Андрей не поднял головы, когда кто-то тихо вошел во двор, не поднял головы, когда слышал чьи-то невесомые шаги, не поднял головы, когда увидел рядом синие туфельки, не поднял головы, когда по венам пробежал аромат яблок, отправляя в небытие все знания медицины о составе крови, потому что кровь Андрея состояла из яблок, которые вытесняли боль.
— Как ты, Лиза?
— Тепло.
Андрей смотрит какое-то время, смотрит внимательно, как никогда внимательно. Он видит, что короткие волосы Лизы подстрижены еще короче, сейчас они немного завиваются на концах, отчего она еще больше походит на маленькую девочку, он видит, что исчезли щечки, зато под глазами пролегли тени, которые оттеняют карие прожилки, где серый цвет превращается в ярко синий, он внимательно рассматривает маленький носик и пухлые розовые губки. Он пробегает глазами по одежде маленькой, никаких струящихся полупрозрачных тканей, никакого выглядывающего кружева. Узенькие брючки и белая блузочка, строгая, почти пуританская, маленькая сумочка перекинута через левое плечо и фенечки на руке.
Школьница…
Он протягивает руку, не веря себе, молча… Проводит рукой по руке, притягивает к себе на колени почти невесомую девушку и прячет лицо в шее, уткнувшись в тоненькую ключицу.
— Что ты здесь делаешь, маленькая?
Не говори… помолчи… в жопу твой Гонког… хочу, чтобы моя… пусть две минуты… моя… потом можно по кругу… боль….
— Я поступила.
— Ты писала…
— Ты не ответил.
— Я поздравляю тебя лично, Лиза, — подмигивая, через напалм, через пустошь, через духоту.
Хочу, чтобы моя…… моя…… хочу… потом можно боль… по кругу… до бесконечности……
— Я поступила в /…./
— Что?
Не надо… маленькая… и без того больно… зачем ты разрываешь живьем, надеждой…
— Я поступила в /…./
— Где ты будешь жить? — видимо не осознавая.
— Папа снял квартиру или тут, у бабушки, или…
— Тут… сто пятьдесят километров до института — это много.
— Сто пятьдесят километров до института — это меньше, чем семь с половиной тысяч километров до тебя.
Медленно осознание приходит к Андрею, слишком медленно, слишком глубоко осела боль, угнездилась рвотой вперемешку с грязью. Надавливаясь всей своей опустошающей, выжимающей силой, придавливая к стулу, приковывая руки Андрея к телу маленькой, когда пальцы пробегают по позвоночнику, по рёбрышкам, и он, кажется, может пересчитать их все… Медленно.
Медленно он поднимает Лизу на руки, отмечая, что она не весит практически ничего.
Маленькая… куда же ты еще больше похудела… маленькая…… с маленькими девочками всегда проблемы…
— Ты хочешь есть?
— Нет.
— Тогда пойдем спать… Я устал. Ты устала, — глядя на мотающую голову, — нет, Лиза ты устала, у тебя глазки красные, пошли спать.
Укладывая её спать в своей футболке, прижимая к себе сильно, засыпая практически сразу, под какой-то невнятный шепот, под запах яблок, под пальцы в его волосах.
Просыпаясь несколько раз, не веря, не отпуская ни на миг, не выпуская из рук, пока не видит сквозь сон мать, которая, постояв немного на пороге, тихо закрывает дверь, что-то говоря отцу.
У меня выходной… не отпущу… не уйду… моя… моя… МОЯ!
Пока не просыпается окончательно от плача и трясущихся плечиков рядом. Просыпается мгновенно, наконец, осознав, приняв, поняв «сто пятьдесят километров до института — это меньше, чем семь с половиной тысяч километров до тебя».
Моя… теперь не отпущу… никогда… никуда……
Плачет… почему? Маленькая…… с маленькими девочками всегда проблема… маленькая… маленькая… маленькая……
— Лиза, что случилось? У?
— Ничего…
— Лиза… Просто скажи, я не видел тебя год… скажи мне, — гладя испуганную спинку, как когда-то, в другой жизни, когда он не знал вкус боли от потери яблок, когда он мог только догадываться.
— Я не должна была приезжать, — шепотом.
А вот это больно, блять… это реально больно!
— Я должна была уехать в Гонконг.
Да что же это такое! А? Ну невозможно уже… невозможно… маленькая… ну хочешь, сними с меня кожу живьем, мне НЕ будет ТАК больно…….
— Я должна была думать.
Убей меня просто. Не думая… Все равно я дышать уже не смогу.
Откидываясь на подушку…
Все, Как Хочешь Ты… ты помнишь?
— Лиза, я уверен, все можно переиграть… У тебя отличные результаты… все еще возможно…
А я тут просто сдохну без кожи, воздуха, захлебнувшись в желчи…
— Не думаю…
— Через год?
— Через год возможно, — вдруг захлебываясь слезами, бросаясь на грудь Андрея, задыхаясь, душа себя в истерике, душа Андрея… — я не хочу через год, я не хочу сейчас, я хочу тут, с тобой… мне надо было думать… я просто хочу тут, с тобой, прости, я уйду, я сейчас уйду…
Да это ЕРАЛАШ какой-то! Я БЛЯТЬ ничего НЕ понимаю! Черт. Хочу с тобой. Не надо! Надо!
— Давай подробней. Потом я тебя отвезу. Говори.
Всхлип.
— Говори, Лиза.
— Я поступила в /…/ на архитектуру, я хотела тут, с тобой.
— Лиза, откровенно говоря, я сейчас ни хрена не понимаю, но давай я скажу. Я хочу с тобой. Я хочу тебя. С архитектурой. Без архитектуры. Я. Хочу. Тебя.
Синие глаза в окружении темных ресниц, которые сейчас отбрасывают тени, делая круги под глазами еще больше, смотрят, кажется, удивленно.
— Тогда почему ты…?
— Почему я Что?
— Почему ты не стал?
— Не стал Что, Лиза?
— Ты не стал заниматься со мной… любовью. У тебя кто-то есть? Ты не хочешь? Я все понимаю… год — это долго…
Охренеть! Черт! Максималистка… моя маленькая девочка…
— Лиза… я хочу тебя. Я хотел тебя всю ночь… Я хочу тебя сейчас… ты можешь посмотреть сама, — подмигивая, с удовольствием отмечая любимые розовые пятнышки, которые поднимаются к лицу. — Я хочу тебя. И у меня никого нет… Кто может у меня быть… маленькая… я ТЕБЯ хочу, — уже обнимая, укачивая, целуя затылок, — глупая, маленькая девочка, ты устала, я устал… Подожди меня… я сейчас.
Андрей вышел на кухню, быстро нацепив легкие брюки, увидев только подол матери, который мелькнул в дверях в спешке.
Берет то, за чем пришел, поднимается на второй этаж, в свою комнату, где правит всем веснушка, нашедшая своё пристанище между грудок с горошинками сосков, где встречается со счастливыми синими глазами, которые смотрят на Андрея и улыбаются, отправляя по телу сонмы счастливых мурашек.
— Лиза, у меня к тебе два вопроса и одно предупреждение.
— Что?
— Давай по порядку. Первое. Где моя веснушка, что ты с ней сделала, у? Уверен, я буду по ней скучать, — заглядывая под футболку, — где твои веснушки Лиза? Это возмутительно, — целуя место, где год назад была веснушка — вкусно.
— Второе. У тебя есть какие-нибудь потребности, прямо сейчас? Есть? Пить? Туалет? Позвонить? Ну… вот я принес тебе завтрак, думаю, поесть все же надо, Лиза. Ешь.
Что же ты так похудела… маленькая…
— И,наконец, предупреждение. Это важно на самом деле, — нагибаясь, придавливая, настаивая, снимая футболку, кутая пальцы в волосах, сдергивая кружево трусиков рывком, прижимая к себе, потираясь, отправляя своё сознание в небытие, сворачивая в районе паха необходимостью, потребностью, с которой он не в силах совладать, говоря в губы, — сейчас я намерен удовлетворить свою потребность, основную потребность, Лиза. Более того, я абсолютно уверен, что одного раза мне будет мало. Мне будет мало одного раз в течение дня, на протяжении всей жизни, и я намерен удовлетворять эту свою потребность сейчас, потом, каждый день, каждый хренов божий день, Лиза, — накрывая губы в безжалостном поцелуе, притягивая, разводя ноги в стороны, врезаясь, даже не пытаясь быть аккуратным, потому что нет на это сил….. ловя губами крик, потом отпуская его, и наплевать, что день, и наплевать на открытое окно, наплевать на все…
— Я люблю тебя.
— Я люблю тебя.
Люблю
Толчок.
Люблю
Вдох.
Люблю
Выдох.
Люблю
Толчок.