Они поспешили сесть в машину, чтобы избежать очередного настойчивого гудка. Лиам снял рюкзак и положил его на сиденье рядом с собой. Линкольн обернулся и протянул руку в знак приветствия.

— Давно не виделись, брат.

Фраза прозвучало сухо и слишком незначительно по сравнению с отношениями, которые их связывали. Эмоции снова показали свою голову — раскаяние, вина, сильная любовь. Лиаму очень хотелось наклониться вперед и крепко обнять своего близнеца, а затем сказать о том, как ему жаль, и что сейчас он здесь. Ради Линкольна. Несмотря ни на что.

Но мужчина ничего не сделал. Может, из-за упрямой твердолобости, смущения или стыда — Лиам не знал. Вместо этого он схватил протянутую Линкольном руку и пожал ее.

— Рад снова тебя видеть.

Через несколько минут они уже ехали по шоссе I-90 на запад, направляясь к центру города. Движение по обеим сторонам дороги было перегруженным. Лиам смотрел на сгорбленные здания, на проносящиеся слева железнодорожные пути, на людей, ожидающих на станциях и закутанных в шерстяные пальто, шарфы, перчатки и шапки.

Он не любил толпы и города — они заставляли его нервничать, напоминая о стрессе пребывания вне дома, где никогда нельзя было ощущать себя в безопасности, и кто угодно мог стать твоим врагом — мужчина, женщина или ребенок.

Барабаня пальцами по рулю, Линкольн продолжал задавать безобидные вопросы о том, как прошел полет, рассуждать о плохом бортовом питании и неважном обеспечении безопасности, но его налитые кровью глаза продолжали метаться в сторону Лиама, сидящего сзади.

Именно так обычно Линкольн и поступал — заполнял неудобные паузы пустяковой болтовней, притворяясь, будто все было в порядке, даже если на них обрушилась крыша.

Брат вел себя так с тех пор, как они были детьми, и оба хотели притвориться, будто драки и криков за дверью их спальни не существует.

Автомобиль свернул на бульвар Уэст-Джексон. Впереди, в нескольких кварталах, показалась Сирс-Тауэр — небоскреб из черного алюминия и бронзового стекла, возвышающийся на высоте ста десяти этажей. Вроде бы сейчас ее переименовали в Уиллис-Тауэр, но Лиаму было плевать.

— Погода становится все хуже, — Линкольн наклонился вперед и вгляделся в сгущающиеся облака. Туман окутывал верхушки небоскребов, словно тюль. — Хорошо, что твой рейс не задержали.

— Надвигается еще одна сильная метель, — продолжила беседу Джесса. — Несколько недель будет очень холодно. Температура упадет существенно ниже нуля. Своего рода рекорд. Безумие какое-то.

Лиам уставился на кирпичные многоквартирные дома, мелькающие за окном. Резкие звуки гудков и грохот отбойных молотков атаковали его слух. Мимо проплыл богато украшенный белокаменный вокзал Юнион-Стейшн, тротуары кишели туристами и покупателями.

Лиаму хотелось что-нибудь сказать. Он желал вернуть назад последние четыре года. Хотел бы исправить то, что произошло между ними.

— Ты голоден? — спросил Линкольн. — Давай заедем к «Джордано» на ланч. Нельзя посетить Чикаго и не поесть их пиццы. Потом прогуляемся по Великолепной Миле², а перед ужином посетим парк Миллениум и Клауд Гейт³. В пять вечера у нас заказан столик в ресторане «Метрополитен» с родителями Джессы. Ты ведь помнишь их со свадьбы?

Лиам неловко поерзал на заднем сидении. Он устал от утомительного путешествия и от того, что его окружало столько людей и потенциальных угроз. Мужчина злился на себя и очень беспокоился о Линкольне. Осмотр достопримечательностей являлся последним, о чем он думал.

— Тебе не стоит делать все это ради меня. Мне не нужно…

— Чепуха! — слишком громко ответил Линкольн. — Ты в прекрасном городе в канун Рождества! Думаешь, мы позволим тебе бродить по нашей скучной и тесной квартире?

Именно этого Лиам и хотел, но все же промолчал. Мужчина сказал себе, что прилетел сюда ради Линкольна. И Джессы. И неважно нуждался ли брат в нем или нет, он уже здесь. Так что придется выдержать следующие несколько часов вынужденного общения. В конце концов, такое случилось не впервые.

— Мы хотели отвезти тебя на смотровую площадку. Но уверен, что в такую погоду ты ничего не увидишь. Попробуем съездить туда завтра, если ребенок не родится.

— Вы уже выбрали для него имя? — спросил Лиам, цепляясь за слова, чтобы найти хоть какие-то точки соприкосновения.

Джесса повернулась к нему и закатила глаза.

— Ты же знаешь, что твой брат не может ни на что решиться.

— Скажу, когда увижу его, — Линкольн продолжал болтать о туристических достопримечательностях, его гортанный голос становился все выше и выше, заполняя пространство авто. У Лиама скрутило живот. Он видел брата насквозь. Чем больше Линкольн волновался или расстраивался, тем громче и быстрее говорил.

Несмотря на то, что братья считались близнецами, кроме одинаковой внешности, у них не было ничего общего. Линкольн всегда вел себя дружелюбно и был общительным человеком. Лиам же являлся полной противоположностью. Он был спокоен, серьезен и вдумчив.

Внутри снова зародилось сожаление. Лиам оказался ужасным братом. И подвел Линкольна. Не стоило покидать его так надолго.

К сожалению, мужчина плохо ладил с людьми. Всегда, если быть честным. Хотя, это был всего лишь предлог.

После того, как семь лет назад умерли их родители — двое, сидевшие в этой машине, были единственными людьми, которых он любил. Лиам провел много времени, избегая всего, с чем не хотел сталкиваться, и упустил то, что действительно имело значение.

Но теперь он будет стараться лучше. И не позволит своему упрямству снова встать у него на пути. Лиам поговорит с Линкольном и все исправит…

— Какого черта? — произнёс Линкольн. — Что с приборной панелью?

Лиам перевел взгляд на переднюю часть машины. Цифровой экран моргнул, а затем выключился.

Машину тряхнуло с таким скрежетом, какого мужчина никогда раньше не слышал.

— Эй! — взвизгнула Джесса. — Что происходит?

— Какие-то проблемы! — Линкольн вывернул руль. — Приборная панель не работает! Колесо заело…

Что-то огромное врезалось в них сзади.