Все это не имело никакого смысла. Последние одиннадцать лет я каждое лето навещала отца, а его положение становилось все более плачевным. Я ожидала, что меня на автобусе отвезут на самый обычный самолет, а потом такси доставит нас с Фениксом в ту квартиру, где сейчас кантовался отец.

Уверенная, что не смогу заснуть сразу, я решила прогуляться. Наверное, стоило сказать Фениксу, но в этом случае он просто отказал бы мне или же настоял на совместной прогулке. К тому же брат наверняка уже налаживал отношения с той женщиной из приемной.

Переодевшись в шорты и струящийся топ, я захватила телефон и ключ от номера, а потом положила их в задний карман. Я прошла по деревянной дорожке немного вниз и дошла до раздваивающегося моста. Под ним плескалась вода и, казалось, даже разные рыбки. Я свернула налево и вышла во внутренний двор, уставленный красивыми открытыми кушетками с шикарными матрасами и подушками. Я прошла дальше и обнаружила несколько плетеных кресел цвета мокко, по форме напоминавших полумесяцы. Я решила, что в течение дня люди приходили сюда и отдыхали, возможно, в тишине читая книгу или даже дремля после обеда.

Я уже собиралась сесть на одно из кресел, когда заметила изысканный каменный фонтан в центре двора.

– «Похищение Прозерпины» Бернини, – вслух прокомментировала я.

– А вы разбираетесь в искусстве, – раздался мужской голос.

Я обернулась, увидев великолепного мужчину позади себя. Он был одет в шорты цвета хаки и белую рубашку на пуговицах. Рукава были закатаны до локтей, и виднелись фрагменты татуировок. В темноте было сложно сказать, но его волосы казались темно-каштановыми. Должно быть, мужчина аккуратно укладывал волосы поутру, но теперь они были чуть всклокочены, будто он запускал в них пальцы. Мужчина щеголял в паре коричневых кожаных туфлей «Сперри». Он был олицетворением идеального баланса между повседневностью и элегантностью.

– Довольно спорное произведение искусства, – ответила я ему. Сложно было специализироваться на искусстве и не знать об этой статуе. Классическая мифология была одним из моих самых любимых предметов.

– Одни утверждают, что статуя противоречива, а другие считают изысканной, – он пожал плечами, подойдя ближе.

– Если можно назвать насилие изысканным.

Мужчина подошел совсем близко и одарил меня быстрой порочной улыбкой. Я же получила возможность рассмотреть его ближе. Волосы джентльмена на самом деле были цвета молочного горячего шоколада, какое варят в холодный день. Глаза имели красивый ореховый оттенок, но в них чувствовалась жесткость. Он был неумолимым. Мужчина усмехнулся, приподняв уголок рта, а я вдруг подумала, что женщины наверняка падали к его ногам. Черт, я и сама едва не упала. Едва.

– Это лишь одна интерпретация.

– Другой не существует, – возразила я.

Мужчина поднес руку к лицу и погладил щетинистый подбородок.

– Сцена кричит о страсти, исступлении, смеси нежности и жестокости. Кульминационный момент. Они балансируют на грани ненависти и любви.

Хмм... вот значит как он понимал эту историю.

– Прозерпина пытается сбежать. Толкает в лицо, моля отпустить ее.

– А может, она просто боится.

– Именно, – подтвердила я в замешательстве. Разве он только что со мной не согласился?

– Боится, что хочет его, – пояснил мужчина. – Боится того, что может почувствовать. Она желает его ненавидеть, но все же хочет в плотском смысле. А что же это? – он склонил голову на бок и улыбнулся. Этот простой жест сделал мужчину еще более красивым. – Как раз та самая грань между любовью и ненавистью.

– Какое клише, – я закатила глаза от раздражения, ведь он пытался превратить серьезное произведение искусства в какое-то эротическое пособие. – В этой статуе нет никакой страсти. Речь идет о боге, похищающем женщину, чтобы насильно заставить ее стать его женой.

Джентльмен издал тихий смешок.

– Если бы она не хотела оставаться с ним, то не стала бы есть зерна граната, – он сделал еще несколько шагов ко мне, пока не оказался так близко, что я почувствовала аромат его одеколона. Свежий и мужественный, с намеком на опасность. Сердцебиение сбилось с ритма, когда я осознала, что стояла на острове посреди ночи с незнакомцем.

– Ты когда-нибудь была влюблена? – спросил он меня, не дав возможности отреагировать на его последнее заявление.

Его вопрос на мгновение сбил меня с толку, но затем я кивнула, подумав об Алексе. Мы не говорили вслух, но я верила, что влюблена в него.

– А ты когда-нибудь злилась на своего возлюбленного? Ненавидела его?

Я подняла взгляд, посмотрев ему в глаза. Должно быть, он уловил мое замешательство, поскольку, не став ждать ответа, продолжил говорить.

– Любовь и ненависть – два проявления страсти. Они полностью покоряют, захватывают твое тело, сердце и разум. И то, и другое невероятно сильные эмоции. Именно поэтому люди говорят, что лучший секс бывает на почве ненависти, за ним примирительный секс, – он мрачно усмехнулся, отчего у меня свело живот. – В первом случае два человека накопили в себе гнев, который потом превращается в страсть и возбуждение. Во втором: два человека все еще злятся друг на друга, но стараются простить. Злость все еще течет по их венам, но кроме того в сердце просачиваются любовь и прощение, – он кивнул в сторону статуи. – Это эталон смешения любви и ненависти.

Я слышала, что он говорил, но никак не могла представить себе, как можно заниматься сексом с кем-то, кого ненавидишь, и получать от этого удовольствие. Это действо не просто так называли занятием любовью. Нужно быть с тем, кого любишь.

– А ты когда-нибудь влюблялся? – спросила я, поворачивая вопрос против него.

– Нет, – сухо отозвался мужчина. – Но у меня было достаточно секса на почве ненависти.

Я снова перевела взгляд на статую, но так и не увидела того, о чем он говорил. Плутон насильно удерживал Прозерпину в своих руках, а она отталкивала его. Я просто не могла себе представить, чтобы ей это нравилось.

– Если никогда не был влюблен, откуда знаешь, каково это? Как можешь сравнивать любовь и ненависть?

– Я был тому свидетелем. Много читал. Не нужно быть влюбленным, чтобы знать, как это ощущается. И понимать.

Мужчина умел аргументировать, но я все еще была с ним не согласна.

– Думаю, каждый останется при своем мнении, – я уклончиво пожала плечами. – Уже поздно, и рано вставать, так что мне лучше вернуться в номер.

– Я так и не узнал твое имя, – произнес мужчина.

– Верно, не узнал.

Его плечи стали сотрясаться от беззвучного смеха, но больше он ничего не сказал. Отвернувшись, я направилась обратно в свой номер, в мыслях все прокручивая слова незнакомца о скульптуре. Но прежде чем вернуться в здание, где был мой номер, я решила сделать крюк. Этот отель не был похож ни на один другой, где я останавливалась, и мне вдруг стало любопытно, были ли здесь другие статуи или еще какие-то элементы декора, как в том дворе.

Я свернула налево и зашагала по деревянной дорожке, завидев несколько человек, идущих в разных направлениях. Какая-то пара держалась за руки. Группа людей смеялась и громко разговаривала. Продолжая двигаться, я услышала легкие басы и решила пойти на звук, оказавшись в итоге в хорошо освещенном месте. Я увидела бассейн и бар, где бездельничала по крайней мере дюжина людей. Некоторые плавали, а остальные сидели на краю бассейна. Пара человек примостились на табуретах у бара, стоявших прямо в воде, и выпивали.

Открыв калитку, я зашла, чтобы что-нибудь выпить, и направилась к дальней части бара, которая была на суше, а не утопала в бассейне. Может, это поможет мне немного успокоиться и заснуть.

– Что я могу тебе предложить? – спросил бармен, и я вдруг осознала, что не взяла денег, оставив сумочку в номере.

– Я не взяла с собой наличных. Можно отправить счет мне в номер?

– Понял, – отозвался он. Бармен поднялся с табурета и обошел стойку. Первое, что бросилось в глаза: мужчина был без рубашки и имел несколько замысловатых татуировок на груди. Мои глаза скользнули ниже, к идеально вылепленному прессу, но дальше опустить взгляд я не смогла, мешала барная стойка.

Когда наши взгляды, наконец, встретились, я отметила, что глаза у него темно-карие, идеально сочетавшиеся с волосами. И те, и другие цвета эспрессо. Что вообще было с этим островом? Откуда тут все эти сексуальные мужчины? Но в отличие от того парня, с которым я говорила про статую, улыбка бармена была менее порочной и больше игривой. В его глазах не было такой опасности, скорее от них исходил свет и радость. Полная противоположность.

– Твой выбор? – спросил бармен, держа в каждой руке по бутылке.

– Белое вино, пожалуйста.

Он склонил голову набок, напомнив мне джентльмена из прошлого.

– Скуч-но, – простонал мужчина.

Я усмехнулась и пожала плечами, садясь на табурет, с которого он только что встал.

– Знаю, но у меня был длинный день, и я надеюсь вскоре лечь спать.

Бармен взял бокал для вина и налил мне выпить. Сделав глоток, я отметила, что в вине чувствовались легкие фруктовые нотки.

– Очень вкусно.

– Санторини. Оно лучшее.

Я сделала еще глоток и была вынуждена согласиться.

– Итак, что привело тебя в «Pérasma»? – спросил он, откупоривая бутылку пива и делая большой глоток.

– Мой отец... он меня вызвал, – ответила я, безуспешно пытаясь скрыть раздражение в голосе.

Бармен приподнял брови, но ничего не сказал, потому я продолжила.

– Понятия не имею, как он вообще может себе позволить остановиться в подобном месте, но, думаю, я лучше наслажусь этим, пока могу. Все равно у меня нет выбора.

Я сделала большой глоток вина, наслаждаясь ощущением прохлады, спускавшейся по моему горлу.

– А тебя? – спросила я в ответ. – Ты ведь здесь работаешь? – должно быть, у него были определенные права, раз он смог легко зайти за стойку и обслужить меня.