Пока индианка предавалась таким размышлениям, перед нею возник дух вождя племени Знойной Зари и стал читать мораль: «Мы, люди Зари, всегда помним о своем предназначении! Мы должны светить, как солнце. Если чей день омрачен тоскою, или кто в болезни, или в нищете, или в печали, мы помогаем ему по мере сил. Если видишь нуждающегося в твоей поддержке, не откажи ему. Но будь осторожен, брат мой, соплеменник: не попади в сети вражеские. Всегда будь начеку! Потому что люди становятся лживыми и могут воспользоваться твоей добротой в корыстных целях».

«Этот вроде бы ничего дурного не замышляет, — подумала Эдна Тау про философа. — Так и быть, помогу ему. Подыграю ради Минорис».

Минорис не присутствовала при этом тайном совещании. Она шла впереди группы, рука об руку с Таймири и Сэй-Тэнь. А рядом с ними шагал капитан и всё косился на Таймири.

— Чего он на тебя так смотрит? — шептала ей на ухо Минорис. — Влюбился, что ли?

— Типун тебе на язык! — возмущенно отвечала Таймири.

А Кэйтайрон имел все основания полагать, что она его дочь. Во-первых, возраст. Во-вторых, внешность. А еще капитан считал, что случайности в судьбах людей занимают не последнее место. Он лишь однажды видел своё дитя — черноглазую малютку, завернутую в пеленки. А потом они вместе с женой отправились в долгое путешествие, оставив девочку на попечение тети. Он уже точно не помнил, как звали эту тетю. То ли Мириана, то ли Ариадна, то ли Анира…

Кто знает, что удерживало его все эти годы от визита в город, где подрастала дочурка. Сначала — бессрочный траур по спутнице жизни, которая ушла в мир иной, покинув его, неприкаянного, на бренной земле. После — какие-то неотложные дела, которые возникали, едва только Кэйтайрон прочитывал первые строчки писем от сестры покойной супруги. В этих письмах тетушка Ария настоятельно рекомендовала ему вернуться к дочери и не отлынивать от родительских обязанностей. Во все более частых и коротких посланиях Ария ругала его, на чем свет стоит. А вскоре Кэйтайрон просто перестал вскрывать конверты и по уши погряз в своих крайне важных проектах. Он думал, что его изобретения чего-то стоят. Но вот последнее изобретение попадает под жернова неистового водопада — и от прошлой жизни не остается ни гвоздика, ни щепки. Теперь он поглощен мыслями о дочери, и эти мысли будоражат его. Он не запомнил ее имени, так как имя было слишком длинное. Капитан держит в уме только первую букву — «Т». Так, может, это Таймири?

***

— Что же получается? Все припасы достались реке, а нам прикажут затянуть ремни потуже? — негодовал какой-то матрос.

— Подохнуть с голоду в массиве Лунных гор — что ж, славная кончина! — иронизировал его товарищ. — Еще никому такого не удавалось. Мы будем первыми!

Эдна Тау резко обернулась. Ей впервые приходилось слышать, как здоровые, полные сил мужчины так небрежно рассуждают о смерти. Им бы впору поделиться друг с другом навыками выживания, поразмыслить, как выбраться из затруднительного положения. А они уже ложатся в гроб!

— Что вы причитаете? — в праведном гневе воскликнула индианка. — Да наловлю я вам к вечеру белок! Разведем костер! Не надо сеять панику!

Матросы удивленно переглянулись.

— Я еще никогда не пробовал белок. А каковы они на вкус?

— Не хуже, чем перепелка, которую привозят из-за моря, — просто отвечала Эдна Тау. Она решила не задерживаться в этой компании и, перекинув через плечо перештопанную коричневую сумку, поспешила к своим друзьям.

Остера Кинна легко можно было узнать по размашистой походке. Он вел за собой никак не менее двадцати человек и чувствовал себя превосходно. Он едва сдерживался, чтобы не затянуть мотивчик своей любимой песни о дальних странствиях. О морях и капитанах, о штормах и о буранах. О пустынях и о ветре и о том, как спать в седле. И о многом другом. Он уже взял первую ноту, но тут к нему подбежала Эдна Тау. Она довольно отдувалась, глаза блестели, волосы были растрепаны. Именно так выглядят индейцы горного племени после быстрой пробежки.

— Ну что, не понравилось тебе тащиться в хвосте? — насмешливо спросил Остер Кинн.

— Да там, в хвосте, уже все скисли! — выпалила она. — Боятся, что распухнут от голода. По-моему, лучшего времени для охоты не сыскать. Сделаем привал и отправимся за дичью. А?

— Сейчас? А не рано ли? Я хотел подкрепиться вечером…

— А как насчет чая из сосновых иголок? — вставил капитан. — Очень полезная, надо сказать, штука. И от цинги спасает.

— Одним чаем сыт не будешь, — возразила Эдна Тау.

— А белки здесь всё равно щуплые. Что с них возьмешь? — гнул свое Остер Кинн. — Может, вечерком?

— У меня на вечер другие планы, — кратко просветила его индианка.

— А я знаю, что иголки можно жевать. И еще корешки молодые, их, вроде бы, тоже можно… — неуверенно продолжил свою мысль Кэйтайрон.

— Слышала я, что далеко на западе жили индейцы из непростого племени. Они засовывали себе за щеку семена некоего растения и так питались, дожидаясь, пока семена растворятся у них во рту. Может, это и правда, да только уже много лет никто этих индейцев не встречал, — поведала Эдна Тау.

— Так, понятно, это притча. И мне придется лезть на дерево, чтобы добыть белку, — смирился Остер Кинн.

Таймири глянула вверх: в капканах из темных пушистых ветвей застряло синее небо. А чуть ниже тянулась полоса небесно-лазурных гор, озаряемых солнечным светом. Еще ниже свет пропадал, и порода приобретала серо-голубые тона. Сосны стонали, покачиваясь от ветра. Было прохладно. Таймири заметила, как Эдна Тау и Остер Кинн отделились от основной группы и удалились в глубь леса.

— У нас привал! — объявил Кэйтайрон и в подтверждение своих слов уселся на рюкзак, чтобы не сидеть на остывшей земле. Остальные последовали его примеру, охотно поснимав с плеч пухлые котомки со сменной одеждой да разной кухонной утварью. У каждого матроса была своя жестяная кружка, свой нож и полотенце. Всё это они держали наготове, когда плыли по реке, потому как знали, что рано или поздно последует срочная высадка.

Чинно скрестив ноги, капитан жестом подозвал к себе тройку матросов.

— Ты, Синре, поди, принеси воды из ручейка за теми деревьями.

— Слушаюсь, сэр!

— А ты, Вальнери, пособирай-ка иголок в лесу. Да побольше!

— Так точно, сэр!

— А ты, Калли, набери дров. На крайний случай возьми топор. У тебя ведь есть топор? — обратился капитан к широкоплечему матросу.

— Э-э-э, ну, есть, — промямлил Калли. Ему совсем не улыбалось таскаться за сушняком.

Эдна Тау, бок о бок с Остером Кинном, выслеживала белок. Легче всего их заметить по пушистому хвостику. И поймать на земле, конечно, намного проще, чем карабкаться за ними на дерево. Но белки, похоже, сговорились затаиться в дуплах. У них там, наверное, запасов немерено. Не то, что у экипажа потонувшего корабля…

— Придется тебе, друг мой любезный, побыть сегодня в роли мишки, — вздохнула Эдна Тау.

И Остер Кинн, засучив рукава, полез на сосну. Сосна была старая и смолистая. И где-то наверху в ней было выдолблено дупло. Самое что ни на есть беличье. Пока Остер Кинн отдирал прилипшую к стволу штанину, он думал о том, как возникают дупла. Привычная работа для дятлов. Но поскольку дятлы исчезли из страны лет двести назад, то можно полагать, что эта сосна на своем веку повидала многое. Очень многое. И белки там, наверху, наверняка откормленные.

Пока Остер Кинн без особого энтузиазма справлялся со своей задачей, Эдна Тау решила поискать молодых сосновых корешков. Она бродила меж сосен, нагибаясь и высматривая что-то у земли. Но вскоре желание разжиться питательными корнями отпало.

«Не подберешься к ним, больно глубоко в камне засели», — выразила свою досаду индианка, когда Остер Кинн спустился ни с чем.

— Как это нет белок?! — возмутилась Эдна Тау. — Сколько себя помню, всегда тут водились. Хм… — Она в недоумении почесала голову. — Лес не хочет нас принимать. И меня это тревожит. Здесь кроется какая-то загадка…