4.

Вспомнив всё это и приложив определенные усилия, Егор все-таки откинулся в кресле, закинув руки за голову. Он зарыл глаза, представил, как лежит на мягком шезлонге, а рядом запотевшая бутылка колы. Солнечные лучи ласкают тело, приятно расслабляя его, шум прибоя усыпляет.

Эта манящая картина, стояла какое-то время у Егора перед глазами, однако пора было возвращаться к работе и оформлять заявку на эту чертову плитку. В любое время мог вернуться Гребнев, который начнет гундосить над ухом, приставать со своей работой.

Егор попытался открыть глаза, но что-то произошло, и он не смог этого сделать.

Сон первый, в котором Егор Кочергин узнал, как устроена жизнь

Он вдруг увидел себя в огромном здании, внешние стены которого были из прозрачного стекла, но за стеклом пустота — молочно-белёсое непроницаемое облако.

«Как странно, — подумал Кочергин, — стекло за которым ничего нет. Нет горизонта, перспективы – только одно пространство. Где я? Это сон или реальность?».

Надо было найти людей, сотрудников этих офисов, которые бы все объяснили. Темно-серый мраморный пол сверкал, отражая свет потолка, и Егор решил, что он был отполирован трудом многих уборщиков. Он даже представил, сколько народа приходит сюда до начала рабочего дня — берут тряпки, швабры и принимаются чистить пол. Но это фантазии.

Пожалуй, тут работает всего несколько человек, используя специальные чистящие машины. Он как-то видел такие в Германии, похожие на тележки желтого цвета, с колесиками. Эти машины гудели и медленно ползли по полу, оставляя за собой мокрые дорожки.

Ровный свет, падающий сверху, заинтересовал Егора. Он задрал голову вверх, принялся рассматривать потолок. К своему удивлению увидел, что там не было ни плафонов, ни каких-либо других светильников. Казалось, что светит сам потолок.

«Блин, вот технологии! Уже светящийся потолок придумали!».

Кочергин оглянулся по сторонам — людей не было.

— А…о…у… — он крикнул, и голос гулко разнесся под сводами огромного зала.

Помещение, куда он попал, с одной стороны имело длинное прозрачное стекло от потолка до пола, с другой ограничивалось белой стеной. Из нескольких дверей, которые находились по центру этой длинной стены, никто не выглянул.

«Да где они все?» — задал он сам себе вопрос. Но чтобы ответить на него, следовало постучать в какую-нибудь дверь.

Егор пошел к стене. Двери были большие, как будто дубовые, но отчего-то легкие. Открыв первую попавшуюся, он вошел в длинный зал прямоугольной формы. Этот зал был таким же огромным, как и первый, но был заставлен столами с компьютерами. Только вместо жк-мониторов на каждом столе размещались виртуальные экраны. Сквозь них можно было смотреть, как сквозь стекло, однако, это были настоящие мониторы. Они позволяли делать разные манипуляции: передвигать папки на рабочем столе с помощью легкого движения пальцев, открывать файлы...

Люди здесь, как и в первом зале отсутствовали.

Длинный большой зал был пуст, словно Егор попал в космический корабль, управляемый одними механизмами. Как в фильме Тарковского «Солярис». Стоявшая вокруг тишина нарушалась звуком работающих компьютеров, очень похожим на тихое шуршание автомобильных шин по гладкому асфальту.

Подойдя к первому столу с монитором, Егор остановился. На мониторе он увидел желтые ярлыки папок, подобные тем, которые были на рабочем столе его компьютера. Только его папки назывались так, как ему было удобно: «Площадки, Материалы, Спецификация». Здесь же каждая такая папка была пронумерована цифрами, имевшими многие нули. Кочергин затруднился определить порядок этих цифр — миллиард или десяток миллиардов.

«Интересно, что это такое? Попробовать посмотреть?» — заинтересовался он.

Егор нерешительно протянул руку к экрану, но на полпути остановился и с опаской оглянулся по сторонам. Ему на миг показалось, что мониторы, висящие над другими столами — это не просто необходимые части компьютеров, служащие для визуальной связи с машинами, а глаза разумного существа, сконцентрированные на нем. Много глаз, тысячи. Они пытливо всматривались, изучали.

Машины, конечно, могут следить за ним, но не через мониторы — таких технологий еще нет, а через веб-камеры. Веб-камер он не видел.

Успокоившись, он выбрал первую попавшуюся на глаза электронную папку. Кочергин ткнул в неё пальцем, и она распахнулась во весь экран, закрыв собой все остальные. В папке был всего один файл, который Егор, немного разбиравшийся в компьютерной технике, отнес к мультимедийному типу.

«Всего один. Что там, — подумал Кочергин, — едрён-батон, не порнушка ли?».

Еще раз, оглянувшись по сторонам, словно боясь, что кто-то неизвестный, но уполномоченный на контроль за порядком, сможет заловить его на таком неблаговидном деле, Егор коснулся файла, висевшего перед ним в воздухе.

Тут же изображение монитора задрожало, и появился небольшой экран, словно Кочергин оказался перед домашним кинотеатром, только без dolby surround звука. Пошло изображение. Егор увидел незнакомую комнату, потолок заслонили лица. Одно было женским, другое мужским. Эти лица улыбались, умильно вытягивали губы, что-то говорили. Их речь невозможно было понять — вместо слов неслись тугие, хлюпающие звуки. Так бывает, если замедлить воспроизведение при проигрывании музыки.

Пока на экране шло мелькание лиц, и звучала какофония, Егор принялся разглядывать интерфейс программы. Никаких особых кнопок управления не было, но в самом низу, где обычно находилась линейка воспроизведения, он увидел временную шкалу. К его удивлению ползунок стоял на делении, обозначенным 1783 годом, а её окончание датировалось 1852 годом.

«Что это? Годы жизни? — подумал Егор с любопытством. — Зачем они?».

Сначала он посчитал, что перед ним огромное хранилище киноархива, и здесь, видимо, находились оцифрованные копии фильмов. Но годы, указанные на линейке — шкале, были ни к чему, логичнее было отметить год оцифровки.

По мере того, как прокручивался фильм, становилась внятной речь действующих лиц фильма. Говорили в основном на французском языке, иногда и по-русски и Кочергин был озадачен — такого фильма он не помнил.

Еще удивила его и манера съемок – камера, как бы, смотрела вокруг глазами главного действующего лица, резко поворачивалась в стороны, иногда дергалась, будто её держал неопытный оператор. Не было крупного плана лица героя, вида его фигуры, мизансцен с другими актерами.

«Что за черт!» — удивился Егор.

Он протянул руку, желая остановить прокручивание фильма, как раз в тот момент, когда главный герой оказался на светском рауте. В огромном зале, уставленном позолоченными канделябрами, в которых горело по несколько свечей, уже находились люди. На всех без исключения – и мужчинах, и женщинах, была одежда восемнадцатого века – корсеты и длинные платья на дамах, сюртуки и панталоны у мужчин. Словно Егор увидел благотворительный Венский бал в Манеже, учрежденный мэром Москвы.

Случайно коснувшись на экране молодого человека с кучерявой головой, очень похожего на Пушкина в молодости, Кочергин вдруг заметил, что изображение переключилось. Теперь Егор смотрел на окружающих уже глазами этого человека. Соответственно внизу изменилась временная шкала. Она начиналась 1799 годом и заканчивалась 1837-м.

«Это же годы жизни Пушкина — заметил про себя Кочергин, — я что, внутри Пушкина, Александра Сергеевича?».

Между тем, Пушкин, глазами которого Егор смотрел на собеседника Жуковского, что-то живо говорил на французском языке, громко и раскатисто смеялся.

Совершенно невероятно, чтобы он, Егор Кочергин был Пушкиным? Такое бывает только во сне, запутанном, чудном, необъяснимом, но странное дело, Егору не хотелось просыпаться, ему хотелось узнать, что же будет дальше, к чему всё это.

Кто-то играл с ним, кто-то его завлекал в игру под названием «Реалти шоу». Только для чего все это было устроено — он не знал.

Тут у Егора мелькнула шальная мысль, что если он живет в теле Пушкина, то может видеть все, что видел поэт, в том числе и те упоительные минуты любви, которые им воспевались. Соблазн был велик и Кочергин, нажав пальцем ползунок прокрутки, повел его вправо, ускоряя действие.

Безостановочно мелькали годы, летели один за другим. Друзья, близкие, окружение поэта, на его глазах матерели, приобретали черты зрелости. Егор хотел найти сцены секса. Однако он, по всей видимости, слишком быстро вел ползунок, проскакивая интимные моменты. Потом ему это надоело.

Он закрыл файл Пушкина, вошел в другую папку, открыл другой файл. Кочергин попал в средние века, наверное, во время Ивана Грозного — увидел бояр в высоких шапках, на троне молодого царя, по бокам которого стояли охранники в белых одеждах с бердышами.

Посмотрев немного медиафайл на историческую тему, уже без прежнего интереса, Егор закрыл и его. То, что он видел, не было хранилищем оцифрованных фильмов, это было нечто другое, это походило на хранилище прошлых жизней, на их историю.

Он понял, что здесь можно найти почти всех, кто жил до него в России или Европе, в мире, просмотреть их жизнь, узнать семейные и другие тайны. Можно почувствовать себя богом.

Кочергин медленно прошелся вдоль длинного ряда столов с виртуальными мониторами, оглядывался вокруг. Система хранения файлов, их размещения и нумерации, ему было неясна.

«Интересно, есть ли здесь вход для USB? — Егор продолжал пытливо рассматривать стоящее вокруг оборудование. — А если я на Гималаях? Там ведь было что-то подобное, вроде хранилища генотипа земли. Кажется, об этом писал Эрнст Мулдашев».

Почему он должен был оказаться на Гималаях или в другом месте Егор вопросов себе не задавал — во сне никто не задает вопросов. Мгновенное перемещение в пространстве кажется естественным и оправданным.