— Я хочу поговорить о смелости, — негромко сказал он. — О том, что заставляет брать в руки оружие и идти на войну. Я знаю, что все вы — простые дети, причем далеко не все из вас — примерные ученики, и даже среди отличников имеются завзятые хулиганы…

Инквизитор отыскал взглядом Пола с Мареком.

— Но я хочу сказать вот что. За смелость не ставят оценок. За смелость можно получить по башке от начальства. За смелость чаще наказывают, чем хвалят. Но смелость необходима. Для того, чтобы защищать свою страну. Для того, чтобы бороться со Злом. Для того, чтобы нести Имя Божие… Сегодня двадцть шесть старшеклассников положили на стол заявление о добровольном вступлении в ряды Христианской Армии. Возможно, завтра они отправятся на фронт. Заявления еще не были рассмотрены, на битву со Злом отправятся далеко не все из них. Но их поступок свидетельствует об огромной смелости, и я хочу, чтобы все они сделали шаг вперед.

Из двух старших классов, замыкающих каре по краям, вышли мальчишки и девчонки, по- разному одетые, но с одинаково торжественным выражением побледневших лиц. Одна из старшеклассниц была одета в красные сапожки на каблучках, несколько парней оказались волосатыми, как Бродяги. Но это ничего не меняло. Они УЖЕ были героями.

— Я горжусь вами, — сказал им Инквизитор.

— Слава Иесусу! — одновременно ответили они.

— Встаньте в строй. А теперь заслушайте распоряжение Директора школы.

Вперед шагнула Белоснежка. В ее руках оказалась папка со светящимся экраном.

— В связи с введением в Христианском Содружестве военного положения, — читала она, — с целью пресечения гражданских беспорядков, по всей территории страны вводится комендантский час. В дневное время — с двенадцати до двух, в вечернее время — с девяти до одиннадцати и в ночное время — с трех до четырех. Поэтому на уровне Министерства Просвещения было принято решение о прекращении школьных занятий на все время межконтинентального конфликта. О возобновлении занятий будет объявлено дополнительно.

По классам пробежал легкий гул.

— Идите домой, — сказал Директор. — Постарайтесь поменьше болтаться по улицам, побольше занимайтесь уроками. Будьте очень осторожны. И да хранит вас Иесус!

Учащиеся расходились, встревоженно обсуждая услышанное. Монахи вышли из школы, даже не устроив обычной перебранки с Бродягами. Впрочем, те и сами не хотели ругаться. Обменявшись с Мареком хмурыми взглядами, Пол взял со стоянки свой велосипед. Подождал, пока Бродяги отъедут подальше и спросил:

— Куда отправимся?

— До двенадцати еще полтора часа, — сказал ему Клайс. — В школьной столовке нам не пообедать. Поехали в кафе?

Пол вытащил из кармана смятые бумажки.

— У меня на всех не хватит… Бонга, у тебя есть деньги?

— Естественно, — небрежно фыркнул тот.

— Тогда в кафе!

Город под ярким солнцем все глубже погружался в страх. Казалось, он оцепенел, как животное перед воротами скотобойни, откуда ветер доносит запах свежей крови и предсмертные стоны таких же точно животных. Окна закрывались. У кого не было бронеставней, те закрывали поплотнее занавески, город прятал свои многочисленные глаза, желая забыть о том, что происходит.

“Дракон уже проснулся”, - думала Грета, глядя на обеспокоенные лица прохожих, спешащих поскорее оказаться где-нибудь в безопасности. — “Дракон готовится атаковать!.. Шаман, я не смогу уйти с тобой в твой прекрасный мир, я должна остаться здесь. Иначе это будет самое обыкновенное предательство!”.

Силуэты крыш на фоне синего неба казались ей миражами, которые вот-вот рассыпятся в прах, растворяясь в волне смертоносного света. На асфальте алело кровавое пятно, друзья, не сговариваясь, объехали его, крутя педали все быстрее и быстрее. Где-то впереди взвыла полицейская сирена, а потом послышались первые выстрелы.

Велосипеды пришлось оставить в держателях у входа, хотя Пол и опасался, что “под шумок их могут спереть”. Кафе находилось на перекрестке Космического проспекта и Школьной улицы, в довольно людном месте, но сейчас внутри было пусто, лишь за прилавком краснело лицо заплаканной продавщицы. Пол бросил свой бэг, занимая самый лучший столик.

— Что, опять прогуливаете? — всхлипнула женщина и высморкалась в край своего передника. Ее глаза были дикими от страха.

— Нас отпустили, — сказал ей Алдыбей, незаметно подмигивая Полу. Грета поняла, что Наследный Принц что-то задумал.

— Что, всех пятерых? — скорее всего, продавщица интересовалась просто по привычке. Она была уже отмечена печатью еще не начавшейся войны — печатью отчаянья и страха.

Алдыбей подошел к прилавку, поглядывая на аппетитные булочки.

— Мы идем добровольцами на войну, — сказал он громким шепотом. — Вот, булочек зашли поесть напоследок… Когда еще доведется…

Из груди несчастной женщины вырвалось рыдание.

— Бедные вы мои, — запричитала она. — Что же это творится?.. Малых детей на фронт посылают… Ешьте, сколько хотите!.. Хоть все!.. Маленькие вы мои…

Бонга, перехватив взгляд Алдыбея, тут же оказался у витрины. Они взяли десять булочек, по две каждому. Продавщица хотела дать еще, но Пол, устыдившись, сказал:

— Спасибо, нам хватит. А на какао у нас деньги есть… Всем добровольцам выдали в школьной кассе, — не удержавшись, добавил он.

— Какие деньги? — заохала продавщица. — Что мне, жалко детям какао налить?!

Бонга с Алдыбеем притащили пять дымящихся чашек. Все набросились на еду.

Пока они ели, обстановка за окном стала стремительно меняться. Сначала проехала патрульная машина, из которой неслось:

— Всем разойтись! Очистить улицу! Скоро начнется комендантский час!.. Лица, не имеющие пропуска…

А потом Грета увидела демонстрацию.

Люди шли молча, но транспаранты говорили за них.

“Отомстим еретическим выродкам!”

“Смерть убийцам во имя Иесуса!”

“Все на священную войну!”

И вот уже колонна заполнила собой Проспект.

Бонга от удивления открыл рот, недожеванный кусок шмякнулся об стол.

— Надо валить отсюда, — быстро проговорил Пол.

И Грета увидела, как вдоль тротуара выстраивается оцепление Легионеров.

Выскочив из кафе и похватав велосипеды, они поехали прямо к идущей толпе. Если переехать через Проспект, можно ничего не опасаться, там и до Полигона рукой подать… Но люди, стиснутые заграждением вооруженных Легионеров, шли слишком плотно.

Пол бросил свой велосипед прямо в толпу. Они успели набрать необходимую скорость, легко проскочили мимо зазевавшихся Легионеров. Но Бонге, бегущему позади всех, перепало дубинкой.

Грета слышала за спиной его отчаянный вопль. Алдыбей, мчавшийся рядом с ней, налетел на какого-то парня, лихо увернулся от занесенного кулака, вслед ему закричали. Грета выскочила из потока на другой стороне Проспекта, настолько неожиданно для молодого Легионера, что тот даже не успел среагировать, и понеслась вперед. Ее догнали Пол и Клайс. В зеркальце обзора

Грета увидела Алдыбея, едущего следом… И Бонгу, бегущего во весь дух. Обеими руками он держался за задницу, перебирая ногами так, что на рывке обогнал Алдыбея и теперь приближался к Грете. Его лицо было перекошено от ужаса. Завернув за угол, Клайс подхватил его к себе на багажник, и они, не останавливались, ехали до самого Полигона, где спрятались в надежном месте, в Фундаменте разрушенной церкви, куда не могло проникнуть никакое Зло…

У костра вот уже полчаса царило абсолютное молчание. Потрескивали доски, разрываясь снопами искр, тени гуляли по стенам. Грета снова и снова вспоминала детские лица со стенда — не такие, какими они стали, когда попросились миссионерами на “Архангел”, а такие, какими они были классе в восьмом, это были лица ее сверстников… “Возможно, они СПЕЦИАЛЬНО выбрали именно такие фотографии”, - подумала Грета, вспоминая Инквизитора с Белоснежкой. — Они знали, что эффект будет гораздо сильнее.”