– А еще в чем вы уверены, мадам Загряжская? Что я съем ради вас пулю и не поморщусь? Или что перепрыгну через десять положенных друг на друга хармонтских жирдяев?

Молчит.

– Э, Вера, кстати, когда вы выскочили замуж за этого русского сорвиголову?

Опять не ответила. Придется обернуться.

На этаже ее уже не было.

Лауниц снова посмотрел за край. Это ему уже нравилось. Внизу хлопнула дверца и отчалил автомобиль. Надо же, как Вера быстро добралась до своей машины. Альпинистка, что ли? Его-то внизу ждал только велосипед, рама еще ничего, а вот тормоза внушают законное подозрение.

Он еще немного полюбовался на закат над Зоной. На какое-то мгновение ему показалось, что он летит над ней, расправив руки, даже не летит, а растекся, будто туман. У него множество глаз и рук, вернее один огромный глаз и одна огромная рука, способная действовать в любой точке, проникать в любую малость и сокрушать любую величину… Пару минут спустя медитация прервалась по внешним причинам – он уловил шум двух подъезжающих машин. «У нас гости», как говорят в плохом голливудском кино. Это не Вера вернулась, у обеих машин не такое расположение фар, как у Вериного «фольксвагена». Похоже, пора линять со всей доступной скоростью.

Лауниц побежал из бывшего офиса в бывший коридор; в конце его была лестница, не бывшая, а вполне себе ничего. Но «гости» уже поднимались по ней. Коридор длинный, значит, в его конце должна быть еще одна лестница. Не идиоты же строили это здание.

Когда Лауниц достиг конца коридора, на противоположной его стороне появились люди. Шарят фонариками и идут в его направлении. Потом фонарики погасли, значит у них приборы ночного видения, инфракрасные или, скорее, фотоумножители, которые лучше годятся для сумерек. Серьезные люди, по крайней мере, не уличная шпана. А у лестницы отсутствует первый пролет. Вот его обломки с торчащими волосами арматуры видны на площадке нижнего этажа.

Он прицелился и спрыгнул – на ровное пространство между копьями арматуры. Присев, амортизировал силу столкновения, неожиданно вспомнил марку этой арматуры «BSt 500 S» – хотя вроде ничего по стройматериалам не читал – и побежал. Не трусцой, как обычно, а хорошо вынося колени вперед и чуть подворачивая внутрь наружный край стопы. На бегу понял, что еще неделю назад ни за что бы не совершил подобное.

А «гости» были и этажом ниже, только еще с другого торца здания. Лауниц рванул по коридору до шахты лифта, отжал створки, чувствуя, как надуваются жилы у него на лбу, перепрыгнул на трос. Начал опускаться, ощущая, как все сильнее врезаются в кожу стальные волокна, однако не давал боли захлестнуть себя. Было тяжело, такого колоссального напряжения мышц он не испытывал никогда. Но одновременно ощущалась и… легкость, уверенность. Как бывало раньше только во сне. Тремя этажами ниже Лауниц качнулся, приник к стенке, сдвинул рычаг и отжал створки шахты.

Всё, полное истощение – спортсмен должен немного поваляться после финиша. Но не вышло, прямо на него смотрела пара стволов – два типа, которые наставили на него оружие, выглядели в сумерках двумя чемоданами. «Расслабься, дорогой, иначе мы понаделаем в тебе пробоин больше, чем дырокол в стопке бумаги». Лауниц, изобразив покорность и сдачу в плен, выбрался из шахты, а потом уловил, что в данное мгновение не находится на линии выстрела, ни у кого из этой парочки. Рукой зафиксировал ствол пистолета у одного, ударил по стволу снизу у другого – пуля ушла в потолок. А потом руки Лауница по восьмерке пошли обратно, проделывая нужную работу. Взял на излом кисть одного бандита. Второго выключил тычком локтя в лицо. И довел до конца работу с первым – тоже отправил в нокаут, когда перехватил пистолет, шмякнув рукояткой по затылку.

Оглядев стонущие тела, совершил рывок по коридору. Но в конце его стояло еще двое.

– Отойти от выхода, иначе буду стрелять, – предупредил Лауниц и дернул затвор.

Эти двое не торопились.

– Дорогой, зачем стрелять?

Какая-то секунда прошла, Лауниц понял, что позади него возникла какая-то масса, но он не успевает обернуться. Получил сокрушительный удар по темени. Пол полетел навстречу. Лауниц не потерял сознание, даже сообразил, что огреб от кого-то из тех, кого оставил позади. Носоглотка наполнилась кровью, в вывернутой руке уже не было пистолета, что-то похожее на бревно придавило его, выклинивая грудные позвонки – как позднее выяснилось, это было массивное колено врага.

– Поставьте-ка его на ноги. И пыль отряхните.

Лауниц отозвался на источник голоса и при том поразился своей смелости.

– В глаза-то не светите, идиоты.

Когда свет фонариков чуть свернул в сторону, он разглядел стоящего перед ним невысокого бочковатого мужичка с расплывшимся к губе носом и широкой хищной челюстью, судя по внешности – потомственный живодер. Его грубую, набрякшую книзу физиономию оттеняли кудрявые и будто посыпанные золотой пудрой волосы. По бокам у «златовласого» пристроились еще двое, длинные телом, щетинистые морды кирпичом, лоб прижат к косматым бровям. Чтоб доказать, что они не шестерки, одеты в дорогие кожаные плащи. Сзади переминался один – он еще носом злобно шмыгал и кряхтел, ощупывая шишку; точно тот, что у лифта схлопотал.

– Если уж пообещал стрелять, то надо было исполнять, – хмыкнул бочонок на ножках, – а так, получается, обманул.

– Учту, в следующий раз именно так и поступлю, не разочарую. Чего надо-то?

– Повежливее ты. Мы тебе, Лауниц, пока ничего плохого сделали. Но можем сделать. Господина Пачоли помнишь или надо память освежить?

– Помню. Да вы намедни и освежили, когда позвонили.

– Уже лучше, Лауниц. И про долг вспомни. Больше разговоров на эту тему не будет. Сегодня – последний. Ты на счетчике, два процента в день. На данный момент твой должок составляет пятьдесят тысяч баксов. И не пробуй еще раз слинять.

– Но мне нечего отдавать. Фильм, на который я брал деньги, провалился. Мог бы я переговорить с господином Пачоли?

Бочонок на мгновение изобразил сочувствие своим выразительным южным взором.

– Его здесь нет и говорить он с тобой не собирается. Хаким – человек занятой. Так что придется напрячься, оно того стоит. Как надумаешь, позвонишь по тому телефонному номеру, с которого тебя извещали, и скажешь «готово». Тебе сообщат, куда и когда подъехать. С деньгами. Если станешь канителить, мы тебя сами найдем и ты очень пожалеешь об этом.

Приземистый смахнул известку с лацкана пиджака Лауница и махнул головой своим. Через пару минут с улицы послышался шум мощных моторов.

Итак, к пяти тысячам, которые он должен выплатить по суду, добавилось еще минимум пятьдесят «тонн» баксов, которые он должен отдать албанским бандитам. Судя по слухам, эти ребята не просто кончают провинившегося, но еще и хорошо зарабатывают на продаже его органов. Традиционный, так сказать, бизнес, со времен натовского «освобождения» Косово, за что их еще называют потрошковой мафией.

Постойте, а откуда они знали, что он здесь? Неужели Вера намекнула ему таким образом, что деваться некуда? С другой стороны, русские всегда с албанцами на ножах. Тогда, значит, просто совпадение, для кого-то очень удачное.

Счет за лечение

– Загружен драйвер нейроконнектора, активизирован пул соединений, мост объектного преобразования функционирует нормально, получены ответы от неокортекса и таламуса, ответы дешифрованы, соединения стабильны… Мемограмма памяти, фрагмент X20, загружена. Насыщение по времени удовлетворительно. Информационные объекты активизированы. Объектный брокер не выдал ошибки преобразования – интероперабельность по всему пространству состояний установлена. Отрицательной нейронной реакции нет… Вы слышите меня, Лауниц?..

– Как же, не услышишь вас. Вы словно посреди башки моей орете в рупор. Потери сознания не было.

Потери сознания не было, но перед этим он видел себя в Зоне, в районе завода, шагающим по краю здоровенной ямы, куда сваливали когда-то шлаки, которые собирались перерабатывать в строительные материалы. Завод перестал работать пятьдесят лет назад, если не больше, однако шлак дымится. Он пытается уйти, но соскальзывает в дымящуюся яму. Карабкается, цепляется, но не может удержаться, падает.