Она скоро вернулась, принесла в бадейке теплой воды, кусок мыла, слила мне на левую ладонь. Я кое-как умылся, вытерся рукавом.

— Не догадалась я сказать Насте, чтобы рушник захватила. Ты мыло забери. Отверни ворот-то, я и на шею чуток солью... И как ты только не пропал!

От хозяйки я узнал, что название их деревни Марьино, что стоит она не так уж далеко от Смоленска.

Настя вскоре принесла хлеба, вареной картошки, горшок холодного молока, несколько корней самосада с сухими листьями и коробку спичек. Я сначала покурил, а уж потом принялся за еду. Пока ел, Настя толково объяснила, где и каким путем мне надо идти.

— Только не на Катынь. Там немцев видимо-невидимо,— снова услышал я предупреждение.

Пожилая хозяйка вздохнула.

— Могли бы и у нас тут передохнуть, если бы не энти банщики вшивые...

— Они ищут кого-то,— заметила Настя.— Говорят, из города полста наших удрали. Старосту весь вечер спытывали: не видел ли кого, мол...

Задерживаться у этих добрых людей мне было никак нельзя. Беда могла случиться не только со мной, но и с ними.

Кое-как я надел ботинки. Видя, что долго копаюсь со шнурками, Настя помогла их зашнуровать и умело завязала прочный узелок. Неловко было принимать помощь молодо девушки, но я мало что умел делать одной рукой: правая не гнулась в локте, и пальцы были скрючены в щепотку.

Горячо поблагодарив женщин за помощь, я попрощался с ними и с небольшим запасом хлеба, табака и спичек в мешке, с полной фляжкой молока направился к указанной Настей лощинке. Оттуда уже без особого труда добрался до молодого смешанного лесочка.

По всем признакам, тут много было малины, но я решил со сбором ягод погодить и сначала привести себя в порядок. Выбрав небольшую, уютную солнечную полянку, прежде всего разулся и распеленал ногу. Присыпал рану ксероформом и мысленно поблагодарил Катю Рыбакову за ее предусмотрительность. Сняв с себя одежду, развесил по кустам совсем еще сырые ватные брюки, гимнастерку, растянул на ветках снятый с ноги бинт. Раненую руку трогать не стал — все там крепко присохло, а забинтовать так же ловко, как это сделала Катя, я бы не сумел.

Хорошо бы погреться на солнышке после вчерашнего ливня и сырой ночи. Я сидел на старом березовом пеньке и не переставал думать о моих товарищах по лагерю. Куда они подались? Где их застала непогода? Никак не мог погасить внутреннюю тревогу за них.

Подсушив на солнце листья табака, искрошил мелко ножом и накурился вдоволь. Не отходя далеко, собрал малину и высыпал на разостланный для просушки вещевой мешок. Я решил пробыть здесь весь день и хорошенько отдохнуть. Сняв нижнюю рубаху, подставил спину горячему солнцу. Оно приятно грело и щекотало совсем недавно зажившую на спине рану. Меня разморило, стало клонить ко сну. Но спать нельзя — мало ли кто мог появиться. И в самом деле, сквозь расслабляющую дремоту я вскоре услышал детские голоса. Ребятишки-ягодники так быстро приблизились, что едва успел надеть рубаху, стеганые брюки, как кусты раздвинулись, и, держась за ветки молодой березки, передо мной замерли с разинутыми ртами двое пацанов. Один лет девяти, другой вдвое младше...

— Не бойтесь, ребята, я командир Красной Армии. Раненый. Убежал от немцев,— выложил я им начистоту, как взрослым.

— А мы и не боимся,— ответил старший, сбивая на затылок великоватую серую кепку. Младший был в старом, с подвернутыми рукавами пиджаке, с вихрастыми светлыми волосами. Держа обеими руками кружку с малиной, он поднес ее к веснушчатому, испачканному ягодами носу и, рассматривая меня с явной опаской, часто хлопал серыми глазенками.

Чтобы хоть немножко выглядеть «по-командирски», я надел гимнастерку, застегнул пуговицы, спросил, откуда они и как их зовут.

— Меня Петькой, а энто мой брат Ванька.

— Вот и хорошо! Будем знакомы. У меня, Петя, есть к тебе очень большая и важная просьба. Ты мне должен помочь,— сказал я таинственно-приглушенным голосом.

— Помочь? Насчет еды, што ль, да? — прошептал Петя.

— Еда, Петя, у меня пока есть.— Я кивком головы показал на хлеб.— Не надо никому говорить, что вы меня тут встретили. Понял?

— Ясное дело!— отозвался смышленый Петя.— Я сейчас всех уведу отсюдова. Есть у нас языкатые...

«Языкатые» кричали и свистели по всему мелколесью.

— А-а...— не договорив, я осторожно показал глазами на братишку.

— Ванька-та? Так он же мой брат, я ж ему накажу!..

— Ты, Петя, не сказал, из какой вы деревни?

— С Алексеевки.

— Немцы у вас есть?

— Не. Полиция стояла, а потом переехала. Сегодня был один рыжий. На велосипеде прикатил. Они завсегда так: наедуть, самогонки нахлещутся, пошумлять и укатят. Вы их не пужайтесь, в лес они не ходят, партизанов боятся.

— А партизаны есть близко?

— Чего же нет? Есть, конешно... лес-то, он вон какой! Ванька, слышь?

— Чаво?— шмыгнул Ванька пестрым от веснушек носом.

— Высыпай все ягоды командиру, вот чаво.— Петя опрокинул на мой вещмешок свой солдатский котелок.

Братишка встряхнул кружку, заглянул вовнутрь, облизнув пунцовые губы, чуть задумался и с явной неохотой высыпал всю малину, до единой ягодки.

— Молодец, Ванюха!— одобрил брат.— Мы еще с тобой наберем вона сколько. А теперь пошли! А вам до свидания. Будь, товарищ командир, спокоен, я все устрою как надо.

Они скрылись в кустах. Минуты две-три спустя я услышал Петькин звонкий тенорок: «Ребята, я знаю такое место, где полно малины, и крупнющая! Идем туда!»

Прислушиваясь к удаляющимся детским голосам, прошелся босиком по мягкой, почти не топтанной траве. Какими бы ни были добрыми эти два паренька из деревни Алексеевки, я все же решил покинуть солнечное местечко, вокруг которого, как пчелки, вились по кустам ребятишки-ягодники.

Перевязав ногу, я обул солдатские «скороходы», собрал свое немудрящее имущество и не мешкая отправился в путь. Выйдя из лесочка, поднялся на высотку и увидел за хлебным полем темнеющий на западе бор. Обойдя Алексеевку межами и перелесками, снова вышел на дорогу и медленно побрел по обочине. Справа от дороги шелестел кустарник вперемежку с елками и орешником. Слева всплескивала солнечными волнами почти созревшая рожь. Я шел, думая о повстречавшихся на моем пути братишках, угостивших меня малиной, о женщинах, снабдивших продуктами. И на душе было светло от этих добрых встреч.