ПРОЛОГ

Бек

Около шести лет назад

— Бек, тебе лучше спуститься вниз.

На улице всё ещё темно. Сейчас декабрь, солнце встанет не раньше половины восьмого. Я приехал домой на рождественские каникулы. И почему мой отец будит меня в такую рань?

— Что? — стону я.

— Вытаскивай свою задницу из кровати и тащи ее сюда. Сейчас же.

Я знаю, что, когда он говорит подобным тоном, лучше не спорить. Поэтому я вынужден выбраться из теплой, мягкой постели и потащиться на кухню. Родители стоят у кухонной стойки, не отрывая глаз от картонной коробки. Мама протягивает мне письмо.

— Что это? — спрашиваю я.

— Я не знаю, оно лежало здесь. — Она смотрит на коробку.

— Подарок на Рождество? — подумалось мне. — Не рано ли?

— Я бы не сказал, что рано, будь я на твоем месте, — отвечает отец.

Потирая сонные глаза, я пытаюсь привести мысли в порядок. Прошлой ночью была крутая вечеринка. Как обычно все ребята собрались вместе, приехав домой из колледжей. Я даже не помню, во сколько явился домой.

— Кто-нибудь может объяснить мне, что происходит?

Неожиданно для себя, я слышу детский плач.

— Мы надеялись, что это ты нам объяснишь. — Мама смотрит на меня.

— Чей это ребенок? — Я ничего не понимаю.

— Бек, прочти уже это чертово письмо! — Терпение отца явно на исходе. — Оно лежало на коробке с ребёнком на крыльце. Я вышел забрать газету. Теперь прочти письмо, чтобы мы поняли хоть что-то.

Я смотрю на конверт в его руке. На нём мое имя. Я вскрываю письмо и достаю сложенный вдвое лист. Такие листы обычно используются для тетрадей на пружинках. Провожу пальцами по левому краю и немного трушу, вообще-то чертовски сильно трушу. Я не испытываю желания читать это письмо.

Подняв глаза, я вдруг снова оказываюсь пятилетним мальчиком, на которого укоризненно смотрят его родители, испепеляя взглядами. Я сглатываю слюну, но от этого ее становится только больше.

— Бек, — мягко подталкивает меня мама к неизбежному.

Кивнув, я разворачиваю бумагу и начинаю читать.

Бек,

Я пыталась. Я действительно пыталась. Но это слишком. Я отдаю её тебе. Всё оказалось намного тяжелее, чем я думала. Если она не нужна тебе, отдай её на усыновление. В коробке под пледом ты найдешь все юридические документы, подписанные адвокатом и мной. У тебя полная опека. Я передаю тебе все права на неё. Если тебе интересно, она была зачата на той вечеринке в доме братства в ноябре, в наш выпускной год. Сомневаюсь, что ты помнишь всё, ведь мы были чертовски пьяны. Я не виню тебя, в этом и моя вина. В документах указано, как меня зовут. Уверена, ты сделаешь анализ ДНК, который я и сама советую сделать. Но её отец — ты, поскольку ты единственный, с кем я была. К юридическим документам так же приложена ее медицинская карта. Она здорова, если тебя это волнует. Я не поэтому отдаю ее. И как ты уже понял, я не смогла сделать аборт, как планировалось.

Прости меня. Полагаю, я не создана для материнства.

Эбби

Я стою как замороженный.

— Ну? — Отец ждет объяснений. Я передаю ему письмо. А потом каким-то чудом нахожу в себе смелость заглянуть в коробку и быстро окидываю взглядом свою дочь. Я даже не знаю её имени. Но от ее зелёно-голубых глаз невозможно оторвать взгляд. Казалось, я не дышу целую вечность. Мне безумно хочется прикоснуться к ней, но я боюсь, потому что никогда не держал на руках ребёнка. Не причиню ли я ей боль? Она ведь такая хрупкая.

— Давай. Возьми ее, Бек, — шепчет мама.

С трясущимися руками я прикасаюсь к ней. Ее бледно-розовый плед соскальзывает вниз, и передо мной предстает крошеное тельце, одетое в бледно-розовый костюм. Её ручки и ножки ударяются друг об друга. На её маленькой головке небольшой пушок, и я трусь об него щекой. Это самое мягкое, до чего я когда-либо дотрагивался. Мне не хочется её отпускать.

— Что ж, ребёнок, похоже, у тебя у самого теперь ребенок, — ворчит отец.

Мама хихикает и произносит:

— А у тебя, похоже, теперь есть внучка.

— Пап, ты прочёл письмо? — спрашиваю я.

— Угу.

— Ты не мог бы проверить её медицинскую карту? Я хочу знать, как её зовут.

Папа недолго роется в бумагах, а потом сообщает:

— Хм. Здесь написано, что её зовут Инглиш. Инглиш Бекли Бриджес.

— Инглиш.

И что мне, блин, делать с ребенком?

Вдруг раздается громкий звук, и я чувствую, как вибрирует моя рука. По комнате разносится зловонный запах.

— Ох, что это? — спрашиваю я.

Папа смеется, лезет в коробку и протягивает мне пластиковый коврик:

— Я знаю одну вещь, которой ты точно будешь заниматься. Вероятно, сын мой, ты будешь менять подгузники. Постоянно.

Я слышу его непрекращающийся смех, пока он идет через гостиную.