Он не видел ее уже шесть недель, с тех пор как принял «Тор», поскольку за все это время не дал себе ни дня передышки. Однако, испытывая некоторую неловкость оттого, что потакает своим слабостям, он задержался еще на несколько минут, чтобы коротко переговорить с Колином Ноблом.

– Что думаешь делать в выходные? – спросил тот.

– Сегодня меня ведут на какую-то попсу... На «Живых мертвецов», что ли, – Питер усмехнулся. – Она думает, я жить не смогу, если не услышу «Мертвецов».

– Передай Эм Джи мой привет и поцелуй, – сказал Колин.

Питер высоко ценил возможность побыть в одиночестве. Большую часть взрослой жизни он провел в офицерских казармах и столовых, постоянно окруженный людьми. Но нынешняя должность иногда позволяла ему уединяться.

Коттедж находился всего в четырех с половиной минутах езды от базы, но словно на острове. Дом сдавался с обстановкой, а арендная плата приятно удивила Питера. За высокой живой изгородью из шиповника, на тихой аллее среди заброшенного сада, коттедж за несколько дней стал его домом. Питеру даже удалось распаковать книги. Книги, собранные почти за двадцать лет и хранимые как раз на такой случай. Приятно было громоздить их на столе в небольшом кабинете или на ночном столике в спальне, хотя возможности читать у него по-прежнему почти не было. Слишком много времени и сил отнимала новая работа.

Мелисса-Джейн, должно быть, услышала скрип гравия под колесами «ровера» – она, разумеется, ждала – и выбежала из дверей на подъездную дорогу, прямо в лучи фар. Питер забыл, до чего она милая. У него сжалось сердце.

Когда он вышел из машины, Мелисса-Джейн бросилась к нему и обхватила, крепко-крепко. Он тоже обнял ее, и они долго стояли так, молча, не в силах говорить. Эм Джи была ужасно нежная и теплая. И живая.

Наконец Питер взял ее за подбородок и заглянул в лицо. Огромные фиолетовые глаза наполнились слезами счастья, Мелисса-Джейн громко засопела. В ней уже проступала старомодная английская фарфоровая красота; этой девочке не грозили страдания из-за угрей или мучительное созревание.

Питер серьезно поцеловал ее в лоб.

– Простудишься, – сварливо сказал он.

– Ой, папа, какой ты ворчун. – Она улыбнулась сквозь слезы, встала на цыпочки и поцеловала его в губы.

Они ели лазанью и кассату [5] в итальянском ресторане в Кройдоне. Говорила в основном Мелисса-Джейн. Питер смотрел и слушал, наслаждаясь ее свежестью и молодостью. Трудно было поверить, что ей нет еще четырнадцати – физически очень развитая (груди под белым свитером с высоким воротником больше не казались нераспустившимися бутонами), Мелисса-Джейн вела себя как вполне зрелая женщина, и лишь изредка смешки и молодежный жаргон выдавали ее.

Вернувшись в коттедж, она приготовила «Овалтин»,[6] и они выпили его у огня, заранее планируя каждую минуту выходных и старательно обходя пропасти и негласные табу в своих отношениях, средоточием которых была «мама».

Когда пришла пора ложиться спать, Эм Джи села к Питеру на колени и пальцами разгладила ему морщинки на лице.

– Знаешь, на кого ты похож? – спросил она.

– Говори, – подбодрил он.

– На Гэри Купера [7] ... только моложе, конечно, – торопливо добавила она.

– Да уж, – усмехнулся Питер. – Ты-то откуда знаешь о Гэри Купере?

– По телику в воскресенье показывали «Полдень».

Эм Джи снова поцеловала его. У ее губ был вкус сахара и «Овалтина», а волосы пахли чистотой и свежестью.

– Сколько тебе лет, пап?

– Тридцать девять.

– Ну, это ведь не так уж много, – неуверенно утешила она.

– Иногда я кажусь себе старым, как динозавр...

В этот миг возле пустой чашки загудело – резко, назойливо, – и Питер почувствовал, как внутри у него все сжалось.

«Не сейчас, – взмолился он про себя. – Не сегодня. Я ведь так давно с ней не виделся».

Приборчик был размером с пачку сигарет, с одним-единственным гневно алеющим глазком. Питер неохотно взял приспособление и, по-прежнему держа дочь на коленях, включил миниатюрную рацию и нажал кнопку приема.

– Тор один, – сказал он.

Едва слышный из-за помех – прибор работал почти на пределе дальности – пришел ответ:

– Генерал Страйд, «Атлас» объявил «Альфу».

«Опять ложная тревога, – с горечью подумал Питер. За последний месяц „Альфу“ объявляли раз десять... – Но почему именно сегодня?»

«Альфой» назывался сигнал к началу антитеррористической операции, по которому группа собиралась и ждала команды «Браво» – приказа на вылет.

– Передайте «Атласу», через семь минут мы будем в состоянии «Браво».

Четыре с половиной минуты из этих семи нужны ему, чтобы добраться до базы. Решение снять дом вдруг показалось опасным излишеством. За четыре с половиной минуты могут погибнуть невинные люди.

– Дорогая, – он нежно прижал к себе Мелиссу-Джейн, – прости.

– Да ладно, – напряженно бросила она.

– Скоро мы опять увидимся, я обещаю.

– Ты всегда обещаешь, – прошептала девочка, хотя видела, что отец ее уже не слушает. Питер выпустил ее и встал, стиснув зубы; густые темные брови почти сошлись над узким прямым аристократическим носом.

– Закрой за мной, дорогая. Если это «Браво», я пришлю за тобой шофера. Он отвезет тебя в Кембридж, и я позвоню маме, чтобы она тебя ждала.

Натягивая теплую армейскую шинель, он вышел в ночь; Мелисса-Джейн услышала, как заработал стартер, заскрипели по гравию шины и шум мотора стал удаляться.

Диспетчер в Найроби выждал пятнадцать секунд после назначенного для сейшельского рейса времени и вызвал борт сам – раз, другой, третий, – но не получил ответа. Он проверил другие каналы, в том числе чрезвычайный, для непрерывной связи с рейсом 070. Тщетно.

Прошло сорок пять секунд с тех пор, как «Спидберд 070» должен был появиться в эфире. Диспетчер взял желтую карточку рейса из гнезда «все в норме» и переложил в другое – «нет связи». Немедленно включились системы поиска и оповещения.

Через две минуты тринадцать секунд после того, как «Спидберд 070» не вышел на связь, на стол диспетчера в Хитроу легло срочное сообщение, а еще шестнадцать секунд спустя был информирован «Атлас», и команда «Тор» получила сигнал «Альфа».

До полнолуния остается три дня, лишь верхний край лунного диска чуть заслонен земной тенью. Но с высоты полета он кажется большим, как солнце, а его золотистый свет определенно красивее.

В тропической летней ночи небо затянули большие серебряные облака; они собирались в величественные грозовые тучи, еще более великолепные в лунном свете.

Самолет стремительно скользил в тучах, как огромный стриж.

Слева под крылом вдруг открылась темная пропасть в облаках, и в ее глубине замерцали огоньки, точно свет умирающей звезды.

– Мадагаскар, – сказал капитан; его голос прозвучал в тихой кабине неожиданно громко. – Мы на курсе.

Девушка у него за спиной пошевелилась и, прежде чем заговорить – впервые за последние полчаса, – осторожно переложила гранату в другую руку.

– Пассажиры могли проснуться и заметить это. – Она взглянула на часы. – Пора их разбудить и сообщить приятную новость. – Блондинка повернулась к бортинженеру. – Пожалуйста, включите свет в салоне и дайте мне микрофон.

Сирил Уоткинс, командир, вновь подумал, что захват тщательно спланирован заранее. Девушка выбрала время для объявления так, чтобы пассажиры меньше всего были способны к сопротивлению. Их разбудят в два часа ночи после беспокойного сна в трансконтинентальном лайнере, и реакцией их, скорее всего, будет мрачная покорность.

– Свет включен, – бортинженер передал Ингрид микрофон.

– Доброе утро, леди и джентльмены. – Голос блондинки звучал тепло, ясно и четко. – Жаль будить вас в столь непривычное время, однако мне необходимо сделать очень важное объявление, и я хочу, чтобы все его внимательно выслушали. – Она помолчала. Пассажиры в огромном салоне зашевелились, начали поднимать головы, приглаживали волосы, моргали, еще не вполне проснувшись. – Как видите, горит свет. Пожалуйста, убедитесь, что ваши соседи проснулись и пристегнуты. Стюардессы, проверьте, все ли в порядке. – Она снова помолчала. Ремни помешают неожиданным действиям, вызванным шоком. Девушка отсчитала по своим часам шестьдесят секунд и продолжила: – Прежде всего позвольте представиться. Меня зовут Ингрид. Я командир группы Армии борьбы за права человека...