«Понятно», - подтверждает Брэд. «Как вы думаете, он имел какое-то отношение к Вегасу?» - спрашивает он, когда я изучаю бок хрустального стакана.

  Я возвращаюсь в отчаяние. Адамс в дерьме, сделает все, чтобы оттуда пахнуть розами. Но с Розой на линии огня? Нет, не Адамс, но это не значит, что его контакт не стал бы. Перри по шею зажат между мной и. . . Кем? Не знаю, но он храбрый ублюдок. И легкое напоминание Перри о том, что я - большее из двух зол, нельзя будет упустить. «Пошлите Адамсу ее мизинец».

  Вотсон, ублюдок-садист, вытаскивает нож еще до того, как я успеваю вспомнить собственные слова, и на мгновение хмурился, гадая, какого хрена он делает. «Вы уверены в этом, босс?» Брэд, должно быть, уловил мое замешательство, его испытующие глаза смотрели на меня через стол.

  "Да, я уверен." Я встаю и подхожу к Ватсону, забирая у него нож. «Но мне выпала честь». Я выхожу из офиса, чувствуя, как обеспокоенный взгляд Брэда прикован к моей спине, и прохожу через свой особняк, вращая лезвие в моих руках. Что может быть лучше, чтобы доказать кому-либо, в том числе и мне самому, что она для меня ничего не значит?

  Мое дыхание затруднено, когда я останавливаюсь у ее двери, держу рукой за ручку. Моя ладонь вспотела. Мое сердце колотится. Моя гребаная голова могла взорваться. Просто сделай это. Во всяком случае, это действительно заставит ее ненавидеть меня. Это остановит эти безумные моменты рапсодии, которые быстро сменяются реальностью. Это покажет ей, что она здесь только по одной причине. Я решительно пробираюсь в ее комнату с ножом наготове. . . и замираю, когда я нахожу ее сидящей на краю кровати в нижнем белье, лезвие бритвы вонзилось ей в предплечье.

  Моя голова, которой казалось, что она может взорваться, идет вперед и взрывается. Я вижу красный. Ярость плывет по моему телу, как лесной пожар, неудержимый и разрушительный. Ничего подобного я не чувствовал раньше.

  Она находит меня у двери дрожащим, быстро встает и бежит в ванную. Я быстро преследую, лечу за ней. Она собирается хлопнуть дверью перед моим носом, но она бьет меня по ноге и отскакивает назад. Черт возьми, я чувствую себя неконтролируемым. Она осторожно идет назад, страх в ее глазах, которого я раньше не видел. И я не удивлен, потому что я должен смотреть дальше своего обычного убийственного «я».

  Ее руки уходят за спину, опираясь на туалетный столик. «Разве ты не умеешь стучать?» - бормочет она, ее жалкий вопрос ничего не делает, кроме как превратить мою уже горящую кровь в реки лавы в моих венах.

  Я даже не могу говорить. Все мое внимание сосредоточено на том, чтобы помочь мне дышать сквозь ярость. Капли крови, падающие на кафельный пол, оглушительны. Я иду вперед, все мое лицо болит от напряжения сжатой челюсти. Она даже не может смотреть мне в глаза. Она опустила голову, сосредоточившись на чем угодно, кроме медленно приближающегося к ней психа.

  Когда я добираюсь до нее, я прижимаюсь к ней, хотя бы для того, чтобы она могла почувствовать, как безумно колотится мое сердце. «Дай мне руку», - говорю я, глядя на нее сверху вниз. Она качает головой, отказываясь смотреть на меня. "Дайте. Мне. Свою. Бля. Рука." Еще одно потрясение ее головой и дальнейшее сопротивление, удерживая ее лицом вниз. Я хватаю ее за челюсть, сжимаю сильно, наверное, слишком сильно. Я знаю, что она это чувствует, потому что вздрагивает, пытаясь вырваться. Это новинка. Она действительно что-то чувствует. Не двигаясь, она борется со мной изо всех сил, сопротивляясь моему толчку, но я побеждаю. К тому времени, как я увидел ее глаза, она вздымается, синие ямы в ее душе переполняются гневом. «Дай мне руку, Роза».

  «Да пошел ты, Дэнни», - бормочет она сквозь сжатые губы.

  Я тянусь к ней сзади и хватаю ее руку, крепко сжимая ее в кулак, когда обнимаю ее за талию. Теперь она не вздрагивает. Она не кричит. Она не пытается отстраниться. Я смотрю вниз и вижу кровь, сочащуюся из трещин между ее сжатыми пальцами, и проклинаю себя за то, что чувствую себя жестоко и зверски.

  Я раскрываю ее руку, пока не смотрю на лезвие бритвы, металл блестит от крови. Ее кровь. Единственная кровь, которую я когда-либо видел, и пожалел, что видел. Я вдыхаю, пытаясь собраться с силами, чтобы заговорить. Я не могу. Эта женщина на каждом гребаном повороте лишает меня нормальных способностей. Я наклоняю ее руку, посылая лезвие на мраморный пол с легким звоном. Это смехотворно красивый звук для чего-то такого уродливого и разрушительного. Набирая кислород, я переворачиваю ее руку, пока не доберусь до ее предплечья, где аккуратный кусочек тянется по ее идеальной коже, а кровь пузырится из отверстия на ее плоти. Я только сейчас их вижу. Может быть, дюжина белых линий портит ее загорелую кожу. Все аккуратно. Все чисто. Все сделано специально. Я смотрю ей в глаза, глаза слезятся. Не потому, что ей больно. Не потому, что она сожалеет о том, что причинила себе боль. Но потому что я обнаружила, что она это делает. Я нашел слабое место. Или это может быть сила. Это может быть ее способ справляться с вещами. Но что делать? Неизвестный - настоящий убийца. Мне физически больно. Это медленно сводит меня с ума, и меня поражает отсутствие у меня способности знать, что делать. Я в тупике. Инстинкт - это все, что у меня есть, и, прежде чем я фиксирую свои движения, я отступил от нее и положил нож, который взял у Ватсона, на свое предплечье.

  Ее взгляд переводится с ножа на меня. «Скажи мне, почему», - требую я, касаясь лезвия моей кожи.

  Она качает головой.

 Я медленно провожу ножом по руке, открывая плоть, и ее рот открывается, когда кровь течет к моему запястью. «Скажи мне, почему», - повторяю я.

  Еще раз покачала головой.

  Итак, я перемещаю лезвие и снова протаскиваю его через свою плоть, параллельно первому срезу. "Скажи мне почему."

  Она сглатывает, ее глаза широко раскрыты и тревожны. И еще раз покачала головой.

  На этот раз я резко выдергиваю нож, и кровь из трех моих ран собирается, набухает и начинает капать на пол. «Скажи мне, почему», - снова говорю я спокойно, кладя нож на свежий рожок моя рука.

  «Нет», - говорит она, метая взгляд между моим лицом и рукой.

  Я разрезаю еще раз, моя рука теперь залита кровью. "Скажи мне почему."

  «Дэнни, пожалуйста».

  Моя челюсть сейчас сломается, мышцы сжимаются с каждым ее отказом. Другой разрез.

  «Дэнни», - хнычет она.

  Другой разрез. «Я продолжу идти, Роза», - обещаю я. «Мне не больно». Я порезался еще два раза, пока она не бросилась вперед и не схватила нож, не бросив его на пол и не схватив меня за руку. Я пытаюсь вернуть его, не воспринимая ее ужас как что-то большее. Она все равно мне не скажет. А это значит, что очень скоро моя рука будет выглядеть как лоскутное одеяло.

  "Нет!" Она отбрасывает лезвие подальше от меня и рывком поднимает мое тело.

  «Поговорим», - хмыкаю я, когда она хватает полотенце и обхватывает мою руку, оказывая давление, выглядя встревоженной и напряженной. У нее ничего на меня нет.

  «Я не делала этого годами». Она убирает руки и отодвигается, и я вижу ее намерение уйти, ее взгляд скользит туда-сюда между моей рукой и дверью. Нет, я перекрываю дверной проем и сдергиваю полотенце.

  Глядя на меня, она снова мягко качает головой, как будто думает, что я приму ее безмолвную просьбу об иммунитете.

  «Так почему именно сейчас?» Я закрываю дверь ногой и прислоняюсь к ней спиной.

  "Какое тебе дело?"

  Меня бросает ее вопрос. Это чертовски хороший вопрос, который я себе не задавал. "Я нет дела."

  Она смеется тихо и недоверчиво, и я не могу ее винить. "Тебе все равно?"

  «Я забочусь о том, чтобы я мог использовать тебя в качестве приманки».

  «Лжец», - шепчет она, выходя вперед. «Ты укрываешь столько демонов и ...»

  «Теперь ты одна из них», - говорю я, и она отпрянула. Я отворачиваюсь, не в силах встретить вопрос в ее глазах.

 "Я?"

  Я смотрю на пропитанное кровью полотенце на полу, окунаюсь, зачерпываю его и бросаю в душевую кабину. «Ты демон, Роза». Я смотрю на нее и тянусь к дверной ручке. «Меня не волнует, почему ты причиняешь себе боль. Меня волнует, что ты делаешь это у меня дома. Меня не волнует, что ты проливаешь кровь. Меня волнует, что ты проливаешь это на мой гребаный ковер. Меня не волнует, хочешь ли ты убить себя. Я забочусь о том, что это испортит мои планы, если вы это сделаете. Я распахиваю дверь, наблюдая, как ее ноздри раздуваются от ненависти. «Я не забочусь о тебе». Я такой чертовски тупой, что заслуживаю медали за высшую глупость. Я смотрю на свою порезанную руку и закрываю глаза. На этот раз инстинкт меня обманул.

  Я собираюсь повернуться, но меня останавливает ощущение ее руки на моем бедре. Я смотрю вниз и вижу ее окровавленную ладонь, лежащую на талии моих джинсов. «Что, если бы я сказала тебе, что забочусь о тебе?»

  «Я бы сказал, что ты либо тупая, либо склонна к самоубийству».

  «Может быть, я оба».

  «Может, мне плевать». Я пытаюсь стряхнуть ее, но она стоит твердо, двигаясь передо мной, пока наши груди не сжимаются, а ее закрытые бюстгальтером груди уткнулись в мою футболку. У меня осталось немного силы воли.

  «Я называю чушью». Она кладет руку мне на плечо. «Я говорю, ты напуган».

  "Кем?"

  "Мной."

  Я не могу с этим поспорить. Но я должен. «Я никогда ничего не боялся».

  "И я нет. Не надолго ». Она поднимается на цыпочки и прижимается губами к моей щеке. Клянусь, каждый раз, когда ее рот касается какой-то части меня, в меня проникает немного чего-то хорошего. "До тебя."

  Моя голова теряет всякую силу, опускаясь, пока мой рот не встречается с ее обнаженным плечом. Она все еще мной пахнет. Я слышу, как мой отец ревет на меня, напоминая мне о моих обязанностях и о слабостях присутствующих женщин. Однажды он чуть не попал в эту ловушку. «Ты меня не боишься», - отмечаю я. «И это меня пугает». Прервав контакт, я ухожу. Самый простой шаг, который я когда-либо видел, - положить конец мужской жизни.