Оливия
— Ливви, — произносит Джейн, стоило мне открыть дверь. — У тебя есть кофе? У меня закончилось.
У неё всегда всё заканчивалось, но я никогда не отказывала ей в помощи. Джейн приходилось нелегко, и кто-то должен был о ней позаботиться.
— Конечно. Давай я принесу.
Я оставляю дверь открытой, ставлю контейнер с пирожным для детей на кофейный столик и иду на кухню. Я живу здесь уже два года, поэтому привыкла держать дома всё самое необходимое. Джейн работает стриптизёршей, и она не всегда хорошо зарабатывает, поэтому я и предложила ей переехать ко мне, чтобы она могла вложить заработанные деньги в учёбу.
Покупка продуктов всегда на мне, к тому же я практически целыми днями работаю в больнице, поэтому мы не особо мешаем друг другу.
Правда Джейн как-то призналась, что не планирует сделать что-то выдающееся за свою жизнь, поэтому не видит смысла в учёбе. И не один из моих доводов так и не заставил её усомниться в своём решении, и мне было очень грустно от того, что она совсем не верит в себя.
Я много раз говорила ей, что главное желание, а способ для воплощения мечты в жизнь всегда нашёлся бы. Чёрт, я всё ещё выплачивала кредит, взятый в студенческие годы, который мне пришлось оформить, чтобы я могла стать детской медсестрой, и несмотря ни на что я вновь сделала бы это. Работа с детьми — это моя заветная мечта, которая стала реальностью. Тем более что я жила так далеко от тёти Люси. Она мой единственный родной человек, и я редко виделась с ней. В последнее время только на Рождество. Больница стала моей жизнью — моим домом вдали от дома.
Я наливаю себе кофе и поворачиваюсь на звук открывшейся двери, из которой выходит он. Я замираю, не в силах пошевелиться, стоило нашим взглядам пересечься.
Мейсон Кроу. Квартира 3С.
На каждом этаже располагается по три квартиры, и наши с Джейн квартиры находятся на одном этаже с квартирой Мейсона. Но Джейн повезло, потому что её спальня выходит окнами во двор, а входная дверь открывается на лестницу. Окна же моей спальни выходят как раз на его комнату. Я ненавижу его и выхожу на балкон только тогда, когда уверена, что его нет дома.
Мы лишь мельком встречаемся, когда я возвращаюсь с ночной смены. Он тихий, замкнутый и почти никогда не выходит из своей квартиры днём — это всё, что я о нём знаю.
В нём есть что-то пугающее. Вероятно, всё дело в его необычном взгляде — мёртвом. Такой взгляд встречается у людей, которым не для чего жить, нечего терять, и именно это заставляет других людей считать их опасными.
Он просто стоит и пронизывает меня своим цепким взглядом. У меня такое чувство, словно он пытается заглянуть куда-то внутрь меня, и от этого по спине пробегают мурашки. Не то чтобы мне есть, что скрывать. Я ещё один обычный человек из миллиарда таких же, который живёт в необычном мире.
У него короткие тёмно-каштановые волосы и ухоженная недельная борода. Его лицо серьёзное, но всегда располагающее. Тёмно-карие глаза, почти чёрные, пронзают меня насквозь, заставляя чувствовать себя уязвимой. Он всегда одевается во всё тёмное: от чёрной рубашки, плотно облегающей мускулистую грудь, до чёрных ботинок. От него так и веет вибрациями опасности, что приводит все мои чувства в состояние повышенной готовности. Даже несмотря на то, что он достаточно привлекателен, но мрачности в нём всегда больше. И именно это отпугивает меня.
Я всегда первая отвожу взгляд, и сегодняшний день не стал исключением.
Я слышу, как он подходит к моей двери, а потом сворачивает в сторону лестницы. Услышав, как затихли его сильные и тяжелые шаги, и только после этого подхожу к Джейн, которая всё ещё смотрит ему вслед.
Я протягиваю ей пачку кофе, только тогда она переводит взгляд на меня.
— У него просто шикарная задница, — произносит она хриплым голосом.
Я морщусь, явно не соглашаясь с ней, но о вкусах не спорят. У Джейн, всегда был дрянной вкус касаемо мужчин. Она любила плохих парней.
— Спасибо за кофе. Я твоя должница.
— Договорились.
Я забираю пирожные и запираю квартиру прежде, чем спуститься вниз и выйти на улицу. Лифт был сломан ещё с тех пор, как я переехала, и я не думала, что мистер Сиврайт в принципе собирался его когда-то починить. К счастью, я живу на третьем этаже, поэтому всё не так плохо, да и вдобавок ко всему здесь всегда чисто.
Я уже собираюсь перейти улицу, когда вижу, как грузовик Мейсона отъезжает от дома: старое, разбитое, ржавое ведро. Не то чтобы мой маленький старый «Жук» выглядел лучше. Впрочем, я использую его только для поездок к тёте Люси, потому что всё, что мне необходимо в городе, находится в двух минутах ходьбы от дома.
Я понимаю, что всё ещё пялюсь на Мейсона, только тогда, когда он слегка кивает мне и поворачивает автомобиль вправо. Затем я делаю глубокий вдох и перехожу улицу.
Больница находится всего в четырёх кварталах от меня. Я всегда пеку по пятницам, чтобы дети могли съесть что-нибудь особенное каждое субботнее утро. Что-то такое простое, как пирог или печенье, что может развеселить детей.
Я добираюсь до больницы и поднимаюсь на лифте на второй этаж, где находится детское отделение. Сиерра уже на посту, и я не могу не улыбнуться, потому что мне нравится дежурить с ней. Она легкая на подъём и всегда полна жизни, а это именно то, что нужно детям.
— Ливви, ты их слишком балуешь, — произносит она с широкой улыбкой.
— Это ты балуешься, — поддразниваю я её.
— Пожалуйста, скажи мне, что это не моя шоколадная смерть, — она подходит ближе и пытается заглянуть в контейнер.
— Хм, а тебе правда хочется это знать?
Она смеётся, взяв ручку со стойки и пряча её в карман.
— У меня сегодня начались месячные, поэтому мне нужен весь шоколад, который я смогу достать.
Я морщу нос.
— Значит, тебе повезло.
Прежде чем войти в крошечную кухню, я шепчу:
— Тебе лучше перестать тырить ручки из приёмной.
Она лишь пожимает плечами и уходит в кабинет, чтобы занять место дневной смены. Я быстро кладу пирожные на стойку и, не желая опаздывать, также прохожу в кабинет.
После того, как дневной персонал уходит, я начинаю обход. Я всеми силами стараюсь, чтобы на моём лице всегда была широкая улыбка, стоит мне войти в палату. Увидев меня, Жасмин поднимает голову и улыбается. Она лежит здесь уже больше месяца.
Я всегда хотела работать с неизлечимо больными детьми. Если ребёнок умирает, ему не нужно напоминать об этом каждый день. Я стараюсь подбодрить их и сделать их последние несколько дней наполненными лаской и любовью.
В нашем отделении сейчас лежит трое детей и у каждого из них какая-либо форма рака.
— Ливви! — восклицает Жасмин.
Её голос звучит слишком устало и кажется, что эта самая усталость прибавляет ей годы. Слишком много лет для девятилетней девочки.
— Расскажи нам анекдот.
Я начинаю измерять её пульс и температуру.
— Что сказал один глаз другому?
Я перевожу взгляд с Жасмин на Марка, на Бет, на других детей, которые лежат с ними в одной палате. Они все смотрят на меня широко раскрытыми глазами, ожидая услышать кульминацию.
Я наклоняюсь ближе к Жасмин и лёгонько щёлкаю её по кончику носа.
— Не смотри, но кажется, что-то между нами пахнет.
Они смеются над шуткой, тем самым согрев мне сердце.
— Сестра Джиллиан сказала, что вы все уже приняли душ.
— Да, — подхватывает Марк.
— Скажи мне, — произношу я, начиная измерять давление и температуру Марку. — Почему Ти-рексы такие злые?
Марк, который большую часть своей жизни провёл в больницах, просто пожимает плечами в ожидании ответа.
Я наклоняюсь ближе к нему.
— Потому что у них слишком короткие лапы, и они не могут обняться.
Я обнимаю его, осторожно, чтобы не навредить его хрупкому и измученному болезнью телу. Он обнимает меня так крепко, как только ему позволяет его ослабленное тело.
Я подхожу к кровати Бет и начинаю измерять её температуру и кровяное давление. Ей было четыре года, красивая девчушка с густыми светлыми кудрями и с огромными голубыми глазами.
— Как заставить осьминога смеяться?
Бет улыбается и качает головой.
— Нужно десять щекоток! — я слегка щекочу её, ухитряясь добиться нескольких смешков.
Когда я заканчиваю проверять и вносить новые показания в их карточки, то произношу:
— Пусть вам сегодня приснятся сладкие сны. Я ухожу. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Ливви, — произносят они все вместе.
Это кажется обычным делом — уложить детей спать, но это далеко не всегда означает их спокойный и мирный сон. Они почти не спят из-за непрекращающейся боли, которую они испытывают, и по ночам кажется, что их боль усиливается в разы. Мы стараемся укладывать их спать так, как укладывают спать обыкновенных детей в обычной жизни.
***
В субботу вечером я как обычно открываю дверь своей квартиры, и когда Мейсон открывает свою дверь, я почти закрываю свою. Снова. Сегодня никаких признаков Джейн.
Я быстро захлопываю дверь, а затем бросаюсь к лестнице. Я чувствую его прямо у себя за спиной, а его тяжёлые шаги действуют мне на нервы. Не знаю, что меня так пугает в этом человеке, но это раздражает.
Когда я достигаю первого этажа, я почти срываюсь на бег, чтобы убежать от его подавляющего присутствия, которое словно физически исходит от него всё сильнее с каждым его шагом. Я пробегаю через двойные двери, и холодный зимний воздух тут же ударяет мне в лицо. Я не оглядываюсь по сторонам в надежде не увидеть его и спешу перейти дорогу.
И тут до меня доносится приглушённый крик, и, быстро оглянувшись через плечо, я лишь мельком успеваю увидеть Мейсона, бросившегося ко мне со всех ног, прежде чем что-то врезается в меня.
Острая как бритва боль пронзает мою левую ногу, а затем моё тело переворачивается. Проходит всего секунда.
Одна секунда.
Я сильно ударяюсь головой и плечом о лобовое стекло, которое моментально разбивается от силы удара, хотя, может, это было и не стекло, а я сама? Мучительная боль накрывает меня.