Я упустил маленько. Вы, наверное, догадались. Мужики с бабами, у которых ребятишки неграмотные, субботник решили сделать, всем миром-собором школу на ноги ставить. А народное дело, конечно: черту можно рога свернуть в одну минуту. Как привалили все — на пустыре целая ярмарка: смех, говор, шутки, прибаутки. Кто с топором, кто с долотом, кто с лопатой, И лопатам работа нашлась.
— Поддай, ребята, не жалей!
— Марья, навались хорошенько!
— Макар, лезай на подволоку!
— Антип, ширни на минуточку в подпол, осмотри нутренные заваленки.
Вот так получилась штука — окунь да щука!
Марья с Дарьей, Анна Парфенова с Маланьей Силуяновой, в четыре лопаты завалены, накачивают по самые окошки, чтобы тепло было учительнице с ребятишками. Бирюк круги чертит ногтем вместо циркуля, рамы налаживает. Старик Панюгин глиной мажется, печку настраивает. Немолодой глазами, всю бороду выпачкал. Смеются над ним, а он свое дело знает. Положит кирпичик — примажет. Ничего! Не больно красиво, зато больно Здорово, по-крестьянски: сто лет простоит, ронять будешь — не уронишь.
Кружились-кружились весь день, а будто совсем и не работали. Смеялись да подшучивали друг над другом, а к вечеру из печки поправленной дымок повалил.
Вот тебе на!
Оказия!
Завалены оборудовали, на потолок земли добавили, бабы помоложе полы вымыли, стены почистили. Что такое? Из конюшни заброшенной изба получилась. Осталось только Бирюку свое дело доделывать. У него ремесло не такое, чтобы сразу. Примерить да прикинуть надо. Отпилить, продолбить и на шпонку поставить. Сложное дело!
Ну, на этот раз кончили…
Заноза, мужик насмешливый, чвокает.
— Проклятые! Начали в шутку — выходит всурьез.
Идет мимо училища дня через три, а там кто-то постукивает. Глядит, а это Бирюк, как дятел, четвертую парту долбит.
— Стучишь?
— Стучу.
— Скоро кончишь?
— Через недельку готово будет…
Ну, я не все буду рассказывать, и так теперь понятно. Через месяц Поликарп говорил Семенихе жене:
— Шей две сумки!
Сшила Семениха. Одну Поликарп надел на Яшку, другую на Дуньку.
— Будет на улице бегать, пора за работу приниматься.
А еще через месяц Яшка, потея над азбукой, громко читал отцу:
— Бы… Я… Баба! Мы… Я… Мама!