— В таком случае, я должна сделать тебе, дорогой Чарли, первое и последнее замечание. Если подобный инцидент повторится снова, я вынуждена буду идти на крайние меры и от экзаменов до экзаменов тебе придётся жить не в моём уютном доме, а в городе, улавливая каждую пылинку в промышленной местности!

— Да, госпожа Гест, — Чарльз тут же стал серьёзным, однако на лице оказалась тень вины, будто он и правда сожалел о произошедшем. Или действительно сожалел? Что за наказание? Я ведь не могу прочесть его мысли, не могу убедиться в том, правда это или нет. Кажется, без своего дара я становлюсь совсем беспомощной и от этого мне не так хорошо, как хотелось бы. Это произошло со мной впервые. И впервые я чувствую себя такой беззащитной. Этот человек мне незнаком, и, пусть я имею некоторые предположения на его счёт, мне нужны гарантии. Гарантии, которых нет. Моя мать говорила, что мужчины весьма вертливы, чего бы дело не касалось и в общении с ними нужно опираться на опыт. Но что, если его нет? Я всегда использовала чтение мыслей и знала, кому нужно резко заявить о своих намерениях, а кого — не кормить напрасными обещаниями. Таких было несколько, пусть мне всего-то двадцать один. Суть в том, что я всегда знаю, что делать и как поступать, руководствуясь чтением мыслей. Сейчас же, когда этот Чарльз нарушает всю построенную мной систему, мне некуда деться. Я не знаю, что он думает, а, значит, не знаю, каковы его настоящие намерения. И как мне жить теперь? Я должна узнать, почему это происходит и, самое главное, как пробиться сквозь эту защиту.

— А вам, дорогая племянница, я дам дельный совет: закрывайте вашу дверь крепче, тем более когда переодеваетесь, — она выкинула стопку бумаг в небольшую корзину. Обычно, туда отец выкидывал то, что стоило сжечь в камине на первом этаже. — Лучше бы вы так страстно думали не о переписках, а о том, что станете дарить Энни и Лукасу на их день рожденья. Уже через восемь дней, напоминаю. На случай, если вы всё ещё не сподобились подготовить подарки. Ступайте. Оба.

Как только мы вышли из кабинета, я тут же схватила юношу за плечо. У меня было слишком много вопросов, а ответы могли мне не понравиться. В любом случае, я решила, что не стану раскрывать своих способностей. Скорее всего, я смогу узнать это как-то иначе, без прямого вопроса. Вот только как? Остальные же вопросы, полагаю, либо были не своевременными, либо нужно было их правильно подать. Но кое-что я всё-таки решилась спросить:

— «Откуда вы знаете язык немых?» — один из самых очевидных вопросов и самых простых из тех, которые вертелись у меня в голове. Вопрос вполне оправдан и может расположить его ко мне. И тогда я смогу узнать намного больше, получить намного больше ответов.

— Вы заинтересовались моей биографией? — кажется, ему доставляло удовольствие отвечать вопросом на вопрос. Но сейчас я сдержусь.

— «Всего лишь излишнее любопытство — не более», — тут же ответила я. Мне нужно было избавить его от любых иллюзий. Иначе, чувствую, это породит ещё больше недопониманий и подсматриваний.

— Любопытства без интереса не бывает, — хитро, но в то же время радостно улыбнулся он. Даже здесь он смог сделать свои выводы, хотя, казалось бы, что здесь можно было придумать? Думаю, такой вопрос вполне нормален, учитывая, что язык немых знает далеко не каждый второй. Но, всё же, он продолжил: — Один мой хороший друг, сын одной из горничных в доме госпожи Гест, был немым. Поэтому мне пришлось выучить немного больше. Это всё, что вас интересует? Потому, что я хотел бы, чтобы ваш поток вопросов обо мне, вызванный «излишним любопытством», никогда не заканчивался.

— «Не зазнавайтесь», — наверное, даже по моему лицу было видно, что я не довольна происходящим. — «Я и так прекрасно понимаю, почему вы не перевели мою фразу о рояле. Не беспокойтесь, я сама вполне могу позаботиться о том, чтобы вы не подглядывали за мной и больше никогда не появились в моей комнате, кроме как через дверь. Мне интересно лишь то, почему бумаги были найдены в саду, ведь я, помнится, бросила ими в вас. Как они перенеслись за порог вашей комнаты?».

— А этого, — он приблизился ко мне слишком близко, чтобы это можно было воспринимать как жест от человека, лишь заинтересованного в подглядывании. Но, к сожалению, уклониться мне не удалось. Он будто парализовал меня. — Этого пока что вам знать не стоит.

— «Пожалуйста, прекратите. Я не хочу побывать в кабинете тётушки ещё раз», — к счастью, расстояние между нами было достаточно, чтобы я задействовала руки для жестов, не отодвигая его от себя. Это слишком. Он заходит слишком далеко. Снова.

— Простите, если причиняю вам неудобства, однако, меня всего лишь заинтересовала точка около вашего глаза, — к сожалению, я не знала, отговорка это или правда. Однако, притронувшись к коже рядом с веком, и правда почувствовала какую-то соринку. Не представляю, каким образом она приклеилась, но, в любом случае, это оказалось правдой и Чарльз не перешёл никаких рамок. В какой-то смысле. Он же просто рассматривал, правда?

Хотелось в это верить.

— К тому же, полагаю, вы, также как и я, всё ещё не выбрали подарок для своих кузенов, — юноша улыбнулся. Но, несмотря на сказанное, она казалась светлой и доброй, будто он по-настоящему хотел мне помочь. Почему я не знаю этого наверняка? Почему для меня он до сих пор загадка? Может ли быть так, что он читает мои мысли? Именно потому, что мы в этом смысле схожи, я не могу читать его? Нет, этого не может быть. Такие люди как я, если они ещё существуют, разочарованы в жизни, ведь знают, что всё, что их окружает — ложь. Чарльз же кажется очень радостным и тёплым человеком. Правда, это всего лишь "кажется". Что мешает ему притворяться для того, чтобы можно было не просто поглядывать, а обладать? У меня нет гарантий в виде его мыслей, а, значит, я не могу быть уверена ни в чём.

— У меня есть для вас интересное предложение, — продолжил он. — Через пару дней я планирую отправиться в город, за подарками. Предлагаю и вам составить мне компанию.

— «Откуда такая щедрость?» — тут же задала вопрос я. То, что просто так никто в этой жизни мне ничего не предложит, я уже знала наверняка.

— Вы не верите, что я просто могу предложить вам свою помощь? — возможно, мне показалось, но его улыбка стала немного печальнее. И в этот момент в голову пришла мысль. Ещё в первый день здесь, я поняла, что в ближайшее время в город выбраться я не смогу. У меня нет средств, а, если тётушка возьмёт меня с собой, то я всегда буду под надзором тех, кто тут же расскажет ей всё и вся. Поэтому я думала, что перед Рождеством смогу забрать свои деньги и отправиться в столицу. Через час езды от имения я уже буду в городе. Тогда придётся либо идти сразу к нотариусу, либо попросить об этом «любимого» брата. Сейчас же, учитывая, что со мной будет лишь один Чарльз, я смогу поехать хотя бы к брату. Почему-то мне казалось, что именно этот молодой человек не выдаст меня перед тётушкой. И, пусть это не было подкреплено вескими доказательствами, я чувствовала. Что-то подобное однажды моя соседка по комнате назвала интуицией.

— «Я верю в то, что это возможно только в присутствии Эммы», — я всё же решила, каким образом смогу обезопасить себя от него. Конечно, не думаю, что наша горничная сможет его удержать, но, всё же, так мне было намного проще. Тем более Эмму я знала с детства. Она определённо тот человек, который не выдаст всех подробностей. Да. Ещё немного, если брат согласится — то в скором времени нотариус подтвердит подлинность отцовского завещания и я смогу зайти в этот дом как хозяйка. Только бы брат не подвёл. Но… Я не могла врать Чарльзу. Пока что он не сделал мне ничего такого, за что стоило бы обрушить на него это. Подглядывания и наглость, которые он проявлял, вовсе не то, за что заслуживают неправду: — «Надеюсь, вы поймёте мои опасения правильно».

— К сожалению, да, — его улыбка совсем поникла. Наверное, я его разочаровала, хотя несколько мгновений назад мне казалось, что его невозможно ни смутить, ни разочаровать. И ведь именно в этот момент я не знала, как мне стоило бы его подбодрить, как сказать что-то хорошее. Таких ситуаций на уроках этикета мы не разбирали. Такому нас не учили. Ни учителя, ни моя собственная жизнь. На какие-то секунды мне даже стало его жаль. Кажется, он предлагал мне помощь искренне.