Наверное, он был прав. Компанию из трех мужчин можно, конечно, принять и за пилотов одиночных кораблей, но с очень большой степенью вероятности можно утверждать, что это экипаж и что у его членов нет еще лицензий, необходимых для одиночных полетов, — а значит, они либо слишком глупы, либо слишком еще для этого неопытны. Если мы хотели зацепить на эту ночь себе подруг…

— Тебе не следует так думать, — ответил Оуэн.

Я уловил быстрый взгляд Хомера на то место, где заканчивалось мое плечо, и мне стало стыдно. Мне не нужна была помощь моих товарищей по команде, чтобы они держали меня за руку, не давая упасть, но в том состоянии, я становился для них только обузой.

Прежде, чем я успел открыть рот, чтобы воспротестовать, Оуэн продолжил:

— Подумай хорошенько. Мы здесь имеем такой шанс, что нужно быть просто круглым идиотом, чтобы от него отказаться. Джил, ну-ка подними сигарету. Нет, не левой рукой…

Я был пьян, восхитительно пьян и ощущал себя бессмертным. Тощие марсиане, казалось, ожив, двигались в стенах, сами стены казались обзорными окнами, глядящими на тот Марс, каким он никогда не был. Впервые за весь этот вечер я поднял руку, провозглашая тост.

— За Оуэна, от Джила-Руки. Спасибо за все.

И переложил сигарету в свою воображаемую руку.

Я уже был не в состоянии удержать ее в своих воображаемых пальцах. Я держал ее, зажав самым постыдным образом в своем кулаке. Уголек ее не мог, разумеется, меня обжечь, но вое; равно, ощущение было такое, будто я держал раскаленный кусочек металла.

Я оперся о стол локтем своей воображаемой руки и, как показалось, мне стало несколько полегче — пусть это звучит и нелепо, но все-таки…

Я был совершенно уверен в том, что моя воображаемая рука исчезнет после того, как мне произведут трансплантацию. Но уже в самом скором времени после этого, я обнаружил, что в состоянии мысленно отмежеваться от своей новой здоровой руки и держать небольшие предметы в невидимой своей руке и даже испытывать тактильные ощущения.

Кличку Джил-Рука я заработал именно в тот вечер на Церере. Началось все с плывущей прямо по воздуху сигареты. Оуэн оказался и тут прав. Все, кто находился вместе с нами, повскакивали со своих мест, глядя на то, как однорукий мужчина то и дело делает затяжки от витающей в воздухе сигареты. Все, что мне оставалось еще сделать, — это отыскать своим периферийным зрением самую смазливую девчонку из тех, кто здесь околачивался, а затем попасться ей на глаза.

В тот вечер мы были в центре, самого грандиозного импровизированного представления, которое когда-либо давалось на Церере, хотя поначалу это совсем не входило в наши планы. Трижды я проделал свой фокус с сигаретой, так что в результате каждому из нас досталось по девчонке. Но у третьей девушки уже был кавалер, и он тоже что-то праздновал; он продал, кажется, какой-то патент одной из базировавшихся на Земле фирм. Деньгами он расшвыривался, как конфетти. Пришлось поставить его на место. Я же показывал фокусы, запуская свои воображаемые пальцы в закрытую коробку и отгадывая, что в ней внутри, и к тому времени, когда я заканчивал это представление, все столы были сдвинуты вместе, а в центре находились я, Хомер и Оуэн с тремя девчонками. Затем мы начали распевать старинные песни, к нам присоединился бармен, и неожиданно вся дальнейшая попойка уже пошла за счет заведения.

Стихийно организовался хоровод вокруг новоизбранного Первого Спикера правительства Белта. Полицейские в золотистой кожаной форме попытались было вытолкать нас, и Первый Спикер поначалу повел себя с нами крайне грубо, но вскоре и он присоединился к нашей компании.

Я не переставал демонстрировать чудеса телекинеза, выбирая в качестве объекта в основном сигареты…

В противоположном конце бара «Марс» сидела, упершись кулачком в подбородок, девушка в платье персикового цвета и изучающе поглядывала в мою сторону. Я поднялся и направился к ней.

Голова моя работала превосходно. Это первое, что я поспешил проверить, едва только проснулся. По-видимому, я не забыл принять таблетки против похмелья.

Колено мое обвивала чья-то нога. Ощущение было очень приятное, хотя от ее веса онемела моя собственная нога. Под самым моим носом в беспорядке были разметаны душистые густые черные волосы. Я не смел даже пошевелиться. Мне не хотелось, чтобы девушка поняла, что я не сплю.

Чертовски неприятное положение, когда просыпаешься в одной постели с девчонкой и не можешь вспомнить, как ее зовут.

Ну что ж, поживем — увидим. Персиковое платье аккуратно свисало с дверной ручки… Я вспомнил свои похождения прошлой ночью. Девушка из бара «Марс». Кукольное представление. Музыка. Я заговорил с нею было об Оуэне, но она увела разговор в сторону, ибо это стало наводить на нее тоску. Тогда…

О! Тэффи. Фамилию забыл.

— Доброе утро, — произнес я.

— Доброе, — ответила девушка. — Не вздумай только пошевелиться — слишком мы переплетены.

Даже на трезвую голову она была просто прекрасна в лучах утреннего солнца. Длинные черные волосы, карие глаза, незагорелая, кремового цвета кожа. Оставаться прелестной в столь ранний час было очень ловким фокусом, и я открыто высказался в этом духе, она заулыбалась.

Вся моя голень прямо-таки омертвела, и нормальная циркуляция крови в ней далеко не сразу восстановилась, дав знать о себе дергающимися толчками крови в артериях… Я мучительно морщился, пока кровь не успокоилась. Тэффи, пока мы одевались, продолжала болтать без умолку.

— Это третья твоя рука какая-то странная. Я помню, как ты держал меня в своих двух крепких руках и еще одновременно с этим щекотал мне затылок пальцами третьей. Оч-чень приятненько. И скольких же ты девушек привораживал этим фокусом с сигаретой?

— Среди них не было ни одной такой же красивой, как ты.

— И скольким девушкам ты говорил точно такие же слова?

— Не помню. Фокус всегда срабатывал безотказно. Может быть, на этот раз это настоящее.

Мы оба одновременно улыбнулись.

Минутой позже я заметил, что она, нахмурясь, задумчиво разглядывает мой затылок.

— Что-то не так?

— Я просто размышляю. Ты действительно весь прошлый вечер кутил напропалую. Надеюсь, обычно ты столько не пьешь?

— Почему это тебя так беспокоит? Моя персона? Она зарделась слегка, затем потупилась.

— Мне следовало раньше сказать тебе об этом. Мне даже почему-то кажется, что я это сделал вчера вечером. У меня была поминальная тризна. Когда умирает хороший друг, обязательно надо нализаться вдрызг.

Тэффи облегченно вздохнула.

— Я совсем не имела в виду…

— Что-то личное? А почему бы и нет. Ты имеешь на это право. Что ни говори, но должен признаться, мне нравятся… — «Девушки заботливые, материнского типа», подумал я, но не посмел сказать ей этого. — …люди, которые обо мне беспокоятся.

Тэффи прикоснулась к своим волосам какой-то особой расческой. Несколько взмахов руки, — и ее прическа была уже в полном порядке. Эффект статического электричества?

— Это была хорошая тризна, — сказал я. — Оуэн остался бы доволен. Это все — больше я уже не буду его оплакивать. Одна тризна и… — я развел руками. — …баста.

— Не такой уж плохой ритуал, — задумчиво произнесла Тэффи. — Сильный, но кратковременный раздражитель — вот что я имею в виду. Я хочу сказать, что если бы ты все время убивался…

— Давай больше не будем об этом!

Не знаю, почему это я так вдруг рассердился. Изможденный, как призрак, и глупо ухмыляющийся труп Оуэна в кресле вдруг предстал, как реальный, перед моим мысленным взором. А я так гнал от себя эту картину вот уже столько часов кряду!

— Иногда падают в обморок при одном только виде, как кто-то бросается вниз голов, ой с моста, — прорычал я. А тут медленное угасание в течение целого месяца, когда ток выжигает мозг…

Вид у Тэффи был явно обиженный, она была сбита с толку.

— Но ведь твой друг сделал это, верно? А ведь судя по тому, как ты о нем отзывался, он не был слабаком.