Должно быть, имя незнакомца звучало как-нибудь особенно, потому что, услыхав его, Мовпен вторично чуть не свалился с дерева. Затем он, не говоря ни слова, скользнул с дерева, перебежал через двор, поспешно взобрался по веревочной лестнице в комнату Перины, пробежал мимо пораженной гризетки и сломя голову кинулся вниз по лестнице.

В Лувр он вошел как раз в тот момент, когда король пригласил мать подойти к открытому окну.

Екатерина высунулась и при свете луны увидела, что по берегу Сены, по направлению к Лувру, тянулась какая — то темная змея, вспыхивавшая порою металлическими блестками и издававшая глухой, размеренный шум. Это был целый полк, медленно двигавшийся по молчаливому Парижу.

— Что это? — спросила королева-мать.

— Это восемь тысяч швейцарцев, которые подкрепят мой гарнизон, — ответил король. — При их помощи я сумею держать парижан в повиновении!

— Но в таком случае у вашего величества имеется лишнее основание немедленно захватить Гизов!

— О, у нас имеется достаточно времени для этого!

В этот момент дверь распахнулась, вошел Мовпен и произнес:

— Государь, если вы дадите мне герцога Крильона с несколькими десятками гвардейцев, то все эти швейцарцы вовсе не понадобятся. Я могу указать место, где в данное время находятся герцог Гиз, герцогиня Монпансье и шестнадцать вождей лиги, злоумышляющие на жизнь и корону вашего величества!

Мовпен думал, что король сейчас же начнет расспрашивать его. Но Генрих III отнесся к сообщению своего шута совершенно безучастно и сказал:

— Готов держать пари, что Мовпен хочет посоветовать мне то же самое, что и вы, государыня! — Он подошел к окну и сказал: — Посмотри-ка, Мовпен, какие прелестные войска!

— О, да, государь, швейцарцы имеют отличный вид, это правда, но… но все-таки не следовало бы пренебрегать угрозами горожан взять штурмом Лувр и низложить ваше величество!

— А, так они замышляют это? — равнодушно ответил Генрих. — Ну так, значит, они — сумасшедшие или просто еще не видели моих швейцарцев! — и король снова стал любоваться солдатами, которые теперь повзводно входили в Луврские ворота. Крильон потерял терпение.

— Так что же прикажете, ваше величество? — спросил он, подходя к королю.

— Ничего, — — ответил Генрих.

— Как ничего, государь? — воскликнул герцог.

— Милый мой Крильон, в данный момент у меня имеются более серьезные занятия, чем забота о каких-то глупых заговорщиках. Прежде всего надо разместить на постой швейцарцев…

— Этим займется мсье д'Эпернон, государь!

— О, да, — с радостью отозвался д'Эпернон, чрезвычайно боявшийся, как бы ему, в силу его нового звания полкового командира швейцарцев, не было поручено арестовать герцога Гиза.

— А затем, — продолжал Генрих, — не следует забывать, что завтра — день похорон моего брата!

— Но это ровно ничему не помешает, государь, — заметила Екатерина.

— Ах, господи, ваше величество! — с нетерпением возразил король. — Кто может поручиться, что эти горожане не окажут сопротивления? А ведь если ночью начнется бой…

— Ну, так солдаты покажут горожанам, что значит бунтовать!

— Да, но нельзя будет завтра похоронить брата!

— Государь, прежде всего надо заботиться о короне, а потом…

— Государыня, у меня имеются швейцарцы!

— Но чего же колебаться в таком случае?

— Если бой начнется ночью, завтра нельзя будет устроить похороны…

— Так их отложат!

— Это невозможно: я уже назначил начало печальной церемонии на девять часов утра. Мы с отцом Василием сегодня все решили, кающиеся готовы, монахи тоже. Поэтому оставим горожан мирно составлять свой заговор и отложим политические заботы на послезавтра.

Крильон и Мовпен скорбно переглянулись. Королева — мать, не говоря ни слова, повернулась и вышла из комнаты, сделав Крильону какой-то знак. Тогда герцог подошел к Генриху и сказал:

— Значит, у вашего величества нет для меня приказаний на сегодня?

— Нет никаких, добрый мой Крильон!

— Тем лучше, государь, потому что я устал и отправляюсь спать.

— Покойной ночи, друг мой Крильон! Герцог ушел. Тогда к королю подошел Мовпен и сказал:

— Покойной ночи, государь.

— Как? И ты тоже хочешь спать?

— У меня любовное свидание, государь!

— Ну, так надо идти… Но будь осторожен, друг мой Мовпен! Вспомни, что случилось со мною в Шато-Тьерри!

— О, ведь я не король! Покойной ночи, государь!

— Покойной ночи, милочка! Мовпен ушел.

Тогда король обратился к д'Эпернону и сказал ему: — Удивительно, как все они — и королева, и Крильон, и

Мовпен — в один голос хотят, чтобы я арестовал герцога Гиза! — Но, может быть, они не совсем неправы, государь? — осторожно заметил тот.

— Нет, они неправы. Когда располагаешь восемью тысячами швейцарцев, не к чему арестовывать герцога Гиза. Его просто надо вытурить из Парижа, только и всего. Кроме того, я раздумал судить герцогиню; я просто попрошу ее выехать в Нанси, только и всего.

— А если она откажется, государь?

— Ну, так у меня имеются мои швейцарцы! Пойдем-ка, посмотрим на них во дворе!

В это время королева-мать увлекла в соседней комнате Крильона в амбразуру окна и сказал ему:

— Герцог! На моего сына опять нашел приступ слабости, когда надо рискнуть навлечь на себя его гнев ради пользы монархии. Надо отважиться на крупную игру…

— Я очень люблю крупную игру, — заметил Крильон.

— Надо сделать то, чего не хочет государь…

— Вашему величеству угодно…

— Мне угодно, чтобы вы последовали за мсье Дюзесом, — она показала рукой на Мовпена, — и арестовали всех заговорщиков!

— Ну что же, это очень просто! — ответил Крильон. — Вы покажете мне дорогу, мсье Мовпен?

— Да я только за этим и пришел, — ответил шут короля и тут же подумал про себя: «На кой черт быть королем Франции, если тебя не слушают?»

Мовпен довел Крильона с тридцатью гвардейцами до начала улицы Львы Святого Павла и здесь остановился.

— Ну-с, где это? — спросил Крильон. — Которую дверь надо высадить?

— Никакую, — ответил Мовпен. — Прежде всего обратите внимание на то, что я вам скажу. Из дома ведь имеются два выхода, так что стоит нам начать ломиться в один, как все птички упорхнут через другой. Значит, первым делом надо разделить наш отряд на две части и занять оба выхода. Затем нет никакой нужды ломать дверь, раз ее можно открыть. Я опять заберусь туда и без шума впущу вас. Кроме того, в доме сира де

Рошибона находится мой приятель, и если мы поднимем шум, то горожане могут обнаружить его присутствие и расправиться с ним по — свойски. А этого человека следовало бы поберечь!

— Да? Кто же это такой?

Мовпен наклонился к уху Крильона и шепнул ему что — то. Крильон вздрогнул, подавил радостное восклицание и сказал:

— Ну, значит, наше дело выиграно! Он один стоит целой армии!

— Теперь подождите меня! — сказал Мовпен и пустился вверх по лестнице дома, где жила Перина.

Гризетка сидела на кровати и лила горькие слезы по поводу неожиданного исчезновения милого дружка. Увидев его, она вскочила с возгласом радости и сказала, обвивая его шею руками:

— Ну, теперь уж ты не уйдешь, нет!

— А вот посмотрим! — ответил Мовпен, проворно высвободился из ее объятий и выскочил на крышу.

Перед тем как спуститься во двор, он прилег на край крыши и заглянул в окна надворного флигеля. Двор по — прежнему был пустынен, в окнах надворного флигеля по-прежнему виднелся свет, и по-прежнему герцогиня Монпансье вела заседание. Только герцога Гиза уже не было видно.

— Черт возьми! — пробормотал шут. — Уж не ушел ли он? А я-то представлял себе, как уютно и спокойно будет герцогу Гизу в Венсенской крепости!

Затем Мовпен скользнул по веревке вниз во двор и подкрался к дереву, на ветке которого остался его «приятель». Однако последнего уже не было здесь. Напрасно Мовпен озирался по всем сторонам — нигде не было видно характерного силуэта незнакомца. Но искать его ему было некогда, так как из дома донесся голос герцогини, произнесший: