Глава 13

Я перенёс Короля Николаса и его телохранителя, Сэра Барнабаса, в Замок Камерон, сперва перенеся остальную часть его свиты. Я на самом деле почувствовал облегчение, когда с прощаниями было покончено. Расставание двух королей заняло непомерное количество времени. Ка обычно, чрезмерные и длительные церемонии напомнили мне об одной из главных причин, по которым я сделал королём Джеймса, а не занял трон сам — помимо того факта, что я считал его наиболее подходящим человеком на это место.

— Увидеть дом великого волшебника Лосайона — это будет нечто захватывающее, — заметил Король Николас, выходя из телепортационного круга. На миг я заподозрил его в сарказме, но после секундной паузы я осознал, что он говорил искренне. Однако он, наверное, увидел задумчивое выражение моего лица, поскольку за его ремаркой последовало упреждающее извинение: — Пожалуйста, не ищи в моих словах скрытого смысла. Я ужасно сожалею о своих глупых словах во время пира. И я вновь в долгу у тебя и у твоей отважной жены.

Я не мог не посмеяться в ответ на его слова:

— Она — действительно нечто, так ведь?

Он улыбнулся:

— Я никогда не встречал никого подобного.

Я засмеялся:

— Вполне возможно, что ты прав, но, с другой стороны, ты никогда не видел нашу Королеву Дженевив, когда она действительно сердится.

— Если все женщины Лосайона столь устрашающие в бою, то вашей нации никогда больше не придётся бояться нового вторжения, — добавил он.

Тут появилась моя леди-жена, Графиня ди'Камерон, приветствуя нас, когда мы вышли из здания с телепортационными кругами.

— Вы оказываете нам честь своим присутствием, Ваше Величество, — сказала она, сделав формальный реверанс.

— Подними голову, Графиня! — мгновенно ответил он, шагнув вперёд, чтобы взять её за руку, и помочь ей выпрямиться. Он удержал её руку достаточно долго, чтобы наклониться вперёд, и поцеловать тыльную сторону её ладони. В это же время Сэр Барнабас встал рядом с ним на одно колено, повернувшись к ней лицом.

— Я обязан тебе своей жизнью, Графиня, — сказал Николас. — Это я должен оказывать тебе знаки почтения.

Я видел, что Пенни было весьма неудобно получать от короля такое внимание, но она хорошо скрыла своё удивление:

— Пожалуйста, Ваше Величество, вы оказываете мне слишком много чести. Зовите меня Пенелопа — здесь нет нужды обращаться ко мне по титулам.

— Тогда и ты должна звать меня Николасом, иначе мне будет не по себе от твоего гостеприимства, — ответил он. Я заметил, что он всё ещё держал её за руку. Он, возможно, вёл себя с Пенни чуть слишком вызывающе для моего спокойствия.

Она осторожно отобрала у него свою руку, не привлекая к этому внимания, хотя по-моему Король Гододдина позволил своим пальцам задержаться у неё на руке слишком долго. «Он же не пытается ухаживать за ней прямо у меня на глазах?». Я решил, что не стоит недооценивать наглость особ королевской крови. Если он бабник, то, возможно, привык к тому, что мужья закрывают глаза на его нескромное поведение. Быть может, однако, что я делал из мухи слона… угадать было невозможно.

— Я буду рада так обращаться к тебе, Николас, но только если ты расскажешь мне о том, в связи с чем только что упоминал вторжение в Лосайон, — ответила Пенни.

На этом наша беседа вернулась к лёгкому подшучиванию, и я восхитился искусству, с которым Пенни обращалась с откровенно дружелюбным королём. Мои мысли были прерваны, прежде чем мы дошли до входа во внутренний донжон. У двери стоял человек в хламиде из серой шерсти. Его поза была ничем не примечательна, в отличие от его расположения — он преграждал нам путь. Все мужчины, женщины и дети в замке не были настолько глупы, чтобы прерывать меня с нашим августейшим гостем, однако этот человек… незнакомец, как я быстро заметил, явно стоял у нас на пути.

Мы остановились, и два шедших по бокам охранника выдвинулись вперёд, встав между нами и наглым посторонним. Одновременно двое охранников у двери подошли к нам, и заняли позицию позади человека, осторожно окружив его. Дориан был очень тщателен в своих приготовлениях, связанных с безопасностью. Я также заметил, что двое из четырёх охранников на самом деле были Рыцарями Камня, Сэром Даниэлом и Сэром Джеффри.

Незнакомец заговорил первым, откинув свой капюшон, и уставившись на нас дикими глазами:

— Я пришёл с предупреждением для тёмного волшебника, Мордэкая Иллэниэла.

Я уже расширил свой щит, чтобы закрыть Пенелопу и Короля Николаса, когда последний подал голос в ответ:

— Чёрт нахальный! Как смеешь ты обращаться таким тоном к полноправному владыке этого места?!

Это было довольно забавно, учитывая то, что Король Гододдина обращался к этому вызывающему человеку так, будто тот был моим камергером. Положив ладонь ему на предплечье, я тихо произнёс:

— Пожалуйста, Николас, позволь мне с этим разобраться.

Он коротко кивнул:

— Хорошо, это же твой дом, — и шагнул назад.

— Тебе следует прислушаться к своему господину, король-марионетка Гододдина, — поддел его незнакомец. Цвет лица Николаса приобрёл новый красный оттенок, а Сэр Барнабас ринулся вперёд, намереваясь наказать человека, оскорбившего его короля. Я поддерживал границу своего щита неподвижной, и он упал спиной назад, ударившись об неё, с удивлением обнаружив перед собой невидимую стену.

— Ещё раз оскорбишь моих гостей, и твоему богу придётся послать нового вестника, — сказал я незнакомцу, игнорируя поднимавшегося с земли Барнабаса.

Вестник ухмыльнулся, прежде чем ответить:

— А что заставляет тебя думать, будто мне нужны вестники, Мордэкай?

Слова, вместе со вспышкой силы вокруг человека, просигнализировали о том, что он был полностью одержим богом, которому служил. Я кивнул Сэру Даниэлу, и они с Сэром Джеффри пришли в движение с молниеносной скоростью и точностью. Их мечи мелькнули быстрее, чем глаз успевал уследить, и я увидел лишь вспышку света от зачарованной стали, прежде чем тело незнакомца развалилось на куски в процессе шокирующей демонстрации насилия. Его голова откатилась в одном направлении, а туловище и две отрубленные ноги упали там, где он стоял. Кровь была повсюду.

Внезапность его смерти, похоже, выбила уже разъярённого Сэра Барнабаса из колеи, но его глаза расширились ещё сильнее, когда взгляд отрубленной головы снова сфокусировался на мне, и с её губ сорвались слова:

— А вот это было весьма грубо, — сказала она, и перевела взгляд на Короля Николаса: — Быть может, теперь ты видишь, почему я называл его «тёмным» волшебником.

Я зыркнул в дерзкое лицо незнакомца:

— Договаривай своё послание, пока мы не выяснили, можешь ли ты продолжать функционировать, имея под контролем своей воли лишь кучку пепла, — сказал я, и проиллюстрировал свой довод, махнув рукой на остальные части его разрубленного тела, тихо выговаривая: «Пиррэн». Пламя быстро поглотило плоть вспышкой интенсивного жара, оставившего после себя лишь вонючий дым и белый пепел.

— Для меня не имеет значения, что ты сделаешь с этим сосудом. Как ты уже знаешь, нам больше не нужны представители вашего рода, чтобы служить нам здесь проводниками. Это — лишь визит вежливости, — сказала мне лишённая тела голова.

— Ты понятия не имеешь, что такое вежливость. Для вашего рода вежливость — не более чем ещё одно пустое слово, которым вы манипулируете своим стадом. Тебе также придётся извинить меня — поскольку ты не потрудился представиться, я понятия не имею, кем из оставшихся божков ты являешься, — ехидно ответил я.

Его глаза сузились, когда всё ещё двигавшаяся голова уставилась на меня снизу вверх:

— Миллисэнт была права — с тобой не договоришься. Я — Карэнт, называемый Справедливым, и я здесь для того, чтобы предложить тебе одну возможность: отпусти Сэлиора, и мы проигнорируем твои прошлые оскорбления. В противном случае мы сотрём с лица земли тебя и всех твоих друзей и родственников. Когда мы закончим, не останется ничего, и не будет ни одной души, что запомнит твоё имя, даже если нам придётся вычистить для этого весь Лосайон.

Я засмеялся:

— Никогда не встречал просителя хуже, чем ты. Ты в отчаянии, иначе ты никогда бы не снизошёл до такого предложения. Я с радостью покажу тебе свою разновидность вежливости, если ты решишь явиться сюда лично, чтобы привести свои угрозы в исполнение. Ты станешь отличным дополнением для моей коллекции, Карэнт, — сказал я, намеренно подстрекая его, поскольку не мог себе позволить показывать слабость. Единственное, что могло заставить их призадуматься — это страх того, что я смогу сделать с ними то же, что я сделал с Сэлиором.

В его глазах зажглась ярость:

— Я приду не один. Я не понимаю, как ты победил моего брата, но я не повторю его ошибки. Когда мы придём, тебе негде будет спрятаться, и у тебя не будет надежды ни на что кроме медленной смерти… после того, как ты закончишь смотреть, как мы пытаем твоих жалких отпрысков.

В молодости такая угроза затмила бы мой разум, но я знал, в какую игру играл Карэнт. Я также видел, что он не имел никакого понятия о тонкостях человеческого разума. Я приостановился на миг, прежде чем задумчиво ответить:

— Возможно, ты в чём-то прав, но я пока не готов согласиться. Я обдумаю твоё предложение. Сколько времени ты мне дашь на раздумья, прежде чем приведёшь свою угрозу в исполнение?

Теперь пришёл черёд Карэнта примолкнуть. Он явно не ожидал от меня такого рационального ответа. Прошло несколько секунд, и рот головы открылся:

— Я дам тебе две недели. Будь готов ответить нам, или через четырнадцать дней тебя настигнут последствия.

Я улыбнулся:

— Великолепно, я с нетерпением буду ждать нашей следующей встречи. А теперь, если ты меня извинишь, мне надо немного прибраться, — закончил я, и ещё одним словом и жестом испепелил голову так же, как и остальные части тела. Своим магическим взором я увидел вспышку, когда энергия, представлявшая Карэнта, рассеялась, и мы снова остались одни.