После этого разговора, когда меня особенно доставал Джеймс своими претензиями, я про себя посмеивалась, что он не знает истории так горячо любимого им Цветного бульвара.
Сначала мы купили ему одну квартиру, потом другую, которую он стал сдавать, а потом он вдруг решил, что ему нужен офис. Мы посмотрели несколько вариантов, из которых он выбрал, на мой взгляд, самый неподходящий. Самое смешное началось после, когда он стал требовать, чтобы я договорилась с другим жильцами о продаже квартир. На мой вопрос «зачем ему столько квартир в одном доме» он ответил, коверкая русские слова:
— Я поставлю двухъярусные койки в каждой комнате и буду сдавать своим соотечественникам посуточно.
— И сколько будут стоить сутки? — поинтересовалась я.
— Двадцать пять долларов, — ответил он, не моргнув глазом, а я подумала: «какие же они всё-таки капиталисты».
Пришлось нам с Ричардом, которого я взяла в качестве охраны, познакомиться с остальными жильцами. Мне удалось продать ему три квартиры из этого дома, но остальные три семьи никак не хотели уезжать. Но Джеймс ничего не хотел об этом слушать. Придя в очередной раз после переговоров, я сидела у Иры расстроенная и злая.
— Никак не могу отделаться от ощущения, что, работая с иностранцами, я стала так же глупо выглядеть, как они, — пожаловалась я ей. — Мне кажется, что у меня даже появился акцент в русском языке.
— Уж лучше бы ты, подруга, разговаривала с ними по-английски, заодно бы язык выучила.
— О чём ты? С моими-то школьными знаниями? Мы итак друг друга не понимаем. Вот что мне делать с гостиницей? Завтра Ричард будет ждать ответа, как прошли переговоры о продаже. А жильцы всем довольны и не хотят уезжать.
— Слушай, а они, эти англичане, считают, что все должны выехать только потому, что Джеймс хочет сделать гостиницу в их доме?
— Джеймс считает, что деньги могут всё, — вздохнула я. — И если он сделал им выгодное, с его точки зрения предложение, они должны немедленно собирать вещи.
— А предложение действительно выгодное?
— Да нет, конечно. Где ты видела, чтобы от иностранцев поступали выгодные предложения? Они считают деньги вовсе не хуже, чем наши товарищи.
— Да уж, тяжела твоя доля, — Ира подлила мне ещё кофе. — Но не расстраивайся ты так, что-нибудь решится. — Слушай, а этот Ричард тебе в чём-нибудь помогает, кроме как телефоны клиентов даёт?
— Ну, он иногда ходит с нами на просмотры, если клиент плохо говорит по-русски и держит их за руку во время сделки.
— Как за руку?
— У них случается нервный шок, когда они понимают, что оставили свои кровные в нашем русском банке, а документы на квартиру будут только через две недели. А на руках у них только какой-то банковский договор, в котором написано, что в случае, если квартира не зарегистрирована в регистрационной палате, они могут забрать свои денежки обратно. Только они всё равно не понимают, почему во всём мире деньги перечисляют со счёта на счёт, а у нас надо везти в чемоданчике в тот банк, в который тебе скажут. Для этого и нужен Ричард, он хлопает по плечу и говорит: «Это Россия. Здесь все так делают. Клади доллары в этот ящик, а ключ от него можешь взять себе, только ты всё равно не сможешь взять деньги раньше, чем через две недели. Да, это Россия, здесь все так делают. Верь мне, я англичанин. Всё будет хорошо».
Ира улыбнулась.
— А почему они верят этому Ричарду, как родному?
— Ну, ты бы тоже верила русскому в Америке, разве нет? У них выхода нет другого.
— Забавная у тебя теперь работёнка и времени стало много свободного.
— Да уж, только знаешь, я всё равно скучаю по ребятам.
Ира грозно посмотрела на меня:
— И по Славе тоже?
— Нет, уже нет.
— Честно?
— Ну, если честно, то почти нет. Я скучаю по всей нашей обстановке, даже по Александру Ивановичу и Светке, не говоря уже о Максиме и Тамаре. Ты не поверишь, но когда я прозваниваю квартиры из дома, мне не хватает того галдёжа, который стоял у нас в комнате агентов. И, вообще, всё это было так весело. У меня никогда не было такого хорошего коллектива. Когда я уходила, Александр Иванович сказал, что я могу вернуться в любой момент.
— Конечно, у них там, как на помойке, всех принимают. Они же вам зарплату не платят.
Я хотела защитить любимое агентство, но вдруг зазвонил мой мобильный, который я недавно смогла позволить себе купить.
— Привет, Наташа, — услышала я голос Максима. — Мы сидим в нашей кафешке и отмечаем Тамарину сделку. Она стала взрослой девочкой и расселила большую коммуналку. Теперь мы пропиваем её денежки и хотим, чтобы ты в этом поучаствовала.
— А кто там с вами? — спросила я.
— Мы двое, Светка, а вот Славик куда-то умотал, мы ему не можем дозвониться.
— Если вы не будет ему дозваниваться, то я буду у вас через час?
Максим замолчал, он не понял, почему я не хочу видеть Славу, как вдруг я услышала голос Тамары в трубке:
— Давай приезжай. Его не будет, он последнее время с нами не ходит.
Я вскочила с места.
— Забери Настю из школы, а? Я так по ребятам соскучилась, — взмолилась я, глядя на Иру, которая собиралась заняться другими делами, поскольку девочек собиралась забрать я. — Славы не будет.
— Ладно, беги уж. Придется отложить все дела ради твоей пьянки, — проворчала Ира. — Могли бы и заранее предупредить.
Наша пирушка в кафе отличалась от предыдущих только тем, что в ней не принимал участия Слава, чему я была искренне рада. После моего неудачного признания в любви мы вряд ли бы смогли общаться, как раньше. Новостей было так много, что мы досидели до самого закрытия кафе, а потом, проводив Тамару и Свету до метро, пошли вдвоём с Максимом прогуляться по ночной Москве. Когда живёшь в таком отдалённом районе, как Новогиреево, то совершенно забываешь о том, что живёшь в столице. Дома там все одинаковые, белого или серого цвета, одной и той же прямоугольной формы, отличающиеся друг от друга лишь количеством этажей. А в центре ощущаешь себя причастной к величественному и красивому городу. Здесь я никогда не устаю удивляться причудливости архитектуры и могу подолгу стоять перед каким-нибудь зданием, удивляясь его красоте и представлять, как здесь когда-то давали балы и к парадному подъезду подъезжали кареты. Но всё-таки, наверно, моё самое любимое место — Александровский сад. Мне нравится здесь в любое время, особенно вечером. Мы долго шли молча, но у клумбы с красными тюльпанами я замедлила шаг, и Максим предложил посидеть. Я села рядом с ним на скамейку. Сегодня он был какой-то особенно молчаливый, даже грустный, и я подумала, что ему будет лучше, если он выговорится.
— Как у тебя дома? — спросила я, чтобы начать разговор.
— Мы решили развестись, — спокойно сказал Максим.
От удивления я не могла заставить себя сказать что-нибудь утешительное. Конечно, я слышала, что у них с женой сложные отношения, которые ещё усугубились из-за того, что она, потеряв работу, стала пить. Но в то же время я знала, что он просто боготворил свою дочь.
— А как же Даша? — спросила я.
— С этим всё в порядке, она не возражает, чтобы Даша жила со мной. У меня есть квартира, которая мне осталась от бабушки, так что мы скоро переедем туда.
— Правда? — я повернулась к Максиму. — Она не хочет забрать собственного ребёнка?
— Мы решили, что пока так будет лучше для Даши. Ты знаешь, ведь она так и не научилась за ней ухаживать. Я до сих пор готовлю, вожу её в школу, делаю с ней уроки. Моя жена даже не представляет, что это такое.
— Не расстраивайся, ты можешь утешать себя тем, что ты один из тех редких мужчин, с которым после развода остаётся ребёнок.
— Да, это главное. Не представляю, чтобы я делал без Даши, это смысл моей жизни.
Я задумалась и вдруг почувствовала его руку на своём плече. Он и раньше часто обнимал меня по-дружески, но в этот раз что-то изменилось. Я быстро посмотрела на него, и он смущённо положил руку на спинку скамейки.
— Я хотел бы поговорить с тобой.