- Боржом?.. Нет, я хочу фруктовую... Постойте, куда вы? Ладно, давайте боржом.

- Откройте вентилятор: дышать нечем! - потребовал старичок, похожий на врача

- Закройте вентилятор: собачий холод! - тут же закричал его сосед, восточный человек.

Стюардесса поворачивает трубку вентилятора так, чтобы свежая струя воздуха шла в лицо одному, не затрагивая другого.

- Боржому!..

- Вам открыть?

- Почему такой холодный?..

- Боржому!..

- Вам открыть?..

- Почему такой теплый?..

- Дайте лимон... Скорее!..

- Нарезать?..

- Пудру!..

- К сожалению, сахарной пудры у нас нет... Кисленький лучше помогает.

- Не учите...

- Я не учу, просто советую... Ах, вам под коньяк, простите...

- Ольга Иванна! - это крикнул Агасфер.

- Иду!.. Что желаете?

- Немного вашего тепла, - на фоне общего распада Агасфер решил возобновить свои притязания.

- Вам холодно? Я закрою вентилятор.

- Не надо. Мне просто грустно.

- Могу предложить вам "Крокодил", "Перец", "Вожик". Агасфер безнадежно махнул рукой.

- Ольга Иванна, вас не дозовешься!.. - Иду!.. Иду!..

Но вот пассажиры чуть утихли, и Ольга Ивановна вернулась на свое старое место, возле охотника.

- По-моему, самое трудное в вашем деле - не утратить веру в человечество, - заметил охотник.

Она слабо усмехнулась.

- Обычная история. Это опоздание виновато. Люди как-то рассчитывают свои силы, а потом пугаются, что их не хватит...

Она достала толстую книгу и погрузилась в чтение.

- Ольга Ивановна, зачем все-таки вы стали бортпроводницей?

- Я почему-то была уверена, что вы снова спросите...

- Так зачем же все-таки?..

- Отвечать обязательно? Охотник пожал плечами.

- Тут нет ничего такого...

Из рубки появился второй пилот в накинутой на плечи щеголеватой кожаной курточке со множеством блестящих молний.

- Олюшка, Володя уже отбил десять минут!.. Она сжала худые пальцы.

- Ох, мальчики, постарайтесь!..

- Ты же знаешь Володю!.. Да ведь много не выжмешь... это не ИЛ-18!

У штурвала - командир воздушного корабля Володя, его молодое, по-чкаловски крепкое, челюстное лицо напряжено, он выжимает из самолета предельные мощности.

В рубку заходит Ольга Ивановна, раскрывает сумочку и смотрит в зеркальце.

- Я очень плохо выгляжу? - спрашивает она бортмеханика

Тот серьезно и внимательно разглядывает ее.

- Не Брижит Бардо, конечно, но... я бы гордился такой девочкой.

Ольга Ивановна достает пудреницу, дует на пуховку, но вдруг, словно отчаявшись, прячет пуховку в пудреницу, а пудреницу в сумку.

- Какая разница... - говорит подавленно.

Она выходит из рубки и смотрит в иллюминатор. Самолет значительно снизился, отчетливо видно, как по земле стремительно бежит его маленькая тень.

- Олюшка, Володя отбил еще шесть минут!.. - радостно говорит ей второй пилот.

И сразу земля стала торчком за иллюминатором, самолет пошел на посадку.

Ольга Ивановна снова обносит пассажиров леденцами. Стрелка на приборе высоты быстро приближается к нулю.

И вот уже коснулись колеса асфальтовой ленты, и самолет побежал к жалкому домику аэропорта, одиноко торчащему с краю летного поля. Взревели и стихли моторы.

- Граждане пассажиры, стоянка пятнадцать минут!.. - объявила Ольга Ивановна. - Прошу не торопиться, выходить по одному.

Прибежал второй пилот.

- Олюшка, ступай, мы последим за порядком.

- Мне еще почту надо принять.

- Не беспокойся, я сам приму, - сказал Володя, командир корабля.

Охотник, с безотчетной симпатией следивший за бортпроводницей, на какое-то время потерял ее в суете посадки, а когда вновь увидел, то поразился странной, необъяснимой перемене в облике девушки. Как будто ничего не изменилось: на ней был то же светлый пыльник, та же пилотка на желтых волосах, та же сумка висела через плечо. Но что-то возникло в ней новое: легкое, окрыленное, словно все ее дремлющее существо проснулось, вспыхнуло, загорелось для единственной, неповторимой жизни. Она прижимала к плоской груди небольшой сверток, казалось, что это дань, которую надо уплатить, чтобы перешагнуть порог в неведомое. Ольга Ивановна принадлежала сейчас не повседневности, где старые самолеты, придирчивые пассажиры, потрепанные журналы, бутылки с боржомом и фруктовой водой, а тайне, чуду.

Выйдя следом за другими из самолета, охотник увидел и того, кто был источником этого чуда: невысокий, коренастый паренек в потертой кожаной куртке, давно не стриженный - темные волосы колечками завивались на загорелой шее, - кинулся навстречу Ольге Ивановне; он хотел обнять ее, но застеснялся, они обменялись долгим, крепким рукопожатием и, держась за руки, отошли к скамейке возле домика аэровокзала.

На углу домика красовалась заманчивая надпись: "Буфет", и пассажиры дружно поплелись туда, мимо скамейки, приютившей пару.

Ольга Ивановна передала своему другу небольшой сверток. Он развернул его, весело рассмеялся, обнажая белые, ровные зубы, стал вынимать и бросать назад в кулечек маленькие темно-красные болгарские помидоры, бледные благородные парниковые огурцы. А затем Ольга Ивановна вынула из сумочки какую-то брошюру, и паренек сразу забыл о помидорах и огурцах. Ольга Ивановна что-то сказала и закрыла брошюру своими тонкими, длинными пальцами. Парень в куртке снова засмеялся, попросил прощения и стал спрашивать о чем-то Ольгу Ивановну. Она отвечала, откидывая знакомым движением прядку волос, и лицо у нее было прекрасным и значительным, каким бывает человеческое лицо в редкие, драгоценные минуты полного бытия.

Из стоящей неподалеку замызганной полуторки вышел водитель, скуластый, косоглазый малый, и направился к скамейке. Охотник как раз проходил мимо, он услышал короткий разговор:

- Слушай, друг, надо ехать... - это сказал шофер.

- Отстань, надоел!.. - отмахнулся парень в кожаной куртке.

- Надо ехать, пока светло, - бубнил шофер. - А то гробанемся, как давеча.

- Живы будем, не помрем! Держи! - Парень выбрал из кулечка самый большой огурец в нежной пупырчатой коже и протянул водителю. - Жуй и молчи!

- Чистый авитаминоз! - похвалил огурец восточный человек, возвращаясь из буфета