Код бессмертия

 

Людская плоть в родстве с листвой, И мы чем выше, тем упорней: Древесные и наши корни Живут порукой круговой.

А.Тарковский

 

Здесь будет город сад.

В.Маяковский

 

Предисловие

 

Убелённый сединами мужчина вошёл в кабинет и устало опустился в мягкое кожаное кресло. Включил оптофон, и скоро в кабинете появилась голограмма: седая женщина в инвалидном кресле. Изображение несколько подрагивало, отчего казалось, будто на женском лице пляшут морщины.

— Ну как? Не молчи, — старческий голос звучал так, словно говорившая стояла рядом. Хотя мужчина знал: между ними десятки световых лет.

— Всё в порядке, утвердили во втором чтении.

— Хвала науке. Человечество не вымрет. Звони внучке, пусть начинает.

— Да, мама.

— Поторопись, милый, ты представляешь, какие толпы ринутся в город-сад?

Город-сад. Мужчина лишь однажды посещал одну из экзопланет. Для кого-то на них был просто сад, для кого-то — кладбище.

Если смотреть из космоса, та поверхность той экзопланеты представляла собой аккуратные делянки со стройными рядами пихт, берёз и лип. Кое-где даже баобабов. Это были не хранилища биоматериалов, поглощающих электроэнергию и другие ресурсы, а сады, дающие кислород, улучшающие экологию и климат далёких планет.

Серебристые здания — законсервированные лаборатории, «роддома» для клонов с полным циклом выделения ДНК человека из деревьев, и их последующей активации и «выращивания» в боксах – матках. Банк яйцеклеток, лишенных собственной ДНК, ожидающих своего часа — зачать новую жизнь

Триста лет назад человечество было в поисках мест для переселения колонистов с Земли. А теперь найдены планеты, пригодные для жизни, есть корабли, способные долететь до них за несколько месяцев. А людей нет. Даже экипажи космических кораблей состоят в основном из андроидов. Продолжительность жизни человека увеличилась в разы, но мир, в котором живут старики, — грустное зрелище. Земля постепенно превращается в дом престарелых.

И вот — прорыв не в науке, а в бюрократии, дающий надежду на будущее.

Сессия ООН приняла закон о клонировании человека. Пожилой мужчина был Генеральным секретарём этой организации и на протяжении десятилетий пытался лоббировать интересы партии сторонников такого будущего человечества.

Лицо матери в чёрно-белом изображении было усталым, но счастливым. На нём сияла улыбка, которая в последние годы так редко появлялась наряду с лучиками надежды в глазах. Мужчина почувствовал себя маленьким мальчиком, обрадовавшим маму первой пятёркой.

— Ты забыла, мама, нам не надо лететь на экзопланету. Образцы у меня на Земле.

 

***

Иван Сергеевич проснулся от настойчивого «цыканья» овсянки. Он любил спать с открытым окном до самых заморозков. С возрастом ему стало не хватать воздуха в маленьких помещениях.

Но за комфорт надо платить ранней побудкой. Даже не глядя на часы стало понятно — четыре утра. Эх, птаха певчая. Ноздри щекотал запах свежей выпечки. Иван Сергеевич, приподнявшись, надел очки и выглянул в окно: у соседей вился дым из трубы, они пекли хлеб.

«Кто рано встаёт, тому Бог подает». Мужчина был жаворонком, и с неба воздавалось с лихвой и достатком. Зачем? Дело сделано — завещание дочери составлено. Но год за годом приходилось жить.

Умываясь, он посмотрел на своё отражение в зеркале: густая, с проседью, бородка ещё не требовала подстрижки; седые, платинового цвета волосы, зачёсанные назад, не скрывали большого загорелого лба с глубокими морщинами. Глаза медового цвета были грустно-спокойными, небольшие аккуратные уши с крупными мочками плотно прилегали к голове. Нос с римской горбинкой, со скошенным книзу кончиком делал лицо значительным и солидным.

Жена часто звала его Цезарем за гордый римский профиль.

Сегодня была среда. Этот день был отмечен в календаре как день сбора колорадских жуков в огороде. Иван Сергеевич надел старенькие джинсы, клетчатую рубаху и вышел в сад. Сначала поздоровался с деревьями, шепча глупые ласковые слова. Потом привычно умостился на коленях между грядками, пачкая джинсы рассыпанной золой, и стал усердно и методично собирать колорадских жуков в банку с солёной водой. Делая привычные утренние процедуры, мужчина вспоминал и своё знакомство с женой, и судьбоносное решение своего будущего.

Их встреча с Никой была случайной: он ехал в метро, читал «Гулаг» Солженицына, опубликованный в «Новом мире».

Когда диктор объявил его станцию, Иван Сергеевич закрыл журнал и снял очки, после чего встал, продвигаясь к выходу из вагона метро. По пути почти врезался в рыжее облако, которое пахло свежестью. Иван Сергеевич надел очки и увидел золотые завитушки пушистых волос, а когда продвинулся немного в сторону, то смог рассмотреть шею в мелких неярких точках веснушек и небольшое ухо, тоже в крапинках, с синей капелькой серёжки на мочке. Он смотрел, и ему захотелось уткнуться в шею незнакомки и вдыхать аромат этой чистоты и жизни, пожаловаться на бывшую жену и несправедливость.

Поезд остановился, незнакомка заспешила к выходу и, выйдя на перрон, мужчина потерял её из виду.

Он возвращался в квартиру родителей, совершенно забыв, что мать сдаёт его комнату студенткам.Пока он сидел на кухне, а мама отказывала очередной девушке в жилье, извиняясь по нескольку раз, он вышел в коридор и увидел её. Ту рыжую из метро. Теперь он мог разглядеть лицо незнакомки. Оно было не особо примечательным: небольшой курносый носик, пухлые щёки, глаза голубые, как васильки, которые росли в тех первородных краях, откуда была девушка.

Студентку звали Вероника, но она назвалась Никой.

— Я найду квартиру, — мужчина прервал извинения матери. — Пусть девушка остаётся.

Иван Сергеевич в те дни пребывал в разладе с самим собой после развода с первой женой. Та, как часто бывает, была его сокурсницей. Молодые поженились без особой любви, такой вот брак по расчёту. Детей они не нажили. Работали вместе в лучшей областной библиотеке. И возможно, от этой вот недолюбленности и желания взять над мужем верх, жена решилась на подлость. Случилась некрасивая история с кражей старинных книг из запасников библиотеки. Бывшая была в отпуске, книги нашли у Ивана Сергеевича в личном портфеле. Потом, правда, жена наняла ему лучшего адвоката и от тюрьмы его спасла. Получила развод и место заведующей книгохранилищем вместо Ивана Сергеевича. Иван оставил ей квартиру и вернулся к стареньким родителям. Стал для всех изгоем. Вором.

На тот момент ему было не до любви.

Он ушёл тогда в никуда, повезло, что давний сосед, друг детства, ставший директором завода, не только дал ему работу в архиве, но и комнату в общежитии.

Иван сначала навещал мать по выходным, а когда ближе познакомился с Никой, стал заходить всё чаще и чаще. Девушка была полной противоположностью ему, флегматику. Деятельная, весёлая, неунывающая. И при всём этом наборе бой-бабы — женственная и манящая. Иван Сергеевич понял, как она нужна ему. Это было не просто желание физической близости, а всеобъемлющее чувство, до сих пор ему незнакомое. Но и Нике он был нужен, она была из тех женщин-мам, которые будут пестовать своего избранника до конца его или своих дней. И ей никогда это не было в тягость.

Скоро они расписались, стали мужем и женой, а потом и родителями. Женская интуиция не подвела провинциалку: муж был верен, неприхотлив в еде, покладист, даже когда дело касалось очень больших денег.

Так однажды Ника заложила квартиру родителей Ивана, чтобы купить маленький магазинчик на окраине. Дело пошло в гору, и только тогда она призналась мужу.Тот пожал плечами и поздравил с успехом.

Но Иван Сергеевич мог быть и другим. Когда жена хотела выбросить пачку журналов «Нового мира» с первыми публикациями Солженицына и Пастернака, он вырвал у неё из рук стопку и так холодно посмотрел , что та поняла: есть черта, которую не следует переступать. После этого случая супруг не разговаривал с ней неделю, и Нике пришлось просить прощения.

Тот самый завод, куда его устроил работать друг, пережил и перестройку, и девяностые, даже стал флагманом отрасли, и Иван Сергеевич получил хорошую квартиру, не где-то на окраине, а рядом с работой. С годами из скромной студентки кулинарного техникума Ника превратилась сначала в оборотистую челночницу, а потом выросла до владелицы нескольких бутиков.

Иван Сергеевич прекрасно понимал, откуда берутся деньги на заграничный отдых всей семьёй, на оплату элитной гимназии для дочери Маши.Его зарплата архивариуса на заводе и плата за аренду квартиры обеспечивали ему только покупку любимых книг и пластинок.

Маша, дочь, звала его книжкиным доктором. Так жена объяснила дочери, где папа работает. Нужность своей работы Иван Сергеевич ощущал всякий раз, когда к нему приходили рабочие и просили найти хоть полгодика стажа, и он чаще находил, чем нет. Навёл такой порядок в архиве, что к нему ходили как в музей. Он пропах сургучом и клеем. Сургуч плавил на меленькой электрической плитке, с нарушением всех правил пожарной безопасности.

Как только ушёл на заслуженный отдых, ни одного дня он не оставался в городе.

Они переехали в заброшенную деревеньку и обустроили дом родителей жены.

Дочь выросла, выбрав техническую специальность, занималась точным науками и уехала далеко — в Наукоград. Позвонила осенью: «Мама, у меня скоро защита, а я на сносях, приезжай».

Иван Сергеевич к пенсии стал чувствовать себя неважно: болело сердце. Врачи поставили диагноз: ишемическая болезнь. Медики предлагали коронарное шунтирование.

Ника вся была уже в мыслях рядом с беременной дочерью. Договорилась об операции, взяла с мужа честное слово лечь в больницу и уехала.

А потом ночной звонок: «Папа, мама в больнице. Сбила машина».


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: