ПРОЛОГ

Холлис никогда не забыла бы первый раз, когда увидела венатрикс.

Ей было не больше трех лет, она ходила за матерью как маленькая бледная тень. После утра на рыбном рынке они срезали путь домой по узкой извилистой улице за магазином башмачника и вышли у лавки столяра. Холлис сжимала край юбки матери, быстро перебирая ногами, чтобы успевать за ней.

Когда ее мать резко замерла, Холлис не была готова и врезалась в ее ногу. Ее мать отшатнулась и выпалила:

— Богиня, спаси нас!

В следующий миг она схватила Холлис за руку и потащила девочку за собой к ближайшей двери, прижала ее к стене ниши, накрыв своим телом, как щитом. Холлис недовольно пискнула, грубая поверхность корзинки с рыбой впилась в ее щеку. Она подвинулась, извиваясь, и смогла освободить руку и часть лица, заметила, что было дальше по улице.

Высокая фигура на лошади ехала к ним. Это не было странно — на этой дороге они часто встречали всадников и отходили к дверям домов, чтобы пропустить их. Тут не хватало места, чтобы люди могли двигаться в обе стороны, и человек на лошади точно был важнее скромной жены столяра и ее дочери с соломенными волосами. Но мама Холлис никогда еще не пыталась скрыть ее из виду, а Холлис еще не ощущала такой страх в теле матери.

Холлис уставилась на приближающегося коня и всадника, ее любопытство подавляло все чувства. Конь был высоким и темным с белой ногой и неровным пятном. Он приближался ровным шагом, бронзовые подковы стучали по брусчатке четкий ритм. Он вскинул голову недалеко от Холлис и ее матери и низко фыркнул.

А всадник молчал.

Холлис смотрела на фигуру, которая казалась великаном с такого угла. Она увидела много колчанов с дротиками на кожаном нагруднике на широкой груди и плечах. Ножны висели с широкого пояса, в них были белые, как кость, инструменты, выглядящие опасно, опаснее ножа, висящего рядом с ними.

Всадник был в кроваво-красном плаще, капюшон был опущен так низко, что лицо скрывали тени. Холлис вглядывалась туда, заметила сильную челюсть, кривой нос и мерцающие бледные глаза…

Ее мать схватила ее за волосы на макушке и потянула в укрытие, прижала к двери.

— Не смотри в глаза! — прошипела она. Ее голос был сдавлен от страха. Холлис с трудом его узнавала. — Никогда не смотри в глаза. Ты не знаешь, что выглянет оттуда!

Всадник и конь проехали без паузы, будто и не заметили испуганные фигуры у двери. Как только они уехали, мать Холлис отскочила на улицу и потянула Холлис за собой, почти побежав к дороге шире. Холлис оглянулась, успела заметить кровавый капюшон еще раз, и он пропал из виду.

Она уже видела такие капюшоны, но не так близко. Они часто появлялись в городе в эти дни, и она замечала их на другом конце рынка или в другой части улицы, а то и говорящими с кем-то у парома на берегу реки. Для маленькой Холлис они были огромными, но она не знала, почему боялась их. Они вызывали ужас у ее матери. Наверное, поэтому.

Ее старший брат, Хьюгон, был более любопытным.

— Я думал, они прибыли защитить нас от королевы-ведьмы, — сказал Хьюгон позже в тот же день, когда мама Холлис рассказала их отцу, как близко проехал Красный плащ. — Я думал, они — слуги богини.

— Так и есть, — сказал отец. Годы спустя она уже плохо помнила его лицо, но голос остался ясным в памяти. Он был столяром, крупным мужчиной с плечами шириной с дверной проем. Его голос хрипел как пила. Но он всегда умудрялся делать его нежным, притупить грубые края для своей мягкой жены. — Это венаторы — монахи Ордена святого Эвандера. Они верны богине, учились сражаться с захваченными тенью, заполонившими мир. Но для этого сами приняли в себя тени и научились использовать те силы.

— Одержимые, — прошипела мать Холлис. Она еще не оправилась от страха и сидела у камина, словно никак не могла согреться. — Они обрекают свои души, когда принимают этих проклятых духов в свои тела. Мерзость.

Холлис не знала, что означало последнее слово. Но он звучало изо рта матери страшнее, чем было лицо в тени под капюшоном. Она поежилась.

— Любимая, — отец взял жену за руку, большие пальцы окутали ее тонкие. — Мы должны быть благодарны за их жертву, за то, что они готовы рискнуть душами ради нас. Тень королевы-ведьмы за последние годы стала длиннее. С каждым днем захваченных тенью в этих краях все больше, и нам нужны эвандерианцы. Радуйся, что Орден отправил венаторов в наш город. Мы можем спать, зная, что они патрулируют улицы.

— Хотел бы я его увидеть, — вдруг сказал Хьюгон, с опаской взглянул на мать. Она не отреагировала, и он продолжил. — Я бы хотел увидеть венатора близко, увидеть его оружие. Может, даже… магию.

Мать Холлис поежилась, начертила святой знак, коснувшись лба, сердца и губ, и начала тихо петь молитвы.

— Ее, — тихо сказала Холлис.

— Что, кроха? — спросил ее отец. Он погладил ее голову, она сидела, скрестив ноги, у его ног. — Что ты сказала?

— Мы видели леди, — Холлис посмотрела на лицо отца, хмурясь. — Леди в красном плаще.

— Венатрикс, — сказал ее отец. — Охотниц зовут венатрикс.

— Венатрикс, — повторила Холлис. Слово было странным, но почему-то нравилось ей.

* * *

— Вставай! Вставай!

Холлис резко села на соломенном матрасе, моргая после сна. Она увидела перед собой лицо матери, что было странно. Мама никогда не поднималась по стремянке на маленький чердак, где спали Холлис и Хьюгон.

Но она стояла на прутьях лестницы, тянулась в чердак, грубо тряся детей. Серебряный свет проникал сквозь тонкую брешь в соломенной крыше, но этого не хватало, чтобы осветить лицо матери, свет только мерцал в ее больших испуганных глазах.

Холлис слабо вскрикнула, когда пальцы матери впились в ее руку и потащили из-под одеяла. Голова еще спала, но уши уловили вой рожков вдали. Священные рожки большого храма в центре города, но они гудели не для поклонения, а в предупреждении.

Страх пронзил ее сердце стрелой. Хьюгон возмутился, но Холлис слушалась мать тихо, спустилась по лестнице в дом. Ее мать грубо схватила ее и закинула на свою спину — она уже месяцами так не делала, ведь Холлис подросла. Холлис сжала узкие плечи матери, и та поясом привязала ребенка к месту.

Рожки все гудели. И теперь Холлис слышала крики в ночи.

— Что происходит, мама? — осведомился Хьюгон. Слезы в его голосе испугали Холлис. Хьюгон был большим и смелым. Он не мог плакать.

Их мать не ответила. Она схватила Хьюгона на улицу и повела его к двери, приоткрытой, чтобы было видно улицу. Холлис пыталась увидеть за ее плечом, понять, что за тени и вспышки огня там были. Ее почти оглушали крики, полные ужаса завывания рожков из храма, доносящиеся до них волной, готовой смыть их.

Большая фигура появилась перед ними. Сердце Холлис замерло, а потом забилось с облегчением, когда знакомый хриплый голос сказал:

— Они всюду. Они захватили город. Нам нужно к реке.

Отец схватил Хьюгона, словно он был не больше Холлис, хотя он был на три года старше. А потом Холлис уткнулась лицом между лопаток мамы, прячась под ее длинными светлыми волосами. Шаги шлепали по камням, тряся тело Холлис, но она пыталась заставить губы произносить молитвы. Получалось только:

— Богиня… богиня… богиня…

Ее мать вдруг остановилась.

— За меня! — прорычал ее отец.

Холлис выглянула из-под волос матери и заметила, как ее отец спустил Хьюгона на землю. Хьюгон схватил мать за руку и прижался к ней, а их отец встал перед ними, закрыв плечами, казалось, всю улицу. Он поднял большой деревянный молот в правой руке, взятый из своих инструментов.

Холлис видела под его рукой, как фигура двигалась к ним по улице. Она была неестественно худой, высокой, длинные волосы текли как реки серебра с ее плеч. Холлис не понимала, был это мужчина или женщина. Фигура была тонкой, даже хрупкой, по сравнению с ее крупным отцом. Но что-то в молчании фигуры и плавных движениях вызывало в ней необъяснимый страх.

На бледном лбу выделялась, как рана, черная татуировка.

— Отойди! — взревел ее отец. Он не смягчал теперь голос, и он отражался эхом от домов поблизости.

Фигура двигалась как призрак, ярко мерцающий в свете лены.

— Я предупреждаю! — ее отец поднял молот выше, агрессивно шагнул.

Вспыхнул нож, и Холлис потрясенно смотрела, как незнакомец поднял нож и пустую ладонь, провел клинком по ладони. Кровь потекла по призрачной коже.

Отец Холлис замер и отпрянул. Он закричал:

— Вниз! — и бросился, сбивая сына и жену на землю. Ее мать умудрилась перевернуться, чтобы не рухнуть на Холлис, но ударилась об камни плечом.

Холлис кричала, но не слышала свой голос, сверху раздался грохот. Здание справа задрожало, глина, дерево и камень сыпались вокруг них. Холлис слышала, как охнул ее отец, накрывая собой ее, Хьюгона и их мать, как щитом.

Грохот утих.

Ее отец встал. Холлис увидела кровь перед лицом, текущую из раны на плече матери. Ее мать поднялась, увлекая Хьюгона за собой, в его глазах был ужас. Холлис моргнула. Что-то, похожее на сосульку, торчало из камня перед ней — сосулька длиной с руку отца, острая и сияющая. Черная. Она ощущала отовсюду запах крови.

Тонкий голос, почти певучий, зазвучал в ночи:

— Новая богиня пришла в город Базина. Все преклонятся перед ней. Прими ее силу, не захваченный, прими ее милость, прими ее гнев. Жуткая Одиль среди вас, потрясающая и неотвратимая Одиль.

Ее отец вскочил, разбрасывая обломки, и сжал молот. Холлис смотрела из-за раненого плеча матери, как он побежал по узкой улице, отвел руку и швырнул оружие изо всех сил.

Лицо незнакомца сияло, как луна.

Молот врезался в череп с хрустом. Незнакомец рухнул на землю.

Холлис кричала и кричала, а ее мать встала, потянув Хьюгона за собой, пока ее отец подошел за молотом. Она знала, что монстр был мертв, что опасность миновала, но кричала, не могла остановиться, даже когда мама прорычала:

— Тихо, Холлис! Тихо!

— Скорее, — отец махнул жене и сыну. Они сделали пару шагов.