5 ноября 1887 года

Сегодня были похороны Леди Ханны, и они были очень печальны, потому что напомнили мне о похоронах моей матери. Гарольд сказал, что мы можем присутствовать в знак уважения. На самом деле мне этого не хотелось, но выбора не было. Я предпочла бы остаться в доме, чтобы убедиться, что все готово для скорбящих гостей. Все слуги выстроились в задней части церкви, подальше от важных персон. Я все плакала и плакала. Эдвард стоял впереди, рядом с его светлостью, склонив голову. Я была зажата между кухаркой и Альфи в середине прохода, откуда мне был виден гроб и Эдвард.

Каждый раз, когда вижу его, у меня мурашки бегут по коже, и я до сих пор не знаю, что он заставляет меня чувствовать — ужас или страсть. Альфи ерзал на протяжении всей службы. Я была так расстроена, что он обнял меня за плечи, пытаясь хоть как-то утешить. Это был единственный раз, когда я увидела, как Эдвард поднял глаза от земли. Он повернулся и посмотрел на Альфи. Глаза Эдварда потемнели еще больше, и он выглядел таким сердитым, что мне стало жаль бедного Альфи. Я отстранилась, чтобы не навлечь на него неприятностей.

После похорон в дом пришло много скорбящих, и я провела остаток дня, бегая вокруг, подавая им напитки и еду. Кухарка сказала, что ничто так не возбуждает аппетит, как похороны, и оказалась права. Пришедшие на поминки, буквально заполонили дом его светлость, выпивая и съедая все что подавалось. К тому времени, как ушел последний, я была совершенно измотана. Мои бедные ноги болели, а глаза щипало от слез и огромных облаков сигарного дыма, которые превратили дом в дымку.

Его светлость был в гостиной и очень пьян. Я смотрела, как Эдвард и Гарольд тащат его в комнату. Он привык спать в одной из гостевых комнат. Он сказал Гарольду, что больше не может находиться в комнате, где умерла его любимая жена, потому что она забрала его душу, когда ушла, и теперь он всего лишь пустая оболочка.

Все отправились спать, кроме меня и Эдварда, который застал меня сидящей за пианино, отдыхающей и размышляющей о леди Ханне. Он стоял передо мной, и я не могла не думать о том, как он красив в своем горе, и тогда мне стало ужасно от таких мыслей.

Он притянул меня к себе и поцеловал со страстью; жар его тела оказался так силен, что я испугалась, как бы мы не загорелись. Знаю, что то, что мы делаем, неправильно, и прекрасно понимаю, что ничего хорошего из этого не выйдет, но я так сильно хотела его. Хотела почувствовать, как эти сильные руки обнимают меня, а его губы прижимаются к моим. Он поднял меня и понес через холл в библиотеку, снова уложив на кушетку. Мое сердце билось так быстро, что стало трудно дышать. Я лежала и смотрела, как он расстегивает рубашку, потом он наклонился ко мне, и я обняла его, теряясь в нем.

Через некоторое время неприятное ощущение, что кто-то наблюдает за мной, заставило меня поднять голову и посмотреть на дверь, где я увидела Альфи, его лицо казалось белым, а в глазах застыла боль. Когда наши взгляды встретились, он повернулся и побежал. Мои щеки горели от стыда, но Эдвард обнял меня еще крепче, и я закрыла глаза, позволяя теплу накрыть меня.

11 ноября 1887 года

Эдвард сегодня уезжает. У него в Лондоне важные экзамены, которые он не должен пропустить. Я не знаю, как справлюсь без него, потому что он стал моей скалой. Он давал мне утешение, как и я ему, и мы проводили часы, разговаривая каждый вечер после того, как я заканчивала свою работу по дому. Наши любовные ласки были полны страсти и наслаждения, что я и представить себе не могла, что так может быть; он никогда не принуждал меня с того самого первого раза. По словам кухарки, это было то, что нужно делать, если вы хотите, чтобы ваш муж был счастлив и у вас появились дети.

Мне стыдно за то, как я себя вела, и я понимаю, что честные девушки не ведут себя подобным образом, но это кажется таким правильным, потому что я думаю, что влюбляюсь в Эдварда все сильнее, что не смогла бы остановиться, даже если бы попыталась. Мы должны держать нашу дружбу в секрете, потому что я прислуга, а о том, что хозяин дома ведет себя так, никто не должен подозревать. Если его светлость узнает, меня отошлют, а я этого не вынесу; этот дом и люди в нем — единственная семья, которую я знаю.

Альфи не сказал мне ни слова с той самой ночи похорон, и я искренне огорчена; он мой лучший друг, и я очень по нему скучаю. Как только Эдвард уедет в Лондон, я попытаюсь поговорить с ним наедине и все ему объяснить.

Его светлость впал в такую меланхолию, что у меня сердце разрывается, когда я смотрю на него. Он ничего не ест и целыми днями сидит в своей комнате и пьет только виски. Он выглядит ужасно, и Эдвард признался мне, что сильно беспокоится о нем.

Я занялась делом и пошла убирать классную комнату, чтобы не думать об Эдварде так сильно. Он пришел ко мне, чтобы попрощаться, и я поймала себя на том, что удивляюсь, как мы перешли от ненависти друг к другу к любви за такой короткий промежуток времени. Он поцеловал меня, и я не хотела, чтобы он останавливался. Я хотела, чтобы он занялся со мной любовью в последний раз, прежде чем уедет, но я вела себя глупо и эгоистично. Я крепко обняла его, и он сказал мне, что вернется домой снова, как только сможет, чтобы увидеться со мной. Потом он повернулся и ушел, и я пожалела, что не могу пойти с ним.

13 ноября 1887 года

Альфи умудрялся избегать меня, но сегодня я улизнула от полировки столового серебра в столовой и отправилась искать его. Знала, что он будет в оранжерее ухаживать за растениями, которые леди Ханна сама посадила из семян, потому что кухарка сказала мне, что он делал это каждый день с тех пор, как она умерла. Это был Альфи, такой добрый и заботливый, и он не хотел, чтобы растения погибли: поддерживая их жизнь, он отдавал дань памяти леди Ханне.

Когда я вошла, он отвернулся от меня, но я взяла лейку и начала помогать ему. Он велел мне уйти, а я сказала, что он просто обязан поговорить со мной, что не хочу, чтобы мы стали врагами, и что скучаю по нему. Я взяла его за руку и усадила на сломанную скамейку в дальнем конце оранжереи. Я сказала ему, как мне жаль, что он увидел меня с Эдвардом в тот вечер, и что я не горжусь своим поведением, но что я люблю Эдварда. Альфи громко рассмеялся и сказал, что Эдвард самый эгоистичный и злой человеком, которого он когда-либо встречал. Он сказал, что единственная причина, по которой Эдвард вообще интересовался мной, заключалась в том, что он подслушал разговор Альфи с Гарольдом о том, как сильно я ему действительно нравлюсь. Я вскочила, я была так зла на него за то, что он сказал такую ложь, и у нас вышел ужасный спор. Альфи потянул меня за руку и усадил обратно на скамейку, сказав, чтобы я вела себя тихо, пока нас не услышали, и мы не попали в беду.

Я слишком хорошо помнила Эдварда, который заставлял меня играть в его ужасные игры, Эдварда, который гонялся за мной с мертвыми кроликами. Но люди меняются, и мне хотелось верить, что он перерос все эти детские шалости. Альфи покачал головой и сказал, что леопард никогда не меняет своих пятен. Но я ему не верю: каждый заслуживает второго шанса. Но все же он посеял крошечное зернышко сомнения в моем уме, и с каждым днем я знаю, что оно станет немного сильнее, если я буду его лелеять. Я так хочу верить, что Эдвард действительно любит меня и что однажды он даже попросит меня стать его женой.

Тогда Альфи шокировал меня и попросил выйти за него замуж. Он сказал, что любит меня всем сердцем так, как Эдвард никогда не полюбит. Я рассмеялась и сказала, чтобы он перестал быть смешным. Именно тогда я причинила ему такую боль, что не думаю, что когда-нибудь прощу себя, но я не испытываю к нему таких чувств, как к Эдварду. Я сказала об этом Альфи и о том, что хочу иметь много детей от Эдварда, чтобы они бегали вокруг и наполняли аббатство Вуд своим смехом. Этот прекрасный дом стал бы гораздо лучше, если бы вокруг стен эхом отдавались голоса детей, а не приглушенные голоса убитых горем людей.

Альфи уставился на меня так, что я чуть не расплакалась. Он поднялся и едва мог стоять; все его тело тряслось, и я знаю, что ему хотелось плакать. Я совсем не хотела причинить ему боль, но для меня он очень дорогой друг, и я не хочу делить с ним остаток своей жизни. Когда он уходил, я чувствовала себя самой жестокой женщиной в мире и молила бога, чтобы Альфи простил меня и нашел кого-то, кто действительно полюбил бы его.

1 декабря 1887 года

Его светлость уже несколько недель не выходит из своей комнаты и отказывает всем посетителям. Гарольд уносит все блюда и напитки нетронутыми. Кухарка сказала мне и Милли, что если его светлость будет продолжать в том же духе, то умрет от разрыва сердца. Я не могу себе представить, как ему грустно, потому что тоже скучаю по смеху и музыке леди Ханны каждую минуту каждого дня. Я привыкла вытирать пыль, напевая себе под нос, и это наполняло мое сердце радостью. Теперь я чувствую, что какая-то часть меня исчезла, поэтому я не могу себе представить, что чувствует его светлость.

Эдвард прислал мне письмо, в котором написал, как сильно скучает по мне и как считает дни до Рождества. Оно лежит у меня под подушкой, и я читаю его каждый вечер перед сном. Кухарка дразнила меня, спрашивая, кто мог писать мне, и Альфи сказал ей, что это хозяин. Я рассмеялась, когда она стукнула его по затылку и сказала, чтобы он не был таким наглым, и заслужил хорошей затрещины.

3 декабря 1887 года

Сегодня произошла еще одна ужасная трагедия в этом доме великой печали. Я вышла на улицу, чтобы развесить ковры из бильярдной, и столкнулась с самым ужасным зрелищем. Его светлость висел на большом дубе. Лицо у него было серое, синие губы приоткрыты, из них торчал язык. Я кричала и кричала так громко, как только могла, потому что не знал, что еще делать. Альфи выбежал из буфетной, а за ним — Гарольд, кухарка и Милли. Кухарка упала на колени и перекрестилась. Я снова застыла на месте, не в силах пошевелиться, не сводя глаз с его светлости, раскачивающегося, как огромная марионетка.