Глава 17. Тин

Как только Тин подумал, что повидал в этой жизни все, то оказался в шестифутовой яме. По его лицу и спине катился пот, пыль и грязь покрывали его тело и даже волосы. Он воткнул ржавую лопату в землю и сел, чтобы отдышаться.

Он надеялся, что Дороти оценит его старания. Если бы он хорошо попотел, то бы мог придумать массу других более приятных занятий, чем рытье братской могилы. Она весь день делала вид, что его не существует, и, похоже, жалела об их поцелуе. Он не мог сказать того же самого. На самом деле его чувства были прямо противоположными. Он бы сделал, что угодно, чтобы она снова оседлала его, но на этот раз обнажённой. Тин возбудился от этой фантазии.

— Могила сама себя не выроет, — крикнул Кроу откуда-то сверху.

— Пошел ты, — его возбуждение мгновенно прошло от каркающего голоса Кроу. — Если ты так беспокоишься — помоги.

— Если бы у меня была вторая лопата.

Тин оскалился.

— Используй свои гребаные когти.

Кроу взмахнул запястьем, и когти вылезли наружу.

— Они совсем не предназначены для копания, но я могу продемонстрировать для чего они годятся.

Тин замахнулся лопатой и, не глядя, швырнул её в Кроу.

— Теперь твоя очередь.

— Какой сюрприз, — ответил он, поймав лопату, прежде чем она ударила его по лицу. — Железный Дровосек предпочитает собирать куски фейри, а не копать им могилы.

Тин задержал дыхание и указал на квадрат десять на десять, который посетила Дороти. Он был почти завершён, остался лишь один угол, но и этого было с лихвой для того, чтобы похоронить убитых. — Мы оба понимаем, что яма таких размеров — перебор.

— Хорошо, — сказал Кроу и исчез.

Не успел Тин опомниться, как в него полетела отсеченная рука. Он пригнулся, едва успев избежать удара в голову. За рукой последовала нога, а затем и куча других останков шлепнулись ему под ноги. Он был в ярости.

— Какого дьявола, Кроу! Что ты, черт возьми, делаешь?

— Эй! — крикнула Дороти. — Что, по-вашему, вы делаете? Это невинные фейри, а вы швыряетесь их телами.

Тин поморщился, ему должно быть стыдно. Он ухватился за корень и выбрался из могилы. Когда выпрямился, то увидел, как Кроу, молча и почти раскаявшись, несёт тело фейри.

Дороти цокнула, когда он уронил в яму свою ношу.

— Никакого уважения.

Тин не собирался препираться с Дороти по поводу того, что они и так больше чем достаточно сделали для погибших. Она и так чувствовала себя виноватой в их смерти, так как колесники охотились на неё. Если она думает, что они будут хоронить каждого убитого, то ему либо Кроу придётся с ней поговорить об этом. Он сделал это только сегодня и только ради неё. Дороти придётся выбирать между помощью Глинде с Ленгвидер и похоронами половины населения Оза. Тин точно знал, что она выберет Ленгвидер.

Кроу продолжал складывать останки фейри в могилу, аккуратно, как только мог, а затем нехотя взял лопату, чтобы закончить работу. К тому времени, как все было закончено осталось всего несколько часов до заката.

— Мы останемся здесь ещё на ночь, — объявил Тин, разминая ноющую шею. — Никто не ожидал, что мы задержится здесь.

Кроме того, он планировал сегодня помыться, ведь внутри дома была ванна.

Дороти кивнула, не глядя в сторону Тина.

— Я наберу ванну, вам обоим она не помешает.

Прищурившись, он смотрел, как она идёт к дому. Она все-таки смотрела на него, раз заметила, что он грязный.

— Тин, — позвал тихо Кроу.

Тин дёрнул головой и обнаружил, что Кроу стоит совсем рядом и отошёл.

— Если речь идёт о ванне, то я иду первым.

— Мне нужно сказать Дороти, кто её мать. Она должна знать, — он нервно заламывал руки. — Как мне сказать это ей?

Тин удивлённо поднял брови.

— Ты спрашиваешь у меня совета? Ты сошёл с ума?

— Представь себя на минуту нормальным, ок?

Тин ощетинился, но слишком устал, чтобы вступать в спор. И ему было чертовски любопытно, кто мать Дороти. Бедная женщина, связавшаяся с Кроу.

— Просто назови имя. Расскажи, как познакомились. Потом Дороти задаст тысячу вопросов, и не придётся беспокоиться о том, что сказать ей. Просто начни.

— В этом и проблема, — Кроу поморщился. — Её мать Рива.

Тин уставился на Кроу, понимание приходило к нему медленно. Кроу же не мог иметь в виду… Нет. Этого не может быть. Дороти не могла быть дочерью Злой Ведьмы Запада. Должно быть это ошибка. Кроу запутался в воспоминаниях. Возможно, Оз что-то напутал, когда снимал с него проклятие.

Тин мало что знал о Риве. Он знал лишь, что она была Злой Ведьмой Запада, и она убила каждого, кто осмелился назвать её Ривой. Это имя стерлось из памяти большинства фейри, за время её царствования, ведь «Ведьма Запада», по её мнению, звучало более подходящим.

— Рива, — повторил Тин, когда снова обрёл дар речи. — Рива с Запада? Рива, которую убила Дороти? Не какая-нибудь одинокая барменша с таким же именем?

Лицо Кроу скривились от боли.

— Теперь ты понимаешь, что мне придётся сказать Дороти, что она убила собственную мать.

Дерьмо.

— Дерьмо, — Тин провел пальцами в железных наконечниках по волосам. Это разобьёт Дороти сердце, хоть и её мать была конченной психопаткой. — Ты в таком же дерьме, как и я.

— Вода готова, — донёсся из дома голос Дороти.

По телу Тина пробежала дрожь при упоминании воды — или, как известно, оружия, которым она убила свою мать. Ему почти захотелось отказаться от купания. Почти. Это было необходимо, но, черт возьми, он ни за что не хочет быть там, когда Кроу скажет ей правду. Он рванул внутрь дома, чтобы не дать Кроу шанс втянуть его в разговор отца и дочери. Это было трусливо, но Тину наплевать. Дороти уже чувствовала себя неуютно рядом с ним, и если он будет рядом, когда она узнает, то это никому из них не поможет. Тин уверял себя, что будет лишним, хотя его сердце чувствовало обратное.

Оказавшись в грязной сине-желтой ванной комнате, Тин скинул одежду. Возможно, ему следовало уйти из дома и поискать реку? Так было привычнее. С тех пор, как он скитается, с тех пор, как его безжалостность и слава убийцы оттолкнули от него всех вокруг. Он должен понимать чувства Дороти, когда она узнает о смерти своей матери, ведь он уже потерял всех, кто был ему когда-то дорог. Он вспомнил, как ел целую буханку хлеба на глазах у умирающих от голода малышей. В то время Тин хотел говорить и делать правильные вещи — он наблюдал за всеми в деревне и копировал их манеры — но ему никогда не выказывали сострадания. Он не мог понять, когда ему нужно было притвориться, а когда нет. С возрастом становилось легче, но было уже поздно. Только в течение тех двух лет, когда его сердце билось в груди, он понял, что на самом деле означает сочувствие и насколько его не хватает миру.

Тин стоял голый, глядя на груду грязной одежды. После ванны ему нужно было хорошенько встряхнуть ее, но избавиться от грязи будет непросто. Однажды Дороти поймет, что он плохой, и бросит его. Сколько бы времени не прошло, оно не смоет кровь с его рук.

С тяжелым вздохом он проигнорировал плывущую по воде пленку и опустился в прохладную ванну. К счастью, предыдущие владельцы оставили после себя кусок мыла. Если мыло удастся отчистить от пыли, то им вполне можно воспользоваться.

В дверь тихо постучали.

— Тин?

Он резко выпрямился, выплеснув воду через край ванны. Его сердце забилось от сладкого звука голоса Дороти, обращающегося к нему. Прошло меньше дня с тех пор, как она поговорила напрямую с Тином, но это было похоже на вечность.

— Да?

— Спасибо тебе, — тихо прошептала Дороти из-за двери, — за то, что вырыл могилу.

Он не решался ответить, потому что тем самым закончил бы с ней разговор, но и молчать не мог.

— Всегда пожалуйста.

— Дороти? — позвал Кроу. И даже для Тина его голос звучал удрученно. — Нам нужно поговорить о твоей матери.

Тин сразу же погрузился в воду, чтобы не подслушать разговор, позволив только части своего лица выйти на поверхность, чтобы дышать. Он яростно тер волосы, пока у него не заболела кожа, затем счистил грязь, которая собралась у него под ногтями, несмотря на перчатки. Мыльные пузыри плавали вокруг него, смешиваясь с грязью. Он умылся второй раз и третий.

Когда душераздирающий крик, приглушенный водой, ударил его по ушам, Тин почувствовал это как удар в грудь. Он полностью погрузился в воду и задерживал дыхание, пока легкие не стало жечь. Его сердце гремело внутри него, и он пытался остановить его.

Дороти убила свою мать.

Но только потому, что её мать пыталась убить её.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо!