— Видишь ли, Ганс, в добросердечности этого племени я не сомневаюсь ни минуты, но, к сожалению, они, кажется, стоят на такой низкой ступени развития, что вряд ли могут быть нам в чем-нибудь полезными…

— Ну нет, я с тобой не согласен, они могут помочь нам и орудиями, и огнем, и знанием местности; не забывай, что в настоящем нашем положении…

— Да, да, — подхватил Бруно мысль брата, — мы не более, как жалкие и беспомощные создания…

Беседуя таким образом, братья заметили, что путь их, шедший до сих пор в гору, теперь, наоборот, начал спускаться по очень пологому склону, все еще покрытому мощным девственным лесом; но, пройдя еще сотни три-четыре шагов, путешественники наши как-то сразу очутились на его опушке, и глазам их представилась широкая долина небольшой речки, поросшая с одного берега тем самым лесом, по которому они все время шли, тогда как другой берег представлял песчаную равнину, только местами покрытую кустарником и усеянную отдельными группами деревьев.

На той стороне речки, недалеко от ее берега, росло могучее ветвистое дерево, бросавшее широкую тень, которая резким темным пятном ложилась на белый песок, сверкавший под лучами уже высоко поднявшегося солнца.

В тени этого гиганта, словно отошедшего в сторону от своих сотоварищей, расположилась группа, состоявшая из нескольких человеческих фигур.

Подойдя к краю довольно обрывистого берега, проводник наших путников остановился на минуту и, протянув руку по направлению к дереву, сказал:

— Вот наше жилище.

Вслед за тем, сложив как-то особенно губы, он издал странный протяжный крик, который, вероятно, был подражанием крику какой-нибудь птицы и в то же время служил условленным сигналом, потому что, едва он раздался, как из густой тени дерева выступила мощная, хотя и не совсем грациозная фигура человека, который, не торопясь, подошел почти к самому берегу реки и, прикрыв рукой глаза, с видимым вниманием рассматривал вновь прибывших. Через секунду к нему подбежал ребенок и, остановившись рядом с ним, доверчиво прижался к ногам отца, который ласково опустил свою руку на голову ребенка. Миром и тишиной веяло от этой сценки, в которой чувствовалось прочное и спокойное счастье дружной семьи.

— Это — мой отец и моя сестра, — пояснил молодой человек, и в голосе его послышалась та особая теплота, которая ясно показывала, как дороги были для говорившего эти существа, вышедшие им навстречу. — Идемте, идемте, торопил он своих спутников.

И руководимые им четверо пришельцев направились к реке, спускаясь по крутому и местами обрывистому берегу.

— Замечаешь ли, Ганс, что речь этих людей удивительно богата разнообразными интонациями? Нашему проводнику, например, достаточно было назвать отца и сестру, чтобы мы ясно поняли, как горячо он их любит.

— Ты совершенно прав, Бруно, — согласился Ганс, — я даже думаю, что бедность их языка значительно пополняется интонацией, при помощи которой они так верно выражают свои чувства.

— А меня, господа, интересует вон та темная штука, которая виднеется в ветвях этого громадного дерева, — говоря это, Иоганн жестом указал на какой-то предмет метров четырех в поперечнике, расположенный на главном стволе дерева в том месте, где ствол этот начинал разделяться на многочисленные ветви.

— Ба! неужели же вы, Иоганн, не догадываетесь, в чем дело? Помните, один английский путешественник рассказывал нам, что в Новой Гвинее он видел хижины дикарей, выстроенные на деревьях. Я уверен, что это и есть тот самый чертог нашего «допотопного друга», которым вы так интересовались.

— Что вы, да ведь это какое-то птичье гнездо, а не хижина! Господа, неужели же мы — подобно сорокам — принуждены будем поместиться в этой корзинке?

— Успокойтесь, дорогой Иоганн, я думаю, что до этого дело не дойдет, так как нас, вероятно, туда и не пустят, — отвечал Ганс.

Обмениваясь на ходу своими впечатлениями, наши друзья спустились к реке, перешли ее вброд по твердому песчаному дну и подошли, наконец, к ожидавшему их хозяину. Здесь они сейчас же были окружены всеми членами его семьи, которые с большим любопытством, но тем не менее очень приветливо разглядывали вновь прибывших. Кроме самого хозяина, здесь были еще два подростка, очевидно, братья проводника наших путешественников, а женскими представителями этой семьи оказались жена хозяина, еще молодая женщина, и девочка лет пяти-шести, пользовавшаяся в семье, по-видимому, всеобщим расположением.

Дядя Карл, а еще более Иоганн, вероятно, благодаря своим необыкновенным фигурам, особенно заинтересовали местных жителей, и таким образом ученый гастроном почувствовал себя главным предметом всеобщего внимания, а потому, не желая уронить престиж цивилизованного европейца, он преодолел свою усталость и, подойдя к хозяйке, очень галантно расшаркался перед нею, отвесив ей поклон настолько грациозный, насколько то позволяли его костюм и комплекция. Но увы! Здесь, среди первобытных обитателей мира, его вежливость была принята присутствующими, кажется, за желание посмешить зрителей, потому что, вместо ответа на свое приветствие, бедный Иоганн услышал хотя и добродушный, но несомненно искренний смех, к которому присоединились даже и европейцы. Это ничтожное обстоятельство окончательно восстановило его против местного населения.

— Ну, среди этого невежественного отродья, — шепнул он Бруно, — нечего, кажется, справляться с каким бы то ни было этикетом.

Придя к такому заключению, он отошел в сторону и бесцеремонно растянулся на песке, не удостаивая более никого своим вниманием.

Между тем молодой человек, приведший наших путников, обратился к своим родным и в немногих словах рассказал им о своей встрече с людьми другого берега и об их желании снова перейти на ту сторону большой реки.

Затаив дыхание, слушали эти простые люди нехитрый рассказ, который, однако, производил на них впечатление какой-то волшебной сказки. Еще бы! Ведь дело шло не более не менее, как о жителях той таинственной и недоступной для них страны, которую они называли «другим берегом Большой Реки».

Перед ними впервые стояли эти неведомые доселе существа, столь мало походившие на них самих, хотя и принадлежащие, по-видимому, к одной с ними породе. Особенно серьезно отнесся к делу глава семьи. Слушая рассказ сына, он, так же как и тот, бесцеремонно рассматривал наших друзей, а необыкновенно худощавого профессора даже ощупал, после чего в раздумье покачал головой. Когда же рассказ его сына был окончен, он обратился к европейцам со следующими словами:

— Переплывать реку здесь нельзя, потому что маленькие чудовища съедят человека; но старик, который живет недалеко, говорил мне, что «Большая Река» идет оттуда, — продолжал он, указывая рукой на север, — она идет оттуда долго. Человеку нужно идти туда столько дней, сколько у него пальцев на одной руке, и на другой руке, и еще на одной ноге без одного пальца. Вот сколько дней нужно идти туда человеку!

— Вот так арифметика, — саркастически проворчал Иоганн, видимо, теряя всякое уважение к туземцам.

— Да, — продолжал между тем хозяин тоном, каким у нас обыкновенно рассказывают сказки очень маленьким детям, — да, вот как далеко нужно идти человеку. В том месте, говорил мне старик, река падает с высокой, очень высокой горы, а потом уже идет к нам. Там, на высокой горе, в «Большой Реке» нет маленьких чудовищ и там человеку можно переходить ее. Наши люди не ходят туда, потому что им это не нужно, но если там, на том берегу, ваши жилища и ваши семьи, то вам нужно идти туда, — и он снова протянул свою руку, указывая на север.

Все эти сведения были, конечно, не очень утешительны для злополучных путешественников, однако Ганс попытался еще найти выход из этого затруднения.

— Хорошо, — сказал он, обращаясь к хозяину, — там реку перейти нельзя, но в другой стороне ее, может быть, нет этих чудовищ.

— Нет, нет, — отвечал тот, — «Большая Река» и здесь — жилище маленьких чудовищ. В эту сторону я ходил далеко, потому что прежде там жила моя жена, она знает реку еще дальше меня.