В Лувр попасть было проще, чем к кардиналу. У короля были мушкетеры, а у кардинала — гвардейцы.
Один из них преградил Маку путь бердышом и сказал:
— Прохода нет!
— Приятель, — ответил Мак, — таким людям, как я, везде есть проход.
Гвардеец немного испугался: он принял Мака за какое-то важное лицо и поднял бердыш.
Мак прошел.
Но пройти через сторожку было мало. Стража была везде: у всех дверей, в коридорах, в галереях.
— Да их тут видимо-невидимо, — пробормотал Мак.
— Прохода нет! — сказал ему гвардеец у первой двери.
— Приказ короля! — сказал Мак первое, что пришло ему в голову, и прошел и на этот раз.
Но у четвертой двери стоял старый солдат, и тот заявил:
— Если при вас приказ короля, покажите его.
Мак наклонился и прошептал ему на ухо:
— Вы знаете дона Фелипе д'Абадиоса?
Старый солдат вздрогнул.
— А донью Манчу? — добавил Мак.
Старый солдат даже поперхнулся.
— Так вот, предлагаю вам пропустить меня, — несколько покровительственно произнес Мак.
И старый солдат отступил от дверей.
После него Мак столкнулся с каким-то молодым гвардейцем, потом еще с одним, и еще с одним. Через все двери он прошел. Но в приемной перед кабинетом кардинала события развернулись иначе.
К Маку подошел офицер и, окинув его оценивающим взглядом, спросил:
— Кто вы такой?
— Мое имя в данном случае не играет никакой роли, — ответил Мак.
— Прошу прощения, но господин кардинал принимает только по письменному приглашению.
— Мне необходимо его увидеть.
— Это невозможно.
— Я не знаю такого слова.
— Так я заставлю вас его узнать.
Упорство Мака натолкнулось на не меньшее упорство.
— Сударь, — сказал он офицеру, — не будет ли вам угодно все же выслушать меня минуту?
— Говорите.
— Если вы пропустите меня к господину кардиналу, весьма возможно, что из кабинета я выйду уже арестованным, и меня препроводят прямо на Гревскую площадь, где и повесят; в этом случае окажется, что вы верно служили своему хозяину. Но возможно и то, что я выйду оттуда, уже будучи в большой милости, и, если события развернутся именно так, я обещаю вам мое покровительство.
Решимость и умение держаться принесли Маку успех. Офицер в точности передал его слова кардиналу.
Кардинал был не тем человеком, который велел бы выставить вон молодца, осмелившегося держать такие речи.
— Пусть войдет, — приказал он.
И Мака ввели в кабинет.
Ришелье сидел за письменным столом, а напротив него сидел тот наводивший на всех ужас капуцин, который вошел в историю под именем отца Жозефа или Серого Святейшества.
Любой другой на месте Мака растерялся бы и оробел под ледяным и холодным взглядом кардинала. Но Мак страха не ведал.
— Кто вы? — холодно спросил Ришелье.
— Монсеньор, — ответил Мак, — я — человек, которого ваше преосвященство приговорили к повешению.
Кардинал повернулся в кресле и несколько внимательнее посмотрел на красивого молодого человека, стоявшего перед ним без видимого страха и с улыбкой на губах.
— Ваше имя? — спросил он.
— Мак.
— Как?! Так это вы бежали из Шатле?
— Да, монсеньор.
— И вы осмелились явиться ко мне?
— Я пришел просить совета у вашего преосвященства.
Уверенность Мака в себе поразила грозного министра.
— Совета? — переспросил он.
— Я пришел спросить у вашего преосвященства, что я должен делать: вернуться в Шатле и дать себя повесить под именем капитана Мака или…
— Или?
— Или принять командование одной крепостью в Пикардии — Ла-Рош-Сент-Эрмель, которое мне предлагает король.
— Вам?
— Мне, дону Руису и Мендоза и Альварес и…
И Мак скороговоркой выпалил всю бесконечную вереницу имен, на которую давеча у Сидуана не хватило дыхания.
— Сударь, — строго произнес Ришелье, — еще никому не удавалось безнаказанно посмеяться надо мной.
— Бог видит, монсеньор, что подобная мысль и в голову мне никогда бы не пришла.
— Тогда объяснитесь.
— Все очень просто. Человек, который пользуется при дворе большим влиянием, дон Фелипе д'Абадиос…
Ришелье нахмурился.
— … добился у вашего преосвященства, — продолжал Мак, — приказа меня повесить.
— И что же?
— А сестра дона Фелипе д'Абадиоса, донья Манча…
Ришелье нахмурился вторично.
— … донья Манча похитила меня из Шатле и хочет, чтобы отныне я звался дон Руис. Если я на это соглашусь, то сегодня вечером на равнине Мон-Сури я должен иметь некое свидание по делам королевской службы.
— Господин Мак, — сказал кардинал, — вы — умный человек, и я обещаю вам, что, зовитесь вы Мак или дон Руис, повешены вы не будете. А теперь расскажите мне все, что с вами случилось.
— В час добрый! — подумал Мак. — Наконец-то я нашел человека, с которым можно поговорить.
По знаку Ришелье Серое Святейшество вышел, и Мак остался с первым министром наедине. Беседа их была долгой. Предмет же ее остался никому не известен.
Но выйдя, Мак сказал офицеру в приемной:
— Я думаю, сударь, что вы не прогадали, впустив меня.
И, бросив на него покровительственный взгляд, Мак удалился.
Читатель уже понял, наверное, что, если Мак, не без труда, но прошел к кардиналу, то с Сидуаном дело обстояло совсем иначе. Он вынужден был остаться у ворот Пале-Кардиналь.
Бедный парень горько плакал: он считал, что Мак уже погиб. Кардинал внушал всем непобедимый ужас. А ведь Мак вызвал гнев кардинала, и именно кардинал накануне приказал, чтобы его повесили.
Вдруг кто-то ударил его по плечу. Он обернулся.
Это был дон Фелипе.
— Что ты здесь делаешь? — спросил испанец.
— Жду моего хозяина дона Руиса! — утирая слезы, ответил Сидуан.
— А где он?
— Там!
И Сидуан указал на Пале-Кадиналь. Дон Фелипе полностью растерялся. Мак в Пале-Кардиналь? Что же это могло значить? Однако он взял себя в руки и стал задавать вопросы Сидуану.
— А откуда твой хозяин сюда пришел?
— От ювелира Лоредана.
— Ах, вот как!
И дон Фелипе как-то нехорошо улыбнулся.
Тут Сидуан заметил, что допустил промах, как это с ним частенько бывало.
— Простите, — сказал он, — я сам не знаю, что говорю. Он был не у Лоредана, а у…
И тут он замолчал. Дона Фелипе рядом с ним уже не было.
А испанец в это время вернулся немного назад и подошел к человеку, неподвижно стоявшему на углу улицы Бонзанфан.
— Дорогой дон Диего, — сказал он ему, — вы ведь видели дона Руиса?
— Да, несколько часов тому назад.
— Вы узнаете его?
— Безусловно.
— Тогда останьтесь здесь и внимательно наблюдайте за сторожкой кардинальского дворца.
— Хорошо.
— Когда вы увидите, что дон Руис выйдет оттуда, вы последуете за ним на некотором расстоянии.
— Прекрасно.
— И запомните, что с этого момента вы не должны терять его из виду.
Диего поклонился с видом человека, привыкшего повиноваться.
Дон Фелипе удалился.
— На этот раз, — прошептал он, — донья Манча сдастся перед очевидностью.
И он направился прямо к особняку на улице Турнель.
Донья Манча приказала никого не принимать, но дон Фелипе схватил лакея, преградившего ему дорогу, за пояс, отшвырнул в сторону и вошел.
Он проследовал через анфиладу комнат и дошел до молельни доньи Манчи.
— Это снова вы! — воскликнула она, с гневом глядя на него.
— Вы видите меня в последний раз, — сказал он.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я пришел попрощаться с вами. Я уезжаю.
— Уезжаете?
— Да, в Испанию. Там моя голова и головы наших друзей будут в безопасности.
При этом в голосе дона Фелипе прозвучало такое беспокойство, что это произвело на донью Манчу определенное впечатление.
— Но что же случилось? Говорите! — воскликнула она. — Приказываю вам, говорите!
— Вас любит король, — сказал дон Фелипе, — и вас, может быть, и помилуют… А нас…
— Помилуют, вы сказали?..