— Ну, если допустить, — проговорил он, — что я — в мире ином, то вино здесь хорошее, ей-ей!

И он налил себе еще. Пока он пил, он увидел стоящий радом в бутылкой серебряный колокольчик и рядом с ним палочку из черного дерева.

— Черт возьми! — сказал он. — Вот я и посмотрю, кто явится на звонок: лакей или черт!

И он постучал по колокольчику. Появился лакей.

— К вашим услугам, монсеньор!

Мак воскликнул:

— Объясни-ка мне, приятель, за что меня вчера повесили?

— Монсеньор ошибается. Вчера повесили только одного человека.

— И его зовут?..

— Капитан Мак.

— Но, балда, это же я.

Лакей тонко улыбнулся.

— Монсеньору шутить угодно, — ответил он, — монсеньеру же самому хорошо известно, что он…

— Так кто же я, трижды ты дурень?

— Мой господин, — ответил, низко кланяясь, лакей.

— Ах, вот как? Я — твой хозяин?

— Да.

— Ну, значит, у меня есть имя. Посмотрим, знаешь ли ты его?

— Монсеньора зовут дон Руис и Мендоза и Пальмар и Альварес и Лука и Цамора и Вальдетенос и Ламберинос и…

— Уф! — расхохотавшись, прервал его Мак. — Вполне простительно человеку забыть свое собственное имя, если оно такой длины!

И он налил себе третий стакан хереса, как будто он сам произнес это имя и теперь должен был промочить себе горло.

Проглотив третий стакан, Мак прошептал:

— Ну, все это прекрасно. Но я недалеко продвинулся. Как я здесь очутился? И где я? Вот что я хотел бы знать.

Лакей ответил, по-прежнему пребывая в глубоком поклоне:

— Монсеньор находится в особняке, который он приказал купить в Париже.

— Ах вот как?! Я приказал купить особняк?

— Да.

— Вот этот?

— Вы у себя, монсеньор.

— Хорошо! — произнес Мак. — Мне кажется, я недурно устроился, если все соответствует этой комнате.

— Все, монсеньор!

— И на какой же улице расположен мой особняк? — продолжал свои расспросы капитан, которому доставляло удовольствие слышать ответы лакея, хотя он не верил ни единому его слову.

— На улице Турнель, монсеньор, то есть в лучшем квартале Парижа, там, где живут придворные.

— Вот дьявол! — воскликнул капитан и, перестав улыбаться, нахмурил брови. — Ну, хватит, пошутили; по крайней мере, меня достаточно мистифицировали. Предупреждаю, что если ты мне не дашь удовлетворительных объяснений, то я тебе просто всыплю шпагой плашмя по тому месту, откуда ноги растут.

И Мак поднес руку к тому месту, где обычно висела на поясе шпага. Но шпаги не было. Посмотрев в зеркало, он увидел, что его костюм исчез и он облачен в шелковый халат, какой обычно носили дома по утрам богатые господа.

Лакея угроза капитана, по всей видимости, ничуть не испугала. Он неподвижно, бессмысленно глядя прямо перед собой, как идол, стоял перед Маком.

В гневе тот топнул ногой.

— Гром и молния! — закричал он. — Кто же мне разъяснит все эти тайны?

— Монсеньор, — ответил слуга, — господин, которого вы ждете, — здесь, в прихожей.

— Я никого не жду, — возразил Мак.

— И все же, выезжая из Мадрида, монсеньор, вы послали ему письмо.

— Ну вот еще новость! — прошептал Мак. — Теперь еще оказывается, я из Мадрида приехал.

По ошалелому выражению на лице лакея Мак увидел, что тот абсолютно уверен в своих словах.

Тогда Мак спросил:

— Как зовут этого сеньора?

— Дон Хиль Торес де Сара.

— Ну что ж! Введи его и убирайся.

И про себя Мак добавил:

— Очевидно, лакей и в самом деле принимает меня за дона Руиса Мендоза и все эти «и» в придачу. Посмотрим, убежден ли в этом дон Хиль Торес.

Лакей уже ушел. Прошло несколько минут. Мак еще раз приложился к бутылке хереса.

Потом в глубине комнаты приподнялась портьера, и появился дон Хиль.

Маку приходилось за свою жизнь встречать многих людей, разного вида и звания, от знаменитых дворян из старинных родов до гарнизонных солдат. Но при виде дона Хиля де Тореса он невольно вздрогнул. Это был человек, с ног до головы одетый в черное; он был бледен, как мраморная статуя, а подбородок его утопал в жестких, как картон, брыжжах; губы у него были узкие, в глазах горело мрачное пламя, скулы сильно выдавались, а лоб украшала преждевременная лысина.

Весь облик этого человека отражал страстную натуру, прикрытую снаружи ледяной маской. Маку показалось, что перед ним появилось само воплощение инквизиции.

Дон Хиль сделал шага три вперед и поклонился с чисто кастильской гордостью.

— Приветствую дона Руиса и Мендоза, — произнес он.

— Прекрасно, и он туда же! — сказал Мак.

И тихонько добавил:

— Единственный способ все узнать — это ничего не спрашивать. Посмотрим, что он скажет.

И громко произнес, поклонившись ему в ответ:

— Добро пожаловать, дон Хиль!

— Монсеньор, — заговорил зловещий испанец, — мы очень беспокоились за вашу судьбу.

— Да, — прошептал Мак, имея в виду Шатле и виселицу, — я думаю, что я еще удачно выкрутился.

— Мы думали, что вы в Пиренеях упали в пропасть! — продолжал дон Хиль.

— Да, действительно, ужасное падение!

— Мы даже сочли, что вы умерли! Вы понимаете, в какой ужас нас это повергло!

— Правда?

Мак сохранял на лице бесстрастное выражение; теперь он более уверенно ждал откровений дона Хиля Тореса.

А тот продолжал:

— К счастью, вот вы, и все в порядке.

— Ага!

— Все идет прекрасно. Мы готовы.

— Хорошо! — подумал Мак. — Кажется, он не один меня ждал. Послушаем дальше.

— Все сделано по вашему письму, — продолжал доя Хиль. — Никто не видел, как я вошел. Я постараюсь, чтоб никто не увидел, как я выйду. Я бегу к Месье, брату короля. Вы же знаете, что он с нами.

— Тем лучше! — сказал Мак, начавший окончательно терять голову.

— Я назначил свидание на сегодняшний вечер… Мы все будем там…

— Все? — переспросил Мак и прикусил язык, чтобы не спросить, такой ли зловещий вид у всех остальных, как у его собеседника.

— Прощайте, — произнес тот, — до вечера.

Он так же деревянно поклонился, попятился к двери, приподнял штору и исчез, приложив палец к губам.

Мак упал на стул и обхватил голову руками.

— Хоть бы Сидуан пришел! — подумал он. — Может быть, он знает ключ ко всем тайнам? Оля! Сидуан!

И он позвонил в колокольчик. Но появился тот же лакей с дурацким видом а не Сидуан.

— Монсеньор, — сказал он, — дон Гарсия Диего ожидает приема.

— Еще один! — воскликнул Мак.

— Вы написали ему, монсеньор, что будете ждать его сегодня утром.

На этот раз Мак ущипнул себя, чтобы убедиться, что он не спит. Он не спал и постарался раскрыть пошире глаза, чтобы как следует разглядеть дона Гарсия Диего.

Дон Гарсия, вошедший так же медленно, как дон Хиль, и поклонившийся так же деревянно, так же носил черный костюм, накрахмаленные брыжжи и был очень бледен.

— Монсеньор, — сказал он, — мы готовы.

— Хорошо, — ответил Мак, — мне уже об этом сказали.

— Свидание назначено на сегодня.

— Прекрасно.

— В Томб-Иссуар.

«Я не знаю, где это», — подумал Мак, но ограничился тем, что кивнул.

— Испания рассчитывает на вас, — закончил дон Гарсия.

На этот раз Мак не на шутку разгневался и уже хотел, топнув ногой, крикнуть, что он плевать хотел на Испанию, но так и остался сидеть, открыв рот и не произнеся ни слова.

Позади дона Гарсия на пороге появился человек. Человек этот смотрел на Мака, приложив палец к губам. Мак узнал его.

Это был дон Фелипе, тот самый дон Фелипе, который хотел его повесить.

— В час добрый! — прошептал Мак. — Вот наконец-то знакомое лицо, и я хоть знаю, с кем говорю.

Увидев дона Фелипе, дон Гарсия поклонился до земли и удалился со скромностью подчиненного.

Дон Фелипе остался с Маком один на один.

— Тысячу чертей! — воскликнул Мак. — Наконец-то я вижу человека, который меня будет называть моим собственным именем!