— Раненых да, а вот контуженные были. По нашей вине. — ответил Алексей.

— Да, было. У двоих, что были в таране из ушей кровь пошла. — князь поднял палец. — А потому что рот нужно было открывать. Это даже я знаю!

— Ты князь, тебе положено все знать. — подтвердил рядом сидящий и сильно захмелевший сотник.

Дружинники засмеялись.

— Княже, — продолжил лейтенант. — В этот раз победа была потому, что противник не знал, как против пушек воевать. Ну кто ж под выстрел колонной ходит? А вот если бы они вроссыпь шли, да с обеих боков и еще короткими перебежками, могли бы и добежать до тарана. А вот тогда неизвестно как все повернулось бы — там же целая изба, ни повернуть, ни отскочить. И в бок она стрельнуть не может. Потому, нам тоже урок — как воевать в новых условиях. Что необходимо укрытие вокруг пушек — мысль интересная, но оно должно быть попросторней, а само укрытие полегче. И врага ни в коем случае близко к пушкам не подпускать. На такой случай тоже есть конструкция, не таран, гуляй-поле называется. Из легких щитов и телег. Будет время, обсудим новую тактику.

— Обсудим. — согласился князь. — Алексей, давно хотел спросить, что это у вас всех такое на плечах? Тряпичное? От меча не спасет, на украшение тоже не похоже — какие-то блеклые звездочки, ни камней самоцветных, ни нитей золотых.

— Княже, это называется погоны. Они указывают на воинское звание. Вот, например, у Кости — простой погон без полос и лычек, это значит — простой рядовой воин. Дружинник по вашему. У Руслана — широкая лычка, это погон сержанта, старший дружинник. Означает, что Руслан может командовать отделением, то есть десятком воинов. Десятник по вашему. А у меня погоны офицерские, один просвет и две звездочки. Если бы была одна звездочка — младший лейтенант, а три — старший. Означает, что я могу командовать взводом — это три ваших десятка — почти полусотня, или ротой — три взвода или ваша сотня. То есть, сотник. Если б у меня на погоне было два просвета и звездочки побольше, то это уже старшие офицеры — майоры, полковники. Соответственно — командование батальоном или полком, по вашему тысячник. Выше идут генералы, там другой погон, из позолоченных нитей — они ведут дивизии, корпуса и армии. На ваши звания перевести, получатся воеводы и темники.

— Глупость. — подытожил князь. — По твоему погону враг сразу командиров увидит и выбьет, зачем показывать врагам кто есть кто? А свои и так должны знать. В лицо.

— В лицо, это когда вся армия — две сотни. А когда миллионы? — и увидев непонимание в глазах князя, расшифровал, — Миллион — это тысяча тысяч? Тьму знаешь? Миллион — это сто таких войск.

— А разве есть на свете такие армии? — удивился князь.

— Конечно есть. Это всего то десяток наших армий. — подумал и добавил. — Правда, не здесь, не в этой реальности. Тебе, княже, никогда не доведется такую армию увидеть.

— Ну и слава Богу. — перекрестился Юрий. — Значит в той дружине ты был сотником? Ну быть посему, будешь главным над всеми огневыми пороками. Этими двумя, и теми, что еще появятся. А Руслана и Константина назначаю десятниками. Будете обучать моих дружинников огневому бою.

— Обучим. Стрелять — дело не хитрое. Вот порох изготовить, посложнее будет.

— Порох? — переспросил князь и сделал кому жест рукой. — Некоторые из ваших снарядов мои вои нашли и собрали. А что такое порох?

К князю подбежал дружинник, державший в руках три свинцовых лепешки, которые ранее были ядрами. Алексей взял одну, рассмотрел.

— Да, сильно побилось. Не, это ядро. Можно делать из железа, но лучше из свинца. С ядрами, думаю, проблем не будет. А вот порох — то, что заставляет это ядро лететь вперед… Состоит он, если не ошибаюсь, из селитры, угля и серы. Опять, серу и уголь добыть можно. А из чего селитру делают — я не знаю. Вот Стас или Женя может и знают, ну те, оружейники наши, что в Городце остались.

— В секрете держат? — спросил князь. — А если расспросить как следует?

— Да ну, какой секрет. Думаю, они и так расскажут. Тут вопрос — из чего делать? Если не из чего, то как быть? Этот порох, что мы сегодня сожгли, Женя делал из селитры, привезенной с собой. Сам видел. Стандартные магазинные упаковки. У нас то она продается. А сам ее не делал, нет. Не знаю почему. Может сложно, а может тут сырья нужного пока нету. Опять же, думаю, не случайно он ее с собой захватил. Вот уголь в порохе — местный, хоть и хитрым образом Женя его в печке жег, но не тащил же с собой? Это как с соляркой для машины. Сделать то можно, но не сразу. Только когда масло найдем в нужном количестве.

— Ладно, это тоже обсудим. Потом. — многозначительно сказал князь и ушел на свое место.

«Оп-па» — подумал Алексей, — «Кажется, ребята попали…»

А пир, меж тем, продолжался.

— Василий, и вы, святые отцы, что можете сказать про пришлых?

— Присматриваюсь, княже. — начал дьяк доклад. — Не замечал, чтоб таились. Но чудные. Слова все наши говорят, а произносят совсем по другому, не привычно.

— По вере вроде наши, православные. — добавил Пантелемон. — Но на образа в доме не крестятся и поклоны не бьют, хотя в церковь ходят исправно, свечки ставят. Чаще Господу нашему, Иисусу Христу, реже пресвятой Богородице. А угодников и святых не жалуют. И вепрятину со свининой едят, как православные, а кониной брезгуют.

— Посты не соблюдают, даже великий перед светлой пасхой, отшучиваются, дескать мы в походе, нам можно. — вклинился Ксенофонт. — И самый молодой, рекомый Валентином, до чужих баб большой охотник.

— Ну до баб — не велик грех, — оборвал его Юрий, — А вот конина с вепрятиной — знак особый. Значит, не из степи. И не хазарской веры. Оружейные секреты не таят?

— Который Евгений, это самый их знаток в оружейном деле, — продолжил отчитываться дьяк. — Постоянно зовет меня, как начинает огневое зелье готовить, называемое порох. Я сам те порошки смешиваю, и уголь для пороха готовлю. Его сначала особым образом нажечь нужно. Потом истолочь. Серу сам не делал, но видел, как Евгений делает. Из белых каменьев вытапливает. За теми камнями мы вместе на Волгу плавали, как лед сошел. Место знаю.

— А селитру? Алексей говорил, что самый большой секрет пороха в селитре.

— А вот селитру Евгений пока при мне ни разу не делал. Он ее уже готовую из таких больших кулей достает. Думаю, пока те кули не закончатся — сам делать не будет.

— Может украсть те кули? Ну не украсть, а спрятать или испортить — намочить? И посмотреть, что он делать будет? — предложил Юрий.

— А если он не умеет? И останемся без пороха? Нет, я сначала лучше в лоб спрошу про селитру.

— Добро. С самоходной подводой как?

— Ею Валентин ведает. Мы вот с отцами Ксенофонтом и Пантелемоном всю ее облазили, колеса смазывали и прочие железяки под кузовом. Очень сложная механика. Там такие колесики в колесиках… подшипниками прозываются. Вот их тоже смазывали. Полагаю, ни один из наших кузнецов их отковать не сможет. А их там несчитано. Сорок сороков. А перед кабиной, где все управление, еще одна механика. Главная. Валентин называл ее то мотором, то дизелем. Что внутри скрыто — непонятно.

— Ездили куда?

Дьяк и монахи дружно закивали головами.

— Один раз ездили, да. За околицу. Этой подводой поле пахали. У них плуг такой хитрый, сразу с тремя плугами, вот им. Лошадь не утянет. Даже если три сразу запрячь, потому что пашет глубоко — на локоть, да тремя сразу. А тут очень быстро все сделали. Поздно утром вышли, а до обеда все и вспахали. Очень быстро. Смерду с сохой на то поле дня два понадобилось бы. Потом Валентин машину обратно поставил и больше за все время никуда не ездил. Они ведь сначала хотели без подводы, какими-то веревками пахать. Но не получилось. Вот тут то и поругались между собой. Молодой, который Валентин, все кричал, что дескать горючки нет, и что солярку на ерунду тратят. А Женя ему, мол дам я тебе горючку, как только масло добудем. Потом главный их вмешался, который Станислав, и только тогда на машине пахать стали. Валентин, правда, потом еще снимал какой-то тяжелый короб, заносил в дом и веревки медные к ней привязывал, а на следующий день опять все поставил, как было. И все, больше к ней никто и не подходил.