2 июля
— О чем ты говоришь?
— Фестиваль искусства, — терпеливо повторила Эмма. — Он пройдет четвертого июля. Послезавтра, в субботу.
Джесси мгновение смотрела на сестру с необычно опустошенным выражением лица, затем моргнула и, похоже, наконец увидела ее.
— Фестиваль искусства. Как я понимаю, для подобных событий перекрывают центральную улицу и на каждом шагу выставляют кабинки, столы и палатки с различной едой?
— Никогда не думала о празднике в этом ключе, но в принципе ты права. Весь город выходит на улицу, плюс огромное количество туристов. Мастера и художники, у которых нет своих помещений, могут продемонстрировать и продать свои творения. Всегда проводятся лотереи, разыгрываются призы, играет живая музыка, ночью запускают салют и… Ты меня вообще слушаешь?
— Прости. Задумалась, — Джесси снова моргнула. — Что ты делаешь на фестивале?
— В этом году я буду куратором.
— Что? — Джесси, нахмурившись, посмотрела на сестру.
Эмма вновь вздохнула.
— На ступеньках здания суда в течение дня играют местные группы. Я контролирую, чтобы каждая следующая группа начинала играть, когда закончится предыдущее выступление. Я должна убедиться, что у них есть все необходимое. Это может быть забавно, а может стать занозой в одном месте.
— По мне, второй вариант более вероятен.
— В прошлом году все было не так уж и плохо, — пожала плечами Эмма. — Просто хочу, чтобы ты была в курсе, если вдруг не исчезнешь, как обычно.
Джесси не пыталась отрицать свое частое отсутствие в последние дни, а просто сказала:
— Я и не представляла, насколько большой участок земли мне нужно проверить.
— Надеюсь, ты хотя бы нашла укрытие вчера во время урагана.
— Что? А, да. Конечно. У меня разболелась голова из-за непогоды, поэтому я рано легла.
Не встречаясь и не разговаривая с сестрой.
— Я думала, духи Рейберн-Хауса все еще беспокоят тебя, — проговорила Эмма.
— Знаешь, я едва ли замечала их последние дня два, — немного удивленно ответила Джесси. — Мои мысли заняты совершенно другим.
Осознавая, что сестра едва сдерживает нетерпение и желание отправиться по своим делам, Эмма проговорила:
— Мне ждать тебя к ужину?
— До темноты вернусь точно. Меня устроит любой твой выбор.
— Хорошо.
Казалось, Джесси не заметила ничего странного в голосе Эммы, а просто махнула рукой и вышла из гостиницы, поправляя свой вездесущий рюкзак.
Проходя мимо стойки регистрации, Эмма услышала сочувствующей голос Пенни:
— Если тебе нужно плечо, я здесь.
— Так очевидно?
— Что вы с сестрой не общались с ее приезда? Боюсь, да.
— Не знаю, почему я ожидала чего-то другого. Мы не были близки, будучи детьми, а повзрослев, выбрали совершенно разные дороги. Пятнадцать лет — большой срок.
Пенни нахмурилась.
— Да, но… Это не мое дело, но я считаю, что Джесси вернулась сюда не для общения с семьей. С ней происходит что-то другое, и это очень важно для нее. Здесь у нее своя миссия.
Эмма совсем не удивилась этим словами. Вспомнила признание Джесси о смутных воспоминаниях того лета и медленно кивнула.
— Ты тогда не жила в Бэррон-Холлоу, — проговорила она, — но… Это было странное, напряженное лето, даже до того, как Джесси уехала. Не могу объяснить, но я чувствовала это, а мне было только пятнадцать. А Джесси… Я не знаю всего, но уверена, что она прошла через что-то травмирующее. Достаточно серьезное, чтобы убежать навсегда. Думаю эта поездка своего рода исцеление.
— Если здесь ей причинили боль, тогда поездка для сведения счетов, — грубо добавила Пенни. — Или для другого, явно менее доброго, нежели исцеление старых ран. Эмма, даже не знакомый с твоей сестрой человек видит, что она от чего-то бежит. И в ней много гнева. И понимания, что времени не так много. Может, ее отпуск заканчивается, и она должна закончить дела перед отъездом, может, она знает, что никогда не вернется в Бэррон-Холлоу. В общем, она заставляет себя что-то делать, и не думаю, что это исцеление.
— Да, — вздохнула Эмма. — Слушай, у меня несколько дел сегодня. Сможешь продержать оборону?
— Конечно. Я присмотрю за Лиззи, если хочешь.
— Нет, я возьму ее с собой. — Она обычно так и делала — воспитанная собака на поводке делам не мешала.
Одна из встреч Эммы запланирована в офисе семейного адвоката, но это позже. Сейчас у нее возникло непреодолимое желание покинуть гостиницу, и она знала, что должна подчиниться тяге и рассказать кому-нибудь о своем последнем сне.
Даже если он просто погладит ее по голове.
Шеф полиции Дэн Мэйтленд не совсем жалел ее, но и не мог полностью скрыть свое нетерпение.
— Еще один сон? Эмма…
— Знаю-знаю. Мы уже говорили об этом. Но в этот раз у меня есть имя, Дэн. Кэрол Престон. Можешь хотя бы проверить, числится ли это имя в списке пропавших?
Он записал имя на блокноте рядом с телефоном.
— Я проверю, но уже сейчас могу сказать: в нашем местном и штатном списке нет этого имени, если только его не добавили только что. Я разглядываю их с момента обнаружения тела в горах.
— Как понимаю, безуспешно?
— Да. И, честно говоря, ничего другого я и не ждал. И даже когда лаборатория вернет результаты ДНК-теста, высока вероятность, что мы ничего не добьемся. Ведь большая часть данных собрана от преступников, чиновников или военных. Черт, я только сейчас заношу сведения о своих людях в базу данных правоохранительных органов, а в некоторых городках не делают и этого. Слишком много споров о злоупотреблении подобной информацией.
Зная, что он работает непрестанно с момента обнаружение тела, и ему предстоит еще больше работы из-за фестиваля, Эмма поднялась.
— Знаю, что у тебя много дел. Просто… Если это имя всплывет в твоих запросах…
— Сразу дам тебе знать, — пообещал он, тоже вставая. — А пока почему бы тебе и Лиззи не насладиться приготовлениями к фестивалю? Она опять на меня странно смотрит.
Эмма взглянула на собаку, которая стояла у стола и действительно смотрела на Дэна, и засмеялась.
— Прости, но ты знаешь, что обычно она не любит мужчин. Рычит на Виктора, и мне кажется, что он воспринимает это как личное оскорбление.
— Потому что никто не любит его? — сухо предположил Дэн.
— Думаю, да, хотя он говорит, что все животные обожают его, и проблема в Лиззи.
— Ага, конечно. Не буду винить ее в том, что она не любит меня, но этот взгляд меня немного нервирует. Увидимся на фестивале, если ничего не произойдет раньше. Ты отвечаешь за группы в этом году, да?
— Видимо, это расплата за грехи.
Эмма подняла руку в прощальном жесте и покинула кабинет. Поздоровалась с несколькими офицерами и продолжила идти к выходу.
Она бросила взгляд на часы и нахмурилась, поняв, что они остановились. Но не придала этому особого значения, поскольку часы на углу банка сказали ей, который час. У нее еще оставалось время до встречи в офисе Трента, но она была слишком взвинчена, чтобы возвращаться в гостиницу.
Дело в ней. Это не имело никакого отношения к Наварро.
Совершенно никакого.
Она надеялась, что глаза привыкнут ко тьме, и она сможет разглядеть хоть какие-то детали своей тюрьмы. По крайней мере, какая-то часть нее надеялась на это, другая же часть не хотела видеть ничего.
Но проходили часы, и Кэрол Престон обнаружила, что тьма была абсолютной, и человеческий глаз ее не воспринимает. В этом месте не было света, абсолютно никакого.
Если она и будет исследовать свою тюрьму, делать это придется на ощупь.
И все в ней содрогалось от этой мысли.
Она никогда не считала себя смелой, но уверенности в себе ей было не занимать. Кэрол цеплялась за это, убеждая себя понять, насколько серьезна ситуация. Может, ее похититель совершил ошибку и оставил что-то, что поможет ей освободиться.
Это было вероятно.
И это была ее единственная надежда.
Мысленно собравшись, она медленно начала ощупывать пространство вокруг себя. На матрасе было много мокрых пятен, ощущалась жесткость материала, что указывало на то, что он был мокрый и раньше.
Привыкнув к запахам, она смогла опознать мочу и фекалии, а понимая, что ее мочевой пузырь становится полным, она испытала страх обмочиться. Или еще хуже.
Сейчас ощущая влажность и твердость матраса, она понимала, что не первая столкнулась с такой проблемой. Она наклонилась к матрасу в разных местах и точно различила запахи мочи и крови.
С усилием откинув эту мысль, с неохотой расслабилась на кровати. Цепь, которая приковывала ее к стене, позволяла только встать с кровати и опуститься на колени. Она даже не могла подвигать лодыжками, чтобы подняться на ноги.
Ее ступни были онемевшими, и она в первый раз задумалась, не была ли лента перетянута слишком туго, не нарушено ли кровообращение.
Ловкий метод предотвратить побег.
Опустившись на колени, она медленно коснулась пальцами грязного пола.
Дерево.
Она трогала что-то вроде ножки от стула, но когда провела рукой до низа, ощутила, что это была раковина, уходящая прямо в землю.
Она не знала, как глубоко, но поняла, что ножка едва ли сдвинулась с места, когда она потянула за нее.
Протянула руку дальше и обнаружила вторую ножку. В этот раз она очень медленно стала ощупывать предмет вверх, пока не дошла до края сидения.
Стул. Она практически была уверена, что это стул.
Практически на краю зоны досягаемости она ощутила… волосы. Длинные пряди. Липкие.
Липкие от крови?
Ее желудок сжался, и снова Кэрол сдержалась. Вместо этого она потянулась так далеко, как только могла, едва чувствуя боль в запястье, заставив себя провести рукой вдоль прядей на сиденье.
Она почувствовала что-то еще. Ее пальцы были настолько холодными, что вначале она даже не поняла своей находки. Но затем она надавила и поняла, что касается замороженной человеческой плоти.
Она касалась ужасно избитого женского лица, и оно было повернуто к ней.
Лицо. Голова.
Не тело.
Кэрол Престон заползла обратно на кровать, даже не осознавая, насколько громкий плач вырывается с ее горла.