И она была так чертовски красива. Он перебирал прилагательные: сексуальна, горяча, желанна, но ни одно из них не было достаточно правильным. Восхитительная. Вкусная. Нет, она была женщиной, а не пирожным. У него кончились слова, и он сдался. Он хотел ее. Он нуждался в ней, как человек в комнате, полной дыма, нуждается в глотке свежего воздуха. Ему хотелось сорвать с нее одежду, поцеловать эти прелестные груди и…

— Земля вызывает Кальдара!

— Да, любимая?

— Неужели нам придется мошенничать из-за денег? И не называй меня любимая.

— Зачем тратить наши деньги, если в этом нет необходимости? — Он умирал от желания увидеть ее за работой. Это был его шанс. Он посмотрел на нее и закинул удочку.

— Разве это проблема, любимая?

Одри повернулась к нему, лукавая искорка мелькнула в ее глазах.

— Единственный мужчина, который назовет меня любимая, проснется рядом со мной после очень, очень веселой ночки.

Веселой ночки. О да.

— Знаешь что? — Она наклонилась ближе. — Ты никогда не станешь этим мужчиной.

Кальдар рассмеялся.

— Если бы я захотел, ты бы просыпалась рядом со мной, ты бы лежала в моих объятиях каждое утро. Ты бы придвигалась ближе ко мне в постели, чтобы я мог погладить тебя по заднице.

— Боже мой, ты считаешь себя божьим даром для женщин, не так ли? Бедный, обманутый мужчина.

Он одарил ее своей лучшей улыбкой. Ее глаза расширились. Она сделала глубокий вдох.

— О нет, только не это соблазнительное лицо. Меня переполняет желание снять эту ужасную одежду. Что происходит? Я не понимаю. Оооо. — Она дотронулась запястьем до своего лба. — Кто-нибудь, помогите мне. Я насквозь пропитана собственной влагой.

Дьяволица.

— Видишь ли, тебе не следовало этого делать, — сказал Кальдар.

Она бросила на него невинный взгляд.

— Ты превратила себя в вызов. Теперь мне придется соблазнить тебя из принципа.

— Можешь попробовать. Не то чтобы ты чего-то добьешься. Если бы ты был влюблен, это было бы одно, но мы оба знаем, что это говорит гордость. — Одри похлопала его по руке. — Все в порядке. Я никому не скажу о твоем позорном провале. Я сохраню это в тайне. — Она притворилась, что закрывает рот на замок, и выбрасывает ключ.

— Я напомню тебе об этом, когда ты рухнешь на мои простыни, вся счастливая и запыхавшаяся. — Он наклонился ближе. — Я представляю это в своей голове. Ммм, ты прекрасно выглядишь.

— Никакие фантазии не помогут тебе пережить этот день, — сказала Одри.

— Ты так добра.

— Я всегда проявляю милосердие, когда мне это ничего не стоит.

Милосердие? Для меня?

Прежде чем все это закончится, они либо станут любовниками, либо убьют друг друга. Прямо сейчас он понятия не имел, что это будет.

ОДРИ уставилась в окно. В машине отчаянно не хватало места, особенно дело касалось передней части. В частности, передних сидений. А именно, Кальдара на переднем сиденье, который сидел слишком близко.

А Кальдар с каждой минутой становился все горячее. Когда они впервые встретились, он показался красивым, потом горячим, а теперь перешел в категорию неотразимых. Когда он наклонился к ней и произнес ее имя голосом, зовущим из спальни, каждый нерв в ее теле напрягся. У нее даже мурашки побежали по коже. Если бы он наклонился и поцеловал ее, она бы ответила ему тем же, а потом снова дала бы пощечину, просто чтобы у него не возникло никаких мыслей. Ей нравилось смотреть на него. Ей нравился тембр его голоса. Ей нравилось, когда он обращал на нее внимание. Они были в Сломанном, а это означало, что растущая горячность Кальдара не могла быть магией, и оставалось только одно объяснение: она влюбилась.

Одри взглянула на него. Он повернул голову направо, когда она посмотрела, и одарил ее своей дьявольской ухмылкой. Вау. Она попала в беду. Одри закатила глаза и снова уставилась в окно.

Если бы им нужны были деньги, они могли бы просто сидеть с Кальдаром на углу улицы с пустой банкой из-под кофе, читая книжку. Они бы заработали приличные деньги, пока копы не прогнали бы их, потому что толпы женщин мешали бы движению транспорта. Дело было не только в его внешности. Только внешности она могла противостоять. Это был дьявольский блеск в глазах. Он был ловким, хитрым ублюдком, стремительным и c языком без костей. Он мог дать фору лучшим профессионалам, которых она знала.

Одри подавила вздох. Перед смертью бабушка дала Одри только один совет: «Никогда не влюбляйся в мошенника». Мошенники не могли прекратить заниматься аферами. Для них это было, как для нее ее взлом — наркотик, зависимость. А прирожденные аферисты, вроде Кальдара, по умолчанию, к чертям собачьим, разводили всех и вся. Для них все было игрой, и довольно скоро игра превращалась не просто в «Могу ли я отобрать деньги этого сосунка?», но и в «Могу ли я обмануть свою жену, заставив ее думать, что я там, где должен быть». В конце концов игра превращалась в «Могу ли я скрывать всех моих женщинах на стороне?», и все это заканчивалось тем, что ваше сердце было разбито на мелкие осколки. На ее глазах так поступал ее отец, она видела, как это делал Алекс, когда он был еще не был в наркотическом бреду, и она видела, как это делали другие мошенники. Они лгали, о, как же они лгали!

Кальдар был слишком одарен, слишком умен и слишком горделив, чтобы не играть в эту игру. Она даже не знала его настоящего. Он показал ей то, что, по его мнению, она хотела увидеть. И он ожидал, что ее ничто не должно смутить, потому что она с самого начала знала во что ввязывается. Все девушки в этом бизнесе знали об этом. Выходишь замуж за гангстера — принимай звонки из тюрьмы. Выходишь замуж за игрока — прячь свою зарплату. Выходишь замуж за мошенника — живи с разбитым сердцем. За что боролась, на то и напоролась.

Нет, спасибо. Неважно, что ускорялся ее пульс, когда он играл с ее волосами, она не хотела душевной боли. И она не хотела становиться той, с кем играют в игры. Если мужчина посчитает, что она подавляет его волю, он может катиться на все четыре стороны. Ей нужен кто-то прямолинейный и надежный, но такие парни были скучными. Одри улыбнулась про себя. Всегда можно было притормозить и найти себе скучного и надежного. Заигрывать с Кальдаром было весело. Она могла бы даже потрогать водичку пальцами ног, но вступать в этот брод она в ближайшее время не собиралась. Если, конечно, она первой не обведет его вокруг пальца.

Теперь это будет непростой задачей.

ДЖЕК взгромоздился на спину виверны и стал наблюдать за густым лесом вокруг них. Котенок, которого он спас в Сломанном, лежал рядом с ним, свернувшись в мохнатый клубочек. Он уже не был таким тощим, и Джек срезал и смыл большую часть зеленой краски с его меха. Котик по-прежнему не мяукал и не мурлыкал, но следовал за Джеком по лагерю, как утенок за мамой. Не то чтобы Джек возражал.

Чуть дальше, ближе к бедрам виверны, Линг Безжалостная следила за ними с настороженным, подозрительным взглядом. Кальдар с Одри ушли, а без Одри енот превратилась в нервную, безразличную дурашку. Обычно, если енот оказывался на улице днем, то он либо был болен, либо в отчаянии, либо бешеный. Эта же сидела прямо под солнцем, и ей было все равно. Чудачка.

Внизу Джордж упражнялся в фехтовании. Выпад, отскок, выпад, отскок. Гастон же отсутствовал большую часть дня. Перед уходом он сказал, что собирается собрать некоторую информацию у местных жителей. Сейчас же, по возращению, он что-то записывал в блокнот.

Солнце припекало спину виверны. Джек потянулся. Ммм, тепло. Странные существа эти виверны. В школьных учебниках говорилось, что они чрезвычайно умны, умнее собак, умнее лис, но Джек не понимал, как можно узнать, насколько умна виверна. Когда виверна не летела, она лежала неподвижно, как скала и оживлялась только тогда, когда по утрам Гастон выливал ей в рот ведра пищевой пасты.

Джек пошевелился. Котенок дернул ухом, открыл один желтый глаз и посмотрел на него. Джек поднял палец к губам, и сказал ему:

— Ш-ш-ш. Спи. — Котенок прикрыл глаз.

Джек соскользнул вниз и подошел к голове виверны, бесшумно, как мышь. Умная, ну хорошо. Давай просто посмотрим. Он миновал синее плечо, длинную шею, толстую, как вековое дерево, ярко-синюю бахрому, выступавшую из угла челюсти виверны.

Тяжелые веки распахнулись. Джек замер.

Огромный золотисто-янтарный глаз, размером с обеденное блюдо, уставился на него. Темный зрачок, фокусируясь, сузился.

Джек стоял совершенно неподвижно.

Громадная голова повернулась, чешуйчатая губа оказалась всего в трех футах от Джека. Золотые глаза смотрели на него, сверкая огненным цветом.

Джек дышал мелкими, неглубокими вдохами.

Не моргай. Не моргай…

Два порыва ветра вырвались из ноздрей виверны. Джек подпрыгнул на месте и, отскочив снова от земли, вскарабкался на ближайшее дерево.

Гастон на поляне согнулся пополам, хохоча как идиот.

— Это не смешно!

— Она знает, что ты рядом, тупица. Она просто предпочитает не обращать на тебя внимание.

Виверна опустила голову.

Джордж выпрямился и убрал рапиру в ножны.

— Кальдар и Одри вернулись.

Джек слез с дерева прежде, чем кто-либо успел задать ему неудобные вопросы. Его больше ничего не заботило. Тем более, что там будет Одри. Одри была… хорошенькой. Очень красивой.

Десять минут спустя, когда Кальдар и Одри вышли на тропинку, он снова сидел на виверне. Так никто не подумает, что он испугался. Не то чтобы он был напуган. Он просто был осторожен.

— У нас появилась работа, — крикнул Кальдар. — Идите сюда.

Джек соскользнул с крыла и сел рядом с Джорджем. Кальдару потребовалось около пятнадцати минут, чтобы рассказать о Магдалине и Эде Йонкере.

— Может, я вмешиваюсь не в свое дело, — сказал Джордж, — но почему бы нам просто не украсть приглашение?

— Не получится, — ответила ему Одри. — Во-первых, мы не знаем, где он находится.

— Во-вторых, — продолжил Кальдар, — если мы его украдем, она даст знать Морелю, что он у нас. Мы попадем прямо в ловушку.