— Ты уверен?

— Другого пути нет. Я уже умираю — ты должна нарушить твою клятву. Ты должна бежать, чтобы наш сын выжил, — ответил он. На его глазах проступили слёзы.

Элейна отвела взгляд, затем вернулась внутрь. Она передвинула мебель в прихожей, загородив дверь, затем забрала меч убийцы. Оружие незнакомца она вложила в свои ножны, затем вернулась к Тиндалу, держа собственный меч в руке. Она протянула ему клинок, и их взгляды встретились:

— Я, Элейна ди'Камерон, отказываюсь от моих уз и прошу тебя об освобождении, — произнесла она слова, которых никогда не произносил никто из Анас'Меридум.

Тиндал протянул руку, положив свою ладонь на лезвие меча:

— Я, Тиндал Ардэс'Иллэниэл, освобождаю тебя.

Когда он это проговорил, меч засветился на миг, прежде чем потухнуть, а потом разбился вдребезги, как стекло.

— Мои силы почти на исходе, Элейна, ты должна спешить.

Бросив рукоять, она обняла его, затем взяла их ребёнка у него из рук:

— Что ты планируешь?

Она не была уверена, как именно он собирался спустить её вниз — балкон был почти в сотне футов над располагавшимся внизу двором.

— Ты будешь лёгкой, как пух. Тебе придётся прыгнуть, но моя магия будет беречь тебя, пока ты не приземлишься. Прости, это — всё, на что у меня хватает сил… — сказал он. Тиндал произнёс несколько слов на древнем языке, и положил ладонь ей на чело.

— Я люблю тебя, — сказала она, и положила руку на перила, прижимая к себе сына другой рукой.

— Я знаю. В себе ты несёшь моё сердце, в руках — мою жизнь. Покуда ты живёшь, я не умру этой ночью.

Он поцеловал её, и она прыгнула, плавно опускаясь вниз подобно перу на лёгком ветерке. Плывя по воздуху вниз, она услышала шум из комнаты наверху, и Тиндал обернулся к спальне. Люди заставляли дверь открыться внутрь, отталкивая в сторону мебель. Тиндал пошёл к ним, с его рук капало пламя. Секунду спустя она больше не могла его видеть, опускаясь всё ниже.

На миг ночь стала светлее, когда с балкона ударило пламя. Оно росло, ярче и ярче, пока не стало казаться, что оно светит как солнце, поглощая их спальню и значительную часть их этажа в донжоне. Затем пламя утихло, потухнув обратно до оранжевого свечения, когда донжон загорелся изнутри. Тиндала Ардэс'Иллэниэл, последнего волшебника Лосайона, не стало.

Элейна достигла земли, и ещё немного посмотрела вверх. Затем она отвернулась, и побежала к конюшням. Она тихо плакала на бегу, держа в руках её сына-младенца. Было бы постыдно, если бы кто-то увидел члена её ордена плачущей, но она уже и не была одной из Анас'Меридум.

Конюшен она достигла менее чем за минуту, и юркнула внутрь. Поразительно, но там никого не было. Не теряя времени, она оседлала одного из принадлежавших её отцу рысаков, быстроногих лошадей, которых выводили для охоты. Забираться в седло с ребёнком в руках было нелегко, но она каким-то образом сумела это сделать, и они выехали наружу, скача прочь так стремительно, что её волосы струились на ветру.

Они пересекли двор замка, и выехали через ворота. Снаружи собрались люди и лошади, но она застала их врасплох, и миновала их прежде, чем они успели попытаться её остановить. Оглянувшись через плечо, она увидела, что они садились верхом для преследования, криком приказывая ей остановиться. Она не обратила на них внимания, и поехала дальше, стремительно улетая в ночь.

Она ехала всю ночь, подгоняя свою лошадь, надеясь оторваться от преследователей. Где-то ближе к рассвету её лошадь споткнулась, и чуть не упала, заставив её остановиться. Элейна быстро спешилась, прежде чем лошадь завалилась на бок. Она загнала животное до смерти. Лошадь тяжело дышала, и её рот был покрыт пеной, но времени оплакивать её у Элейны не было. Опустившись на колени и стараясь не думать, Элейна вскрыла артерию ей на шее, быстро покончив с ней.

«Этой ночью я не видела ничего кроме смерти, и впереди лишь смерть», — подумала она. В другой день она пролила бы слёзы из-за того, что ей пришлось убить столь прекрасное животное, но слёз у неё не осталось. Она подняла своего сына, и пошла пешком. Шли часы, и боль в её животе росла и росла, пока ей не стало казаться, что её живот горит огнём. Что-то сломалось внутри, но она могла лишь надеяться, что это не убьёт её до того, как она достигнет Ла́нка́стера.

Герцог Ланкастера был сюзереном её отца, и у него было самое близкое место, где она могла надеяться найти убежище. Наконец она снова оказалась на дороге, и пошла на восток, к восходящему солнцу. Она не была уверена, в каком месте вышла на дорогу, и не могла знать, сколько ещё было миль до Ланкастера. Она шла и шла. За следующим холмом она увидела дым, значит поблизости кто-то жил.

Час спустя она стала терять ясность мыслей. Во рту у неё пересохло, а тело её горело. Её лихорадило, и она боялась, что потеряет сознание, не найдя помощи. Оглянувшись, она увидела, что в сотне ярдов за ней идёт человек. По его одежде она поняла, что он был из числа убийц, что явились за ними прошлой ночью.

Адреналин ненадолго вернул её мыслям ясность, и она пошла быстрее. Он шёл пешком, так что она решила, что он должно быть тоже загнал свою лошадь до смерти, пытаясь нагнать её той ночью. На миг ей стало жалко это животное. Её тело ослабло, слишком ослабло, и даже адреналин не давал ей достаточно сил. Человек постепенно приближался, и она знала, что конец неизбежен.

Он уже был лишь в двадцати ярдах позади, и она слышала его приближающееся тяжёлое дыхание. Сил на бег у них не осталось, что превращало погоню в гротескную пародию на гонку. Он тяжело шагал, она — спотыкалась на ходу.

— Проклятье, да остановись ты! — крикнул он ей. — Сдавайся сейчас, сука, и я сделаю твои последние минуты приятными.

Элейна ди'Камерон не была глупа. Она не могла двигаться дальше, и у неё не было сил драться. Положив сына на землю, она развернулась. Пять шагов… десять… и она свалилась на землю при его приближении. Она лежала лицом вниз, спрятав под собой меч, который она взяла. Элейна отказывалась думать о нём как о своём мече — тот меч был разбит. Она тяжело вдыхала воздух и дорожную пыль, пытаясь собраться с силами. Надеяться она могла лишь на то, что он был достаточно глуп, чтобы поиграться с ней, прежде чем убить.

Она подождала, пока он не встал над ней, надеясь, что он замешкается. Элейна казалось беспомощной, и почти так и было. Стоя над ней, он решил, что слишком устал для забав, и обнажил свой меч. Элейна перекатилась, и ударила вверх, пытаясь проткнуть ему либо пах, либо живот. Ей это почти удалось, но руки подвели её, и удар оказался слишком медленным. Он отбил её меч ногой, и обрушился на неё, вогнув колени ей в плечи. Она почувствовала, как надломилась её ключица, и оставшийся в её лёгких воздух вышел наружу с криком.

Придавив её к земле, он обнажил ножик:

— Я прикончу твоего ребёнка вот этим, когда ты сдохнешь, ведьма!

В его глазах не было ни следа здравоумия. Она попыталась плюнуть ему в лицо, но во рту у неё пересохло, и не осталось ни капли слюны. А потом в его груди проросла стрела. Он казался удивлённым, потрясённо глядя на неё. Выронив нож, он попытался выдернуть её, когда наконечник второй стрелы показался из его горла. Он свалился с Элейны, умерев ещё до того, как его голова коснулась дороги. Элейна попыталась встать, но тело отказывалось повиноваться. У неё стало темнеть в глазах, и она услышала плач её сына. Тьма обступила её, и она утонула в небытии.

Через неопределённый промежуток времени она очнулась. При попытке движения её ключица сместилась, заскрипев. Боль заставила её замереть, и она снова стала лежать, оценивая своё окружение.

— Не пытайся двигаться. Твоё тело прошло через слишком многое, — произнёс чей-то голос.

У её кровати сидела женщина. Они были в маленькой комнате, судя по виду — возможно домик какого-то фермера. Женщина промыла тряпку, и снова положила её Элейне на лоб.

— Твоё тело объяла жуткая лихорадка. Я уж думала было, что ты так и не очнёшься.

Элейна уставилась на неё; у женщины было доброе лицо с крупными чертами.

— Мой малыш…

— Ш-ш-ш, не волнуйся, он в порядке. Вот он. У тебя хороший, сильный мальчик — плакал без умолку с тех пор, как Ройс тебя принёс.

Она наклонилась, и подняла сына Элейны из самодельной кровати, которую они поставили в комнате. Элейна не могла его держать, поэтому женщина устроила его рядом с ней, где та могла касаться его рукой.

— Мне нужно кое-что тебе рассказать, — начала она.

— Не, не терзайся. Твоё тело тяжело трудится, борясь с лихорадкой. Тебе нужен отдых. Позже у тебя будет полно времени, — заверила её женщина.

— Нет, не будет, — сказала Элейна. — Я ранена, глубоко внутри. Там…

Она попыталась показать на живот, но двигаться было слишком больно. Она устала, устала до мозга костей, но продолжала говорить, и медленно объяснила ухаживавшей за ней женщине, кто она такая.

Вскоре она узнала, что женщину звали Ми́риам Элдридж, а если коротко — Мири, и её муж, Ройс, нашёл Элейну на дороге. Он был кузнецом, и направлялся в замок Ланкастер, чтобы забрать бочонок с гвоздями и всякой всячиной. К счастью, он всегда брал с собой лук в такие поездки. Женщины говорили больше часа, прежде чем Элейна обессилила, и забылась неспокойным сном.

На следующий день лихорадка усилилась, но Мири по-прежнему надеялась на лучшее. Элейна убедила их дать ей перо и бумагу, но усилие, необходимое для того, чтобы сесть и писать, потребовало почти всех её сил. Борясь с болью и усталостью, она наконец нашла позу, сидя за столом, в которой ей было не так больно. Её левая рука была бесполезна, но она всё ещё могла держать в правой перо, покуда не двигала ей слишком далеко, пока писала.

Она написала два письма. Одно — сыну, а второе, более короткое — Герцогу Ланкастера. Наконец Мири помогла ей, обессилившей, лечь обратно в кровать.