И над холмом парят хоругви Россов,

Хоругвеносцев реют знамена.

Священный Холм. Священная Россия,

Простор Небес — бездонный Божий глаз,

И на Кресте распнувшийся Мессия -

Наш Русский Бог, умученный за нас.

Земля из Пскова, Выбут и Изборска -

Здесь соберёт все земли и моря,

Солёная земля Североморска,

И Сталинграда чёрная земля.

Какая ширь! Бездонно неба око!

Кругом полей и леса окоём!

О, Господи, как дышится глубоко,

Как облака вдали горят огнём!

Здесь соберёмся, уврачуем раны,

Здесь зашумит народная молва,

И Александр Андреевич Проханов

Нас соберёт у этого холма.

Здесь Русский Дух, здесь воздух Русью пахнет,

Здесь холм Священный Русский Крест несёт

Отсюда мы, как из ракетной шахты,

Уйдём в наш фантастический полёт.

Здесь холм стоит. Здесь Север, здесь Голгофа,

Здесь слышен гулкий звон колоколов,

Отсель мы вновь пробьём окно в Европу

Во исполненье вещих русских снов.

Здесь Мира Центр и здесь предел Вселенной,

Здесь Третий Рим — Второй Ерусалим,

Здесь Крест венчает Русский холм Священный,

И в небесах парит орёл над ним.

Здесь создадим Преданье Земляное,

Пусть холм стоит как новый Пуп Земли, -

Над горизонтом пламя заревое,

И Святослава всадники вдали.

Священный холм. Священная Россия,

И Небеса — бездонный Божий глаз,

И на Кресте распнувшийся Мессия, -

Наш Русский Бог, умученный за нас.

Всю соль Земли горстями мы собрали,

Мы жертвоприношенье принесли,

Чтоб воины безсмертные восстали,

Которые тут в землю полегли.

Мы встали здесь, под стенами Изборска,

Чтобы собрать знамёна и полки,

Чтоб, в горизонты вглядываясь зорко,

Врагов увидеть нам из-под руки.

Что ж, пусть идут. На этой Вольной Воле

Полки их встретим, встав к плечу плечом,

И у холма в Изборском Чистом Поле

Изрубим их сверкающим мечом.

Здесь вся земля. Здесь Новгород и Полоцк,

Здесь Киев — Матерь Русских городов,

Здесь Северский Донец и Ламский Волок,

Здесь каждый стяг за Русь стоять готов.

Здесь приношенье. Землеприношенье —

Здесь дух земли ветра не замели

Здесь каждый камень дышит Откровеньем

Священной нашей матушки земли.

Вы в этот холм свою вложите душу,

Пусть Русский Дух пылает вечно в нём,

И ворог, как ни тщится, не разрушит

Сей дух, крещённый кровью и огнём.

Священный холм. Священная Россия.

И из Небес гремящий Божий глас:

"Се Сыне Мой — Возлюбленный Мессия,

Иисус Христос, умученный за вас".

Октябрь 2008 г. Псковская область

Сергей Кургинян МЕДВЕДЕВ И РАЗВИТИЕ — 29 Продолжение. Начало — в NN12-33, 35-40

МНЕ ЗВОНЯТ МОИ ДРУЗЬЯ, возмущенные передачей "Судите сами" на Первом канале 2 октября 2008 года. Передача была посвящена трагическим событиям 1993 года — октябрьскому расстрелу Дома Советов и другим "шалостям" раннего ельцинизма. Например, знаменитому апрельскому референдуму "Да-да-нет-да". Тому самому референдуму, на котором впервые были применены запрещенные технологии взлома психики. Нейролингвистическое программирование (НЛП), прочие наработки, созданные военными психологами для подавления психики чужого населения в условиях ведения военных действий на его территории. Тут же этими средствами вели войну со своим населением. Или — уже чужим?

На все возмущения моих друзей я отвечаю: "Идет политическая война".

Друзья говорят: "Мы же видим, что твое высказывание искромсано! Мы достаточно профессиональны, чтобы и более тонкие склейки улавливать. А тут — грубейшие склейки. Таких склеек не было со времен НТВ Гусинского!"

Я отвечаю: "Идет политическая война".

Друзья говорят: "Ты не можешь не понимать, что Первый канал сознательно играет на стороне монстров либерализма, валяющихся на свалке истории. А когда ты им оппонируешь, то кромсают не скальпелем — штык-ножом".

А я опять отвечаю: "Идет политическая война".

Друзья заводятся: "А как же эти, эти и эти (называются имена телевизионных работников)… Они на чьей стороне воюют? Они патриоты? Конъюнктурщики? Засланные казачки?"

Я: "Это совершенно нормальные люди. У них есть и позиция, и свой взгляд на происходящее. Дело не в них, а в Системе. Система входит в режим автоколебаний. А люди… Они же не только люди, но и функционеры этой Системы".

Друзья начинают называть еще более высокие имена.

Я: "И это нормальные люди. И у них есть позиция. Но если телевизионщики — функционеры Системы, то эти люди — высокие функционеры Системы. Надо смотреть правде в глаза — старая Система не выдерживает новых нагрузок. Она взяла на себя совершенно не свою роль. У нее парадигмальный кризис, понимаете? Не кризис функционирования, не кризис системной архитектуры, а кризис оснований. Это страшная штука".

Тогда друзья называют совсем высокие имена.

Я отвечаю: "А это — высочайшие функционеры Системы. Той самой Системы, которая не выдерживает нагрузок, путается в кодах, логистике. Вы мне имена называете?.. Имена вторичны. Любой функционер — заложник автоколебаний не справляющейся Системы".

Друзья отпускают ядовитые реплики. А когда телефоны умолкают, я остаюсь наедине со своими мыслями и понимаю, что для друзей события 1993 года не имеют метафизического смысла, а для меня имеют.

Я благодарен Путину за то, что он назвал распад СССР геополитической катастрофой. И абсолютно убежден, что он сделал это от сердца, а не по конъюнктурным соображениям. Но для меня-то распад СССР — это метафизическая катастрофа. И я эту оценку считаю научной, а не базирующейся на симпатиях и ценностях. А из различия оценок качества катастрофы вытекает очень многое.

Главное — представление о необходимых действиях в посткатастрофический период. Травма пространства и травма смысла лечатся по-разному. Конечно, пространство связано со смыслом, а смысл с пространством, но это всё-таки не одно и то же.

В период с 1987 по 1991 год (всего-то четыре года) Верх обменяли на Низ, идеал — на совокупность определенных… скажите, как вам нравится… Соблазнов? Возможностей? Ну, пусть возможностей. В число возможностей, которые обменяли на идеал, входили прежде всего возможности материальные. Еда — отсутствие дефицита (полные прилавки вместо пустых), другой ассортимент продуктов (не для всех, но для многих), а также возможность не стоять в очередях, что отнюдь не мелочь. Следом за едой речь шла обо всей корзине потребительских товаров, о новых возможностях решать жилищную проблему (уже для немногих) и, наконец, о развлечениях (отсутствие идеологической цензуры, нравственных ограничений, возможность отдыха за рубежом).

То, что я назвал, — это материальные возможности. Но я согласен приплюсовать к ним другие, более высокие. За рубежом можно, например, не только отдыхать, грея телеса на пляже, но и любоваться Римом, Парижем, проводить часы и дни в Лувре или в галерее Уффици.

Но это — все равно возможности. Герой О»Генри едко заметил: "Песок — плохая замена овсу". Является ли для кого-то идеал "песком", а все эти совокупные жизненные возможности "овсом", или наоборот — неважно. Важно, что обмен идеала на возможности — это игра на понижение, движение сверху вниз, скольжение, контринициация. А значит — падение в буквальном смысле слова. Оно же — метафизическая катастрофа.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: