел на меня.

— Это довольно круто, правда?

— Это потрясающе. — Я указал на пейзаж вокруг. Триста шестьдесят градусов тропического совершенства. — Мне нужны слова получше, чем «ух ты» и «потрясающе».

Он посмеялся.

— Вы взяли с собой плавательные принадлежности?

— О, конечно.

Я спустился в свою каюту, чтобы переодеться в плавки и вспомнил, что упаковал только белые. Я же думал, что буду загорать с Джейсоном, а он всегда предпочитал видеть мою задницу максимально открытой. И сейчас я жалел, что не положил пляжные шорты. Я вытащил все, что упаковал, но у меня не оказалось ничего, кроме шорт-карго и шорт для гольфа. Я не смог бы хорошо плавать в них.

Блядь.

Обреченно вздохнув, я переоделся в плавки, поправил член, схватил полотенце, обернул его вокруг талии и вернулся в капитанскую рубку. Фостер регулировал что-то в задней части лодки.

— Вы нормально? — спросил он, и я понял, что это его способ спросить, все ли в порядке.

— Да. Все хорошо.

Он одарил меня улыбкой и вернулся к делу.

— Хорошо, есть кое-что, что мне нужно показать вам. Это важно.

Его тон был серьезным, поэтому я догадался, что дело касается безопасности. И я был прав.

— Вы должны убедиться, что лестница опущена, прежде чем нырнуть. Я особо это подчеркиваю.

— Я видел тот фильм, — признался я, — где все спрыгнули в воду, а лестницу опустить забыли. Они не могли вернуться на корабль и утонули.

Он кивнул.

— Правдивая история. Обычно нас в круизе больше двух человек, и я остаюсь на борту, пока они плавают, затем ныряю очень быстро после того, как все благополучно вернулись на борт целыми и невредимыми.

Он снова упомянул, что мы только вдвоем.

— Да, простите. Он не предупредил меня.

— Нет, все в порядке. Меня это не волнует. Нам просто нужно приспособиться, вот и все. — Фостер посмотрел на небо и океан вокруг. — Условия идеальные. Нам не о чем волноваться. По правилам, я просто должен ввести вас в курс дела.

— Да, справедливо. Я очень признателен за это.

Наконец-то он улыбнулся.

— Теперь о солнцезащитном креме?

— Ой. — Было совершенно очевидно, что я не думал об этом. — Я взял какой-то. Просто еще не нанес его.

— У меня есть. — Он прочистил горло и поморщился. — Нужна… эм-м... нужна помощь в нанесении? — Он поднял сиденье в кабине и достал бутылочку солнцезащитного средства с защитой SPF-50. — Раз вы из Брисбена, то должны быть привычны к солнцу, но у меня были люди из других частей света, и они после первого же дня напоминали лобстеров.

— Могу себе представить. — Я, затаив дыхание, посмотрел на крем, который он держал, а затем выдохнул, произнося: — Если бы вы помогли мне намазать спину, было бы здорово. — Я повернулся и услышал щелчок крышки, а затем сильные, теплые руки легли мне на плечи. Крем был прохладным, но Фостер втирал его, слегка надавливая.

— Ваши мышцы надо разрабатывать, они чертовски тугие.

Я фыркнул.

— Вы не первый мужчина, от которого я это слышу.

Его руки замерли, а голос стал ниже:

— Ой. Я имел в виду напряжение в плечах.

Я усмехнулся ему через плечо:

— Знаю. Я просто не мог оставить такую забавную двусмысленность повисшей в воздухе без ответа.

Он закончил втирать крем уверенными движениями рук и сильными надавливаниями. Стоило признать, мне понравились его прикосновения.

— Вы тренируетесь, — сказал он. Это было утверждение, а не вопрос. Действительно ли его голос стал хриплым? Или это мое воображение?