Перед ее взором распростерлись золотые купола и красные черепичные крыши Нового Рима. Чуть западнее возвышались укрепления Лагеря Юпитера, за которыми протекал Малый Тибр, мягко огибающий долину и очерчивающий Беркли Хилс, туманную и золотистую в летнем солнечном свете.

В руках у Рейны была чашка с горячим шоколадом — ее любимый напиток.

Она удовлетворенно вздохнула. Это место стоило того, чтобы его защищать — для себя, для своих друзей, для всех полубогов. Четыре года, проведенные ею в Лагере Юпитера, были непростыми, но, тем не менее, лучшими в ее жизни.

Внезапно горизонт потемнел. Сначала Рейне показалось, что это буря. Затем она поняла, что по холмам, словно приливная волна, надвигается грязь, выворачивая почву наизнанку и не оставляя после себя ничего.

Рейна с ужасом наблюдала за тем, как земляной поток достиг границ долины. Даже Терминус

[46]

, поддерживающий магический барьер вокруг лагеря, был бессилен перед надвигающейся катастрофой. Защитное поле обдало фиолетовым свечением, которое взметнулось ввысь и в разные стороны, словно осколки стекла. Злосчастный поток ворвался внутрь, кромсая деревья, разрушая дома, стирая Маленький Тибр с лица земли.

«Это всего лишь видение, — подумала Рейна. — Я в состоянии контролировать его».

Она попыталась видоизменить сон, представив, что уничтожение лагеря — это всего лишь отражение на воде, безобидная анимация. Однако кошмар не поддался, а напротив, заиграл даже более яркими и ужасающими красками.

Земля поглотила Марсово поле

[47]

, уничтожая все следы крепостей и траншей, оставшихся после военных игр. Городской акведук рухнул, словно детские кубики. Лагерь Юпитера пал: сторожевые башни рухнули, стены и казармы разрушились. Крики полубогов стихли, а земля все продолжала продвигаться вперед.

Всхлип встал комком в ее горле. Сверкающие храмы и памятники на Темпл Хилл рассыпались в пыль. Колизей

[48]

и Ипподром

[49]

были сметены за считанные секунды. Волна суглинка достигла границ Померия и ворвалась в город. Семьи бежали через форум. Дети рыдали от ужаса.

Дом Сената взорвался. Коттеджи и сады исчезали словно урожай, скашиваемый фермером. Волна вспенивалась и поднималась вверх по направлению к саду Бахуса — последнего кусочка мира Рейны.

«Ты оставила их беспомощными, Рейна Рамирес-Ареллано, — раздался из темноты женский голос. — Твой лагерь будет разрушен. Твоя миссия обречена на провал. Мой охотник придет за тобой».

Рейна оттолкнулась от перил. Она подбежала к фонтану Бахуса и, схватившись за обод, отчаянно вперилась глазами в воду.

БАБАХ!

Фонтанная ниша раскололась надвое, пораженная стрелой размером с грабли. Рейна в шоке уставилась на оперение, в качестве которого послужило воронье перо, и древко, покрытое красными, черными и желтыми кольцами, словно коралловая змея. Затем ее взгляд опустился ниже, на наконечник из Стигийской стали, глубоко вошедший в ее живот.

Она посмотрела вверх; в глазах помутнело от боли. У входа в сад кто-то стоял — темный силуэт мужчины со сверкающими, словно фары, глазами, ослепляющими Рейну. Она расслышала скрежет стали о кожу, когда он доставал еще одну стрелу из своего колчана.

Затем ее сон изменился.

Сад и охотник исчезли так же, как и стрела в животе Рейны.

Она оказалась в заброшенном винограднике. Перед ней протянулись акры мертвых виноградных лоз, висящих на деревянных решетках, будто корявые миниатюрные скелеты. В дальнем конце поля стоял обшитый кедром дом с открытой верандой. За ним виднелся обрыв, ведущий в море.

Рейна узнала это место — винный завод Голдсмит на северном берегу Лонг-Айленда. Здесь укрепились ее разведывательные группы, основав передовую базу для наступления на Лагерь Полукровок.

Она приказала основной части легиона оставаться на Манхеттене и дожидаться ее дальнейших распоряжений. Очевидно, Октавиан ослушался ее.

Двенадцатый Легион разбил лагерь на дальнем севере. Действовали они, как всегда, профессионально: вырыли глубокие траншеи, соорудили по периметру стены из земляного грунта, усеянные шипами, поставили сторожевые башни, экипированные баллистами. Внутри лагеря ровными рядами располагались красные и белые палатки. Знамена всех пяти когорт развевались на ветру.

Рейна должна была воспрянуть духом при виде своего легиона. Это была небольшая армия из двухсот полубогов, но все они были прекрасно обучены и дисциплинированы. Если бы Юлий Цезарь восстал из мертвых, он бы без труда признал отряды Рейны достойными солдатами Рима.

Однако они не должны были находиться так близко к Лагерю Полукровок. Неподчинение Октавиана выводило Рейну из себя, ее руки непроизвольно сжались в кулаки. Он намеренно провоцировал греков на битву.

Сон привел ее на веранду дома, где Октавиан восседал на позолоченном кресле, подозрительно напоминающем трон. Наряду с фиолетовой тогой сенатора, значком центуриона и кинжалом авгура, он принял и другой знак отличия — его голову покрывала белая мантия, что отмечало его как Великого Понтифика

[50]

, божественного первосвященника.

Рейне хотелось придушить его. Ни один живущий ранее полубог не принимал на себя титул Великого Понтифика.

Таким образом, Октавиан поднял себя едва ли не до уровня императора.

Справа от него на низком столике были разбросаны отчеты и карты. Слева находился мраморный алтарь, осыпанный фруктами и золотыми подношениями для богов. Рейна же восприняла это как алтарь Октавиана самому себе.

Рядом с ним, вытянувшись в струнку, стоял знаменосец по имени Джейкоб, взмокший в своей накидке из львиной шкуры. В руках он держал флагшток с золотым орлом — символом Двенадцатого Легиона.

Октавиан находился в самом центре аудитории. У основания лестницы стоял преклоненный на коленях парень в джинсах и мятой толстовке. Товарищ-центурион Октавиана из первой когорты, Майк Кахале, возвышался над ним со скрещенными на груди руками, явно выглядя чем-то недовольным.

— Итак, — Октавиан осмотрел часть пергамента. — Насколько я вижу, ты — наследник, потомок Оркуса

[51]

.

Юноша в толстовке поднял голову, и у Рейны перехватило дыхание. Брайс Лоуренс. Она узнала копну его каштановых волос, сломанный нос, жестокие зеленые глаза и самодовольную, кривую улыбку.

— Да, мой господин, — ответил он.

— О, я не господин, — поморщился Октавиан. — Просто центурион, авгур и скромный пастырь, который делает все возможное, дабы услужить богам. Я так понимаю, что ты был изгнан из легиона за... проблемы с дисциплиной.

Рейна попыталась закричать, но не смогла издать и звука. Октавиан прекрасно знал, почему Брайс был изгнан из легиона. Будучи похожим на своего божественного предка, Оркуса (бога наказаний в Подземном мире), Брайс понятия не имел, что такое раскаяние. Маленький психопат прекрасно выдержал все испытания с Лупой, но как только прибыл в Лагерь Юпитера, оказался не поддающимся дисциплине: однажды, ради забавы, он попытался поджечь кошку; ранил лошадь и направил испуганное животное мчаться через форум; его даже подозревали в саботаже с осадным оружием и в убийстве собственного центуриона во время военных игр.

Если бы Рейна смогла это доказать, то наказанием Брайса стала бы смерть. Но поскольку улика была косвенной, а его семья была одной из самых богатых и влиятельных в Новом Риме, то он отделался более мягким приговором — изгнанием.

— Да, Понтифик, — медленно произнес Брайс. — Но, если позволите, мои обвинения доказаны не были. Я — верный римлянин.

Казалось, Майк Кахале изо всех сил пытался сдержать рвотные позывы.