На следующую ночь ребятам не удалось поговорить, так как Сергей очень устал за день, и после отбоя сразу же завалился спать, как убитый. Разговор состоялся через день, во время обеденного перерыва. Юноши расположились на той же самой скамейке, на которой они сидели пару дней назад во время своего знакомства.

Серёга, закурив папиросу, поведал Андрею заключительную часть своей захватывающей истории:

— Войдя в главный корпус, нас провели в большой, ярко освещённый мощными электрическими лампами, зал. Прямо посреди этого зала находился стол, куда охранники и бросили тело нашего бедного друга. Затем они дали нам со Стасом по топору и приказали расчленить тело Лёхи на части, чтобы затем сжечь его в печи.

Стас не выдержал такого издевательства, и бросился на ближайшего охранника с топором. Дальше я помню всё словно в тумане.

Раздался сильный хлопок, затем ещё и ещё один. На груди у Стаса появилось сразу три аккуратных красных кружка, и он стал медленно оседать на пол. Я кинулся бежать. Не пробежав и десятка метров, я услышал позади себя выстрел, и почувствовал резкую боль у себя в правом плече. Что-то тёплое потекло у меня вниз по руке. Затем прогремел ещё один выстрел, но пуля лишь царапнула мне ухо.

Этого мне показалось довольно, и я решил сдаться на милость победителя.

Сергей замолчал, и стал шарить по карманам в поиске папирос.

— Да, прямо как в боевике, — восхищённо смотрел на него Андрей, — аж дух захватывает.

— По мне, так лучше пусть бы этого вообще никогда не было бы. Ко мне подбежали охранники. Один ударил меня сапогом в грудь, а другой стукнул меня со всего размаху прикладом своего ружья по голове. У меня из глаз посыпались искры, и я рухнул на пол. Сознание меня покинуло.

Серёга затушил «беломорину», глотнул из стоявшей поодаль облупленной жестяной кружки тёплой вонючей воды, а затем продолжил свой рассказ:

— Очнулся я в комнате, которая была выкрашена в белый цвет. Оказалось, что я попал в заведение наподобие лазарета. Моё плечо было туго перевязано снежно — белой повязкой. Пощупав своей здоровой рукой голову, я обнаружил, что мой череп наголо выбрит, а на то место, куда пришёлся удар приклада был наложен пластырь.

Примерно спустя час после того, как я проснулся, ко мне в палату заглянул Вельзевул. Он велел мне «не дурить», и сказал, что впереди меня ждёт большая работа. Я провалялся в лазарете ровно неделю, потом меня перевели ко всем остальным в подвал. Рука моя сильно болела и практически не двигалась, так что меня освободили на время от тяжёлой работы.

Прошёл месяц, после чего ко мне пришли двое амбалов в рясах и велели следовать за собой на задний двор. Там они подвели меня к небольшому возвышению, прикрытому брезентом, на брезенте лежала куча снега. Люди в рясах отогнули край брезента, и я увидел торчащую из под него ногу, обутую в Лёхин ботинок.

— Можно я пропущу дальнейшую часть рассказа? — спросил Сергей Андрея, — а то меня от этих жутких воспоминаний до сих пор на изнанку выворачивает.

— Если тебе трудно, то не рассказывай.

— Спасибо, только больше вроде бы не о чем рассказывать. Рука моя выздоровела, я мог работать наравне со всеми. Далее потянулись обычные трудовые будни. Что ты ещё хотел бы узнать?

— Мне хочется знать, кто эти люди, что нас здесь удерживают? И почему они заставляют нас выполнять сизифов труд, то есть делать бесполезную работу? — Андрей подпёр рукой подбородок и приготовился слушать.

— Да я и сам, честно говоря, мало что успел выяснить, — увидев удивление на лице своего слушателя, — Сергей всё-таки решил выложить Андрею всю свою информацию.

Помолчав немного и почесав пятернёй свой короткостриженный затылок, на котором Андрей уже успел разглядеть шрам от удара пистолета, Серёга начал излагать свою версию происходящего.

— Я полагаю, что мы все попали в какую-то Сатанинскую секту, и этот завод на самом деле вовсе не завод, а Сатанинский монастырь. Сначала нас испытывают, заставляя зачем-то выполнять бесполезную работу. Прошедших это испытание подвергают серьёзной психологической обработке, после чего таких людей трудно узнать. Их поведение меняется до неузнаваемости. Они ставятся начальством надсмотрщиками над такими как мы с тобой новичками. Эти «надсмотрщики», как я предполагаю, являются одновременно послушниками этого монастыря, и готовятся принять какой-то Дьявольский монашеский сан. Это последняя мне известная их иерархическая степень.

После продолжительного молчания Серега продолжил:

— Меня как-то раз приглашал к себе в кабинет Вельзевул… Там он меня спросил, верю ли я в бога. Получив от меня утвердительный ответ, он вынул из ящика своего рабочего стола небольшой обёрнутый в газетную бумагу предмет, и бросил его передо мной на стол. Развернув бумагу, я узнал свой серебряный нательный крестик, который должно — быть сняли с меня, когда я без сознания валялся в лазарете. Вельзевул потребовал, чтобы я тут же растоптал этот крестик и отрёкся от бога. Я наотрез отказался совершить столь богомерзкий поступок. Тогда Вельзевул вырвал из моих рук крестик и опять засунул его в ящик своего стола.

«Когда будешь готов — заходи» — сказал он мне. Когла же я уже переступал порог его кабинета, то он бросил мне вслед: «У тебя есть ровно два месяца на раздумья».

— И когда же эти самые два месяца истекают? — поинтересовался Андрей.

— Сегодня ночью, — просто ответил Серёга.

— Что же ты собираешься делать?

— А как бы ты поступил на моём месте? Что ты мне посоветуешь? — спросил Сергей.

— Подумав хорошенько над вопросом, Андрей сказал:

— Понимаешь, Серёга, у меня родители — закоренелые атеисты. Одна только бабуля набожная. Я и в церкви — то был уж трудно вспомнить когда, а когда последний раз исповедовался и причащался — так это я совсем забыл. Из молитв, кроме «Отче наш» и «Богородицы» я почти ничего не помню. Я вообще не могу понять эту библию: там кругом одни убийства, насилие. Может, конечно, и «неисповедимы пути господни», но зачем богу потребовалось, например, затапливать весь мир? Там же были женщины и невинные дети? Зачем богу потребовалось ожесточать сердце фараона, когда богу вздумалось вывести еврейский народ из Египта? Зачем он умертвил каждого первенца во всех египетских семьях? Примеров можно приводить миллионы. А Иисус — ничем не лучше своего папочки. Пускай людей он не убивал лично, но как он относился, например, к иноверцам: «мерзкие твари, порождения ехидны». С какой стати люди должны были ему поклоняться? Скажи, Серёга, ты бы стал поклоняться какому-нибудь заезжему целителю, например, Кашпировскому или Чумаку? Нет, Сергей, такой бог мне лично не нужен. Это мерзкое, отвратительное и жестокое создание. Прав был известный философ Фридрих Ницше, когда призывал людей одевать перчатки, прежде чем взяться за чтение библии.