Я разревелась, как белуга. Я рыдала, кричала, и вдруг затихла. В этот момент и зашел мой отец.

Он посмотрел на мои заплаканные глаза, погладил меня по голове:

– Я так понял, что теперь ты все знаешь?

– Принцесса Матрена звучит, скорее вообще не звучит, – прокомментировала я ситуацию.

– Нам надо было запутать дорогу для несчастий, – сказал отец, мужчина с весьма умным лицом декана строительного факультета.

– А браунинг с гравировкой? – выдала я неожиданно для всех, – Это он тромб в голове матери сделал?

Тетка и отец переглянулись, но по их взглядам я поняла, что они точно не стреляли в голову матери.

– Матрена, у нее тромб и никаких ранений в голове, – тихо сказал отец.

– Давайте вскроем могилу! – вскричала я.

– Смысла нет, ее сожгли, – проговорила тетка.

– Но труп не закапывали… – возразила я.

– Забудем эту тему, там все честно, и труп сожжен, – проговорил отец.

– Тетя Капа, зачем вы так со мной поступили? – спросила я.

– Так получилось, произошли многочисленные накладки событий, – ответила тетка.

– Матрена, я боюсь за тебя! – искренне попросил отец.

На бугорке, рядом с дачным поселком преподавателей университета, сидела я.

Передо мной поблескивал маленький пруд, затянутый илом и тиной. Кружились деловитые комары. Виднелся маленький домик, рядом с которым паслась коза. Чуть в стороне находился элитный дачный поселок. В воскресенье я вела наблюдение за окрестностью, и думала.

У полковника Семена Семеновича была сестра Серафима, у сестры не стало мужа по имени Аскольд… Бывают общительные люди и необщительные, а Аскольд был общительный молодой человек, его день рождение был святым для многих людей. Все считали своим прямым долгом поздравить Аскольда. Но кому-то это могло не понравиться.

К Аскольду в дом тянулись и молодые люди, и девушки, и люди чуть постарше. Об этом я знала от не менее общительной Серафимы, от нее же я узнала, что Тина любила Аскольда, а что тянуть такую новость? Тина была женой полковника а и матерью Арсения. Дальше можно не и не напрягаться, все и так понятно, почему с этого света на тот ушел общительный человек с именем Аскольд.

Так или ни так, а на свете жил бедняк, и жил он в старом, деревянном доме, на окраине дачного поселка, где стояла и не падала приличная дача полковника, с неплохими финансовыми запасами.

Бедняку богатые соседи были безразличны, он тут жил с рождения, а эти понаехали, понастроили. Привык к соседству бедняк, но к нему не привыкли дачники, он не вязался с их образом жизни, опять же, козу держал. Хотя, что греха таить, тонкую тропку дачники протоптали к бедняцкой козе. И бедняк стал немного богаче от денег соседей. Но это уже не в тему.

Аскольд у бедняка козье молоко не покупал… Эту информацию Я знала. На пригорке, напротив дома бедняка продолжала сидеть я, и смотрела на дом, рядом с которым ходила коза. Я отмахивалась от комаров и думала об убийстве Аскольда, которое произошла на территории близкой к даче тетки. И угораздило его приехать к полковнику! Я знала его лично, да и кто его не знал? Аскольда знал весь дачный поселок… Очаровательный молодой человек, просто обаятельный. К нему люди липли, как комары ко мне на пригорке.

Я посмотрела на пруд, заросший тиной. Вот люди, дома построили, а ничейный пруд лень почистить, а на берегах этого пруда и зарождаются эти кусачие создания – комары. Я прибила три комара на собственной шее, и хотела уже покинуть пост наблюдения, да заметила движение на территории дома бедняка. Я пригнулась и растянулась, словно загораю, а сама стала смотреть сквозь траву за хибарой, расположенной за старым штакетником.

Над штакетником возвышались две фигуры: полковника и бедняка. Один большой и крепкий, второй худой и стройный, словно сам не пил молоко своей козы. Они разговаривали и размахивали руками так, что коза и та с них глаз не сводила. Я слышала крики, но не слышала самих слов, о чем не очень и жалела, я поняла главное, что они лично знакомы.

А Аскольд точно знал полковника, но неизвестно знал ли он владельца козы – бедняка? К чему все эти мысли у меня в летние каникулы? Дело в том, что по одной версии труп Аскольда был обнаружен у пруда, рядом с тем местом, где в данный момент находилась я и пыталась представить сеть событий минувшего выходного дня.

Мне очень хотелось разгадать загадку с большим числом неизвестных.

Бедняк остался стоять у калитки, а полковник пошел к своей даче. Навстречу ему уже шла его сестра Серафима. Они остановились на тропе и стали бурно объясняться.

Дальнейшее я не видела, по той причине, что почувствовала чье-то дыхание. Я повернула голову и увидела козу, она ходила вокруг меня, точно я съела ее траву, или примяла. Я вынуждена была подняться с належанного места. И тут же услышала смех хозяина козы, тот незаметно подошел ко мне.

– Привет, Матрена! – сказал бедняк. – Чего лежишь в одежде? Зеленой станешь.

– Отдыхаю.

– Оно и видно. Нет, ты тут за мной следишь, все пытаешься узнать, кто Аскольда приголубил. Так я вот, что тебе скажу: коза не виновата! Коза не убивала. А остальное сама узнаешь, если сможешь, а я лично ничего не знаю, никого не видел.

Я поняла, что меня гонят, и что этот седой мужик все знает, но ему чем-то рот прикрыли. Да и мне все это даром не надо знать. Я поднялась и пошла в сторону дач, но резко остановилась, оглянулась и увидела, как мужик нагнулся и поднял из травы пистолет.

Мне вновь захотелось спрятаться, ну хоть за травинку что ли, но я стояла на поляне между дачами и домом хозяина козы. На мое счастье, на этой поляне лежало два срубленных дерева, я и рухнула заодно из них. Я услышала выстрел, и высунула голову из-за дерева и увидела настоящий бой: полковник стрелял в бедняка. А бедняк в полковника. Серафимы рядом с ним не было. Но все происходящее походило на дуэль. А коза еще громче запричитала.

Это рядом с ней упал ее хозяин. Оружия при мне не оказалось. Теперь я была вынуждена изображать третье бревно, и вести наблюдения. У дуэли оказалось два сторонних наблюдателя: я и коза, стоящая над головой лежащего хозяина. Полковник оказался настоящим и покинул место происшествия на своих двоих. Я встала и услышала выстрел, в мое бревно врезалась пуля. Я пошатнулась, не зная, что дальше делать и мне страшно расхотелось здесь жить, и деньги тетки и отца меня уже не прельщали, хотелось просто жить, и без выстрелов в баррикады.