Кто-то врезается в меня, чуть не сбивая с ног. В последнюю секунду я напрягаюсь и оказываюсь лицом к лицу не с кем иной, как с Николь.

— Смотри, куда идешь, сука, — шипит она себе под нос, и ее подруги хихикают, будто это самая смешная шутка, которую они слышали сегодня.

Я тычу пальцем ей в плечо и отталкиваю.

— Сама смотри, — я наклоняюсь, чтобы шепнуть так, чтобы только она могла слышать: — Или вся школа нуждается знать, что ты и твоя мать золотоискательницы, которые украли моего отца у его семьи?

Ее глаза расширяются, и я протискиваюсь мимо нее, чувствуя себя немного лучше, чем на протяжении всего дня.

— Думаешь, твое мнение имеет здесь какое-то значение, шлюха?

Она кричит у меня за спиной, но я не обращаю на нее внимания и проскальзываю в художественную студию.

Двое младших учеников уже сидят за своим холстом, но даже не потрудились ответить на мое приветствие.

Мало того, что моя новообретенная видимость, это боль в заднице, но это еще и неправильный тип видимости.

Я надеялась, что все это уляжется, но, похоже, нет.

Я вздыхаю и иду к своему шкафчику за фартуком. Это место, мое святилище, и я никому не позволю его разрушить.

Даже если учитель рисования распустил все черные полотна, будто их никогда и не было. У меня было смутное представление, что вся школа кланяется Кингу, но я никогда не думала, что у него также есть учителя, которые едят на ладони.

Наивная я.

В тот момент, когда я натягиваю фартук, мой гнев вспыхивает.

«Шлюха», «Проститутку» написаны красной краской на белом фартуке.

Первокурсники толкают друг друга, подавляя смех и, вероятно, фотографируют меня.

Мои кулаки сжимаются, когда горячая, обжигающая волна накатывает на меня.

Мне все равно, сделал ли это Леви или кто-то другой от его имени, но я больше не отступлю.

Он вытащил меня из моей пещеры-невидимки и будет сожалеть об этом каждую секунду.

Если он хочет битвы, я устрою ему кровавую войну.